Публичное одиночество - Никита Михалков

(1983)

Я думаю, что для тех, кто занимается творчеством, занимается им увлеченно, честно, для кого искусство есть плод духовных поисков, путь постижения истины, выражения сокровенных мыслей, требующих своего выхода, не может стоять вопрос о работе в расчете на чей-то вкус – безразлично «низкий» или «высокий».

Если фильм делается искренне, он не может не найти отклика у какой-то части зрителей.

Этот отклик может быть позитивным или негативным, фильм может нравиться, не нравиться и даже резко не нравиться, но это будет реакция живая, активная…

Мне думается, что у наших картин есть свой зритель. Приятно, когда его круг растет, будет огорчительно, если он сузится, но так или иначе главное для нас – не абстрактное число проданных билетов, а серьезность отношения аудитории к тому, что мы делаем.

Подтверждение этой серьезности я нахожу в спорах вокруг наших картин и в нареканиях, нам адресованных. Любое мнение, даже с авторской точки зрения несправедливое, заслуживает уважения, если оно высказано искренне…

Такая реакция для меня предпочтительнее, чем равнодушная вежливая улыбка человека, который старается побыстрее уйти в сторону, чтобы, не дай бог, не сказать что-нибудь конкретное, в особенности если картина ему не нравится… (I, 17)

(2011)

Сегодня, я думаю, одна из самых больших проблем – это попытка пробиться к зрителю. Уровень интереса зрителя к кинематографу очень сильно изменился, он упростился, опримитивился. И думаю, что это проблема не только наша, а мирового кинематографа в целом…

Но все же я хочу сказать, что есть у нас и думающий зритель, который стремится понять, который «работает» в зрительном зале. Я смог в этом убедиться, прочитав более трехсот рецензий, полученных от обычных зрителей со всей России и СНГ, которые приняли участие в объявленном нами (Студией «ТРИТЭ») конкурсе зрительских рецензий на трилогию «Утомленные солнцем».

Я откровенно потрясен глубиной зрительской мысли. По сравнению с этим отечественная кинокритика – ничто. А ведь эти рецензии писали простые зрители! И это настолько глубоко, и настолько интересно! И неважно, ругают они тебя или хвалят, важно, что они глубинно хотят разобраться в том, что тебя волнует и о чем ты хочешь с ними говорить, а не самоутвердиться за твой счет, пытаясь тебя унизить, и не отплясывая на твоей спине чечетку, чем часто занимаются отечественные критики.

И я убежден, что благодаря именно таким зрителям у российского кинематографа есть будущее. (VII, 5)

ЗЮГАНОВ

(1996)

Зюганов лично – интеллигентный человек, доктор философских наук.

Впервые со времен Владимира Ильича Ленина во главе коммунистов личность, которая имеет действительно хорошее образование, а не просто окончившая ВПШ… И когда Зюганов говорит серьезно, с точки зрения здравого смысла, он не похож на большевика, он, скорее всего, социал-демократ… (I, 66)

И

«И ВСЕ-ТАКИ Я ВЕРЮ…»

(1990)

Сейчас целые поколения людей, изуродованных советской идеологией, вообще не понимают, что происходит. И кроме ненависти к тому, что происходит, у них нет ничего.

И их винить нельзя в этом. Люди всю жизнь привыкли верить в то, что этот строй незыблем.

Я глубоко убежден, что имперское самосознание рушится. Унижение в своем самосознании народа достигло критической точки: уважения к себе нет никакого. И этим народом очень просто управлять. Можно завтра направить совершенно в противоположную сторону. И народ с наслаждением вырвет колья и пойдет крушить.

И все-таки я верю в возрождение. Даже простая логика подсказывает – не может разрушение продолжаться бесконечно. (I, 32)

ИДЕОЛОГИЯ

Идеология и искусство

(1998)

Интервьюер: Ваш фильм «Сибирский цирюльник» основан на патриотической, державной и православной идеях. Не опасна ли столь тесная связь искусства с идеологией?

В таком случае Пушкин, Достоевский, Толстой, Чехов, Бунин – идеологические писатели. Они были людьми державными и православными. К этому нужно относиться как к данности. Люди рождались, воспитывались и жили в этих условиях. В результате написали «Войну и мир», «Евгения Онегина», «Идиота».

Не надо этого пугаться.

Страшно, когда происходит что-то насильственное. Если бы я снимал картину, в основе которой лежала бы идеология секты «Белое братство», тогда был бы повод для сомнений.

А тут в чем странность?

Я – русский человек, воспитанный на русской культуре, но это не мешает мне плакать, слушая азербайджанские песни или стихи казахских поэтов. То, что я делаю, основывается на тех культурных корнях, которые меня взрастили. И только поэтому то, что я создаю, может быть интересно кому-нибудь еще… (I, 74)

ИДЕЯ

Либеральная идея (2010)

Либеральная идея для России на сегодняшний день – гибель.

Вот этот немножко поправил, теперь пусть другой немножко поруководит – эти штуки проходят в маленьких странах. Они не могут существовать в стране таких масштабов. Или каждый регион будет в результате делиться, как в прежние времена, на отдельные княжества, которые будут существовать своей жизнью, не любить иногородцев или соседей, приехавших из другого княжества.

Это развал страны, развал России, гибель мира. (II, 64)

Русская национальная объединяющая идея

(1991)

После официального низвержения коммунистической идеи, которая плохо ли, хорошо ли, но объединяла страну семьдесят лет, так же как до революции империю объединял престол, не осталось идеи, вокруг которой можно организовать структуры, требующие народного единства.

Вокруг свободы или идеи свободы нельзя объединиться, тем более что в России свобода понимается как вседозволенность.

Я считаю, что надо вернуться к давней идее континентального евразийского осознания России. Это основа, вокруг которой можно организовать народы, республики. Понять это принципиально важно, потому что в этом случае возможно возрождение государственно мыслящих людей, живущих в едином государстве, а не на раздробленных территориях. Нужно все структуры стягивать к этому, понимая, что главное – единство государства.

Я не вижу у политиков позитивного желания добиться этого и не разделяю эйфории, сопровождающей происходящие сейчас политические процессы. В результате возникнет та самая раздробленность, которая приведет к катастрофическому раздиранию тела державы. Считаю, что подобное «пространство без державы» обречено на гибель и чудовищное местечковое самоуправство.