Время Обречённых - Валидуда Анатольевич

Без учёта не до конца известных пока возможностей САСШ, которые не преминут тем или иным образом вступить в войну, по авиации Антанта в Европе превосходила силы России и союзников в 1,4 раза, в живой силе более чем в 1,3 раза, в бронеходах на две с половиной тысячи. Правда, благодаря численности артиллерии в русской армии, в ней войска блока превосходство имели незначительное.

Кутепову вспомнилось, как фон Рундштедт, по прибытии в Москву в качестве главы постоянного представительства рейхсвера, после первого же совещания в генштабе признался, что война против Антанты – это сущая авантюра. И когда у него спросили, разве у Рейха есть выбор? он признал, что выбора у Германии действительно нет. Это в Берлине понимали предельно чётко. Как понимали и в Москве, что накапливаемая в Европе мощь в скором времени обрушится на союзников и попрёт на Восток.

И вот, наконец, отзвонили три по полудню тяжёлые напольные часы – совещание прервалось. Германцев пригласили на обед, чтобы потом продолжить уже в другом зале, где были подготовлены подробные карты европейских театров и ждали своего часа проекты директив войскам. Выходя последним на правах хозяина, Верховный поймал на себе задумчивый взгляд фон Рейхенау. Военный министр Рейха за последние часы словно высох и только врождённая выправка прусского военного аристократа не давала ему осунуться под давлеющей тяжестью принятия судьбоносных решений. Кутепову показалось, что теперь и генерал-фельдмаршал разделяет мнение фон Рундштедта об авантюрности и, вместе с тем, неотвратимости грядущей войны.

Баренцево море, 10 августа 1938 г.

Заполярное солнце никогда не восходило высоко – к этому не сразу привыкаешь. Сейчас солнце было скрыто облаками и лишь на несколько минут иногда показывалось между разрывами плотных бело-серых армад.

Ветер то стихал, то набирал силу. Фуражку из-за него приходилось носить пристёгнутой к подбородку, а то, неровен час, улетит за борт и пиши пропало.

Майор Вольф Зиммель, командир дивизиона палубных торпедоносцев, стоял на помостке у бронеколпака стартово-командного пункта БЧ-6 – или в просторечии у "вышки". Стоял, держась за ограждающий помосток леер и, наверное, в тысячный раз рассматривал полётную палубу. Там внизу копошились фигурки техников; совсем недавно встала на место бронеплита, закрывшая шахту лифта, что унёс в ангар самолёт. Ещё один истребитель уже сложил консоли, техники осматривали его, готовясь подкатить с помощью буксира ко второму лифту. В воздухе сейчас находилась дежурная пара истребителей.

Все те месяцы, что Зиммель служил на авианосце "Адмирал Макаров", он не переставал восхищаться этим кораблём. Авианосец такого тоннажа был пока что единственным в русском флоте, однако на архангельских верфях достраивался его собрат – более тяжёлый "Адмирал Колчак". На теперь уже искушённый взгляд Зиммеля трудно было представить в северных морях и Балтике нечто более грандиозное среди авианосцев, чем "Макаров". Только новейшие линкоры и линейные крейсеры превосходили его по водоизмещению и габаритам. 37 тысяч тонн, около 1500 человек экипажа, максимальная скорость хода 34 узла, превосходное бронирование, в том числе ангаров, два 26-ти тонных лифта и два 14-ти тонных. "Макаров" имел мощное оборонительное вооружение, расположенное в основном ниже уровня верхней палубы: четыре контрминные(1) батареи в составе шестнадцати 25-мм автоматов; зенитные батареи – четыре 100-мм, восемь 76-мм и двадцать четыре 37-мм орудий. Главным оружием авианосца была, конечно, авиация. Всего 70 самолётов: 40 истребителей Альбатрос, 25 торпедоносцев Касатка и 5 разведчиков ИМ-5Р. "Макаров" был гордостью северных корабелов, воплотивших в нём все самые последние достижения инженерной мысли. На текущий момент он по многим параметрам превосходил британские "Илластрисы", которых, впрочем, англичане успели построить уже четыре штуки. В русском флоте имелись и малые авианосцы, большинство из которых перестроены из устаревших тихоходных крейсеров времён Мировой Войны. Эти авиаматки несли от 18 до 24 самолётов, как правило, разведчиков и старых торпедоносных бипланов, использовавшихся теперь в качестве самолётов противолодочной обороны.

Перестройкой старых кораблей под авианосцы занимались отнюдь не только в России. Первыми это стали делать массово американцы с начала-середины двадцатых, перестраивая линейные крейсеры. Согласно вашингтонскому договору от 1922-го года, подписанному Великобританией, Североамериканскими Соединёнными Штатами, Японией, Францией и Италией, страны участницы обязались иметь определённый совокупный тоннаж надводного флота, тоннаж подводных лодок и авиаматок договором оговаривался отдельно. Поэтому часть линкоров и крейсеров была перестроена под авианосители зачастую с сохранением башень главного калибра, как, например, американский авианосец "Лексингктон" имел первоначально восемнадцатидюймовые орудия главного калибра. Эта лазейка широко использовалась адмиралами разных стран. В 1926-м к договору присоединилась и Россия, справедливо считавшаяся на тот момент слабой в военно-морском отношении державой – годы Гражданской и послевоенная разруха сильно сказались на русском флоте. Когда же после провала лондоской конференции 1930-го вышла из договора Япония, а за ней и Россия, достроившая в 1927-28 годах линейные крейсеры класса(2) 'Измаил', заложенные ещё в конце Мировой; а затем и остальные страны – та же Англия с конца двадцатых стала постепенно отходить от вашингтонской формулы, началось строительство профилированных авианосцев. Главной ударной силой флотов во всём мире по-прежнему считались линейные корабли. После лондонского провала ничто больше не сдерживало морские державы в тесных рамках и в начале десятилетия верфи получили столько заказов, сколько не имели со времён Мировой Войны; в той же Великобритании уже к 1935 году вступили в строй первые три в серии линкоры типа 'Кинг Джордж V' (II).

Ветер вновь стих. Зиммель засмотрелся на вспененный след кильватера, что оставлял за собою корабль. В шести кабельтовых позади и румба на три чуть левее шёл тяжёлый крейсер "Воевода", казавшийся с высоты надстройки "Макарова" этаким недомерком. Чего уж говорить об эсминцах, больших охотниках и судах обеспечения, что шли в составе эскадры походным ордером. Остальные три собрата "Воеводы" едва различались прямо по курсу на горизонте. Эскадра направлялась в район учений, где должна встретиться с главными силами Северного флота – линейными дивизиями и бригадой линейных крейсеров. Большие учения в августе были уже вторыми в этом году, в них, как и в марте, планировалось участие основных сил Рейхсмарине. А где-то далеко в море район учений уже перекрыли подлодки, сторожевики и эсминцы, совместно с которыми несли дозор самолёты и гидропланы 1-й морской авиаэскадры, базирующейся на аэродромах и пирсах Кольского полуострова.

Тусклое солнце вновь выглянуло из облаков и совершенно непостижимым образом вдруг навеяло Вольфу семейные образы. Перед глазами встали Катрина и трое сыновей, которых он, бывает, и месяцами не видит. Особенно теперь – на флоте. Катрина, или Катя-Катерина, как её зовут в России, была родом из Баварии. В тридцать первом её семье удалось пробраться в Померанию, а затем покинуть Германию на русском пароходе. Сперва был Ревель, потом их забросило в Сибирь, о которой в Германии ходило много страшных слухов, небылиц и нелепиц. Зиммель познакомился с нею в Новониколаевске(3), через который он перегонял самолёты из Нижнего Новгорода в Приморье, а иногда и через Охотское море на Камчатку. Свадьбу сыграли в Уральске(4), куда её семья переехала спустя месяц их знакомства. Некогда захолустный городок, являвшийся, тем не менее, столицей обширной области, простёршейся от середины восточного Каспия до северных отрогов Уральских гор, был теперь промышленным городом с около трёхсоттысячным населением. С тех пор Катрина мотается с ним по гарнизонам по всей чудовищно огромной по европейским меркам России.

В этот момент Вольфу стало особенно тоскливо, хотелось прямо сейчас хоть на миг услышать нежный голос жены и весёлый детский щебет. Шутка ли – почти весь июнь провёл в море, а в июле бесконечные полёты и организация тренировок переведённых из армейской авиации лётчиков, которых на борту не менее половины. Остальные пришли из морских авиаэскадр. Учебные торпедометания, командировки и полёты, полёты, полёты. Дома он появлялся редко.

Вытащив из внутреннего кармана кителя семейную фотокарточку, хранимую под сердцем, Вольф почувствовал, как сразу стало веселей. Облокотившись на леер, он рассматривая родные, милые лица. Всё-таки его ждут и любят. Александр – его первенец, которому только через год идти в первый класс, уже мечтает стать лётчиком, как папа. А Катрина не раз намекала, что давно подумывает о дочери. Всего неделя прошла, как расстались, а как будто месяц. В тот день к пирсам архангельской базы, на рейде которой стояли "Макаров" и гордые красавцы линейные крейсеры, в окружении тральщиков, минзагов и прочей мелюзги, напутствовать уходящие экипажи прибыл сам главком ВМС Кедров. А Катрина с детьми была где-то в толпе, Вольф как мог искал её взглядом, но тщетно. И когда, наконец, грянул марш "Прощание славянки", он всё-таки разглядел их – нарядно одетых, машущих руками. Махали Катрина и Алекс с Вилли, младший Арни спал у матери на руках. Спал не смотря на окружающий шум. А потом была стоянка на рейде Ваенги(5), заход в Романов-на-Мурмане был в последний момент отменён. Прогулки по бесконечным сопкам и небольшому городишку. Длинные одноэтажные дома, низкорослые берёзы, деревянные тротуары и пешеходные дорожки, как и в Архангельске, и обстоятельные горожане с суровыми лицами жителей севера.