Россия - Век ХХ-й (Книга 2) - Кожинов Вадим Валерьянович

Твардовский утверждал то же самое поэтически; не менее существенно его поэтическое осознание того, что дело было не в Сталине, а в мифе о Сталине:

...Но кто из нас годится в судьи

Решать, кто прав, кто виноват?

О людях речь идет, а люди

Богов не сами ли творят?..

Кому пенять!

Страна, держава

В суровых буднях трудовых

Ту славу имени держала

На вышках строек мировых...

Следует отметить, что цитированные только что строки Твардовский переиздавал до самой своей кончины (последнее прижизненное издание вышло в 1970 году). Убеждения поэта, конечно, развивались, но не представляли собой легко заменяемую в зависимости от изменения идеологического курса "позицию"...

* * *

Уже было сказано, что культ Сталина после Победы 1945 года стал поистине беспредельным, и это имело тяжелые последствия во многих сферах жизни страны,- в частности, в литературе, притом наиболее прискорбным было воздействие безмерного культа на сознание и поведение тех, кто тогда только еще вступал на литературный путь.

Ярким образчиком может служить в этом отношении фигура Евгения Евтушенко, достигшего чрезвычайной популярности, в силу чего он стал достаточно значительным явлением самой истории 1950-1970 годов (другой вопрос - как оценивать сие явление), хотя никак нельзя причислить сочиненное им к значительным явлениям поэзии.

Недавно был опубликован посвященный Евтушенко раздел из "Книги воспоминаний и размышлений" Станислава Куняева55. Я согласен со всеми его суждениями, но считаю уместным добавить, что с объективно-исторической точки зрения Евтушенко являет собой своего рода "жертву культа Сталина". Это, как станет ясно из дальнейшего, отнюдь не "оправдывает" его, но многое объясняет в его сочинениях и поступках.

Станислав Куняев процитировал евтушенковские строки, восхваляющие Сталина и выделившиеся из многоголосого хора своей "задушевностью", благодаря чему их автор был за свою первую же, вышедшую в 1952 году, тонкую книжку немедля принят в члены Союза писателей СССР, минуя тогдашнюю ступень "кандидата в члены СП", и стал, не имея аттестата зрелости (уникальный случай!), студентом Литературного института СП. Стоит привести его прямо-таки "интимные" строчки о Сталине (см. также другие строчки, приведенные Станиславом Куняевым):

...В бессонной ночной тишине

Он думает о стране, о мире,

Он думает обо мне.

Подходит к окну. Любуясь солнцем,

Тепло улыбается он.

А я засыпаю, и мне приснится

Самый хороший сон.

Итак, даже хорошими снами мы обязаны вождю! Ныне Евтушенко "оправдывается": "...я очень хорошо усвоил: чтобы стихи прошли (то есть могли в 1949-1952 году попасть в печать.- В. К.), в них должны быть строчки о Сталине"56. Но это беспардонная ложь; так, истинный поэт Владимир Соколов, начавший печататься почти одновременно с Евтушенко, в 1948-м, о Сталине не писал. И не потому, что был "антисталинистом", а не желая добиваться "успеха" не имеющими отношения к творчеству "достижениями". Позволю себе сослаться и на свой литературный путь: выступая в печати с 1946 года, я при жизни Сталина ни разу не упомянул о нем, и опять-таки не потому, что в те времена "отрицал" вождя, но потому, что считал воспевание его чем-то недостойным...

Евтушенко, "задушевно" превознося Сталина, конечно же, сознавал, что это способ добиться громкого "успеха" без подлинного творческого труда... И он сразу же обрел статус "ведущего молодого поэта", начал выступать "в одном ряду" с тогдашними "мэтрами",- например, на считавшейся наиважнейшей дискуссии о Маяковском в январе 1953 года, где ему предоставили слово единственному из его поколения,- стихи его стали публиковаться в газетах рядом со стихами самых "маститых" (разумеется, с официальной точки зрения) и т. д. В частности, будучи "незаконно" (без аттестата) принят в Литинститут, он не счел нужным в нем учиться, ибо сам уже стал, в сущности, "маститым".

Я назвал Евтушенко "жертвой культа Сталина", имея в виду, что именно этот культ создал условия, в которых громкий "успех" мог быть достигнут предельно легким путем. Это, повторю, нисколько не оправдывает Евтушенко, ибо пуститься или нет на такой "путь" - каждый человек решал сам.

Могут напомнить, что до Евтушенко многие подлинно значительные поэты воспевали Сталина: в 1935 году это сделал (кстати, первым из русских поэтов) Пастернак, в 1945-м - Исаковский, в 1949-м - Твардовский. Но тут есть принципиальное различие, ибо эти поэты уже имели к тому моменту бесспорное признание, достигнутое на пути творчества. Совсем иное дело превознесение вождя автором, еще ровно ничего не сотворившим: такой "дебют" затруднял или вообще преграждал путь к подлинному творчеству...

Выше шла речь о том, что Твардовский и после "разоблачения" Сталина, не опасаясь гонений, воплощал в поэзии свои убеждения,- и это обнажает все ничтожество Евтушенко, ибо, когда он позднее стал самым резким образом "разоблачать" Сталина, это было столь же конъюнктурным делом (кстати, тот же Владимир Соколов этим не занимался), как и прежние его восхваления. Вернее, даже более недостойным, ибо Евтушенко теперь добивался нового успеха, отвергая как раз то, что обеспечило ему прежний! Сейчас Евтушенко рассказывает* о том, как его "антисталинские" стишки (определение вполне адекватное, ибо с точки зрения художественной ценности они ничтожны) были напечатаны в главном органе ЦК КПСС "Правда" по распоряжению самого Хрущева57. Привыкнув к своему "пути", он попросту не отдает себе отчета в том, что хвастаться таким оборотом дела по меньшей мере неприлично. Особенно если учесть, что в этом же своем мемуарном сочинении он с совсем уж наглой лживостью заявляет: "...я написал и чудом пробил сквозь цензуру "Наследников Сталина"" (там же, с. 9. Выделено мною.- В. К.). Ведь это все равно что похвальба зайца, победившего-де лису, ибо на его стороне выступил медведь!

Вероятно, следующее мое суждение будет воспринято как парадокс, но, если вдуматься, Евтушенко проявил больше "смелости" не при сочинении своих "антисталинских" стишков в 1962 году,- то есть после окончательно "заклеймившего" Сталина ХХII съезда КПСС,- а во второй половине января феврале 1953 года, когда он сочинил стишки о "врачах-убийцах". Как он в ироническом тоне объясняет теперь, "я... поверил тому, что врачи хотели-таки отравить нашего родного товарища Сталина, и написал на эту тему стихи" (с. 434); однако, сообщает он, добрые друзья отговорили его отдавать их в печать.