Путь в Иерусалим - Ян Гийу

Могущественная рать Фолькунгов подъезжала к церкви Форсхема. Уже появились первые всадники, но хвост войска терялся где-то вдали. Церковный колокол звонил словно к несчастью, а может, наоборот, приветственно, и бонды выстроились в ряд, чтобы поглазеть на это зрелище. Они стояли молча, испуганно, ибо никто не ведал, пришла ли эта орда сюда, чтобы ввергнуть страну в войну или же для сохранения мира. Понять это было трудно. Хотя простым бондам рать Фолькунгов внушала скорее страх, чем надежду.

Совершив на полпути привал и отдохнув, в ожидании скорой встречи с сородичами, число которых удвоит войско, Эскиль начал осторожно выспрашивать у Арна, что тяготит его, что бьшо причиной поездки в монастырь Варнхема, после которой брат подверг себя десятидневному покаянию, питаясь лишь хлебом и водой и нося власяницу, которую заметил Эскиль, хотя Арн и пытался скрыть ее. Эскиль поспешил заверить брата, что вовсе не собирается выпытывать у него тайну исповеди, но он все-таки ему не чужой. Брат может говорить с братом о гораздо более деликатных вещах, нежели только рыба и серебро.

Тогда Арн без обиняков выложил ему, что он покрыл себя позором: напился, его стошнило, а ночью после пира в Хусабю он совершил нечто такое с женщиной, что совершается только в браке, и очень раскаивается во всех этих глупостях.

Однако Эскиль вовсе не встревожился, услышав слова брата. Напротив, он громко расхохотался, так что отец, скакавший впереди, повернулся в седле и строго взглянул на них. Ведь Фолькунги ехали на тинг отнюдь не веселиться.

Понизив голос, но по-прежнему весело Эскиль сказал, что он все понял и догадаться об этом не составляло труда. Насчет обильной пищи и возлияний и беспокоиться нечего, даже если все это вылетело вон. Это лишь показывает, что гость оценил угощение, таков хороший обычай. И потом, что касается Катарины, ему ведь понравилось? Даже если ничего не решено, все равно может статься, что сам Эскиль или брат Арн вступят в брак либо с Катариной, либо с Сесилией… Альгот сын Поля из Хусабю стеснен в средствах, серебра у него маловато — он разбирался в делах неважно, — так что могло случиться, что земли его в конце концов отойдут к Арнесу безо всякого брака. Тем не менее в Хусабю только и ждут, как бы заключить брачную сделку, и если уж Катарина затеяла такое, так просто для того, чтобы поторопить Господа Бога в этом отношении. Не следует хмуриться, ведь это достойно лишь смеха.

Однако Арну трудно было заставить себя смеяться. Как ни старайся, все равно выходит, что он несет личную ответственность перед Богом за то, что совершил своей свободной волей. Даже если эта самая воля случайно пошатнулась от выпитого пива. Как и Эскиль, отец Генрих посмотрел на этот грех более спокойно, чем ожидал Арн, и сделал те же выводы, что и Эскиль. Похотливая, алчная женщина соблазнила Арна пивом и пошла на уловки, на которые горазды женщины, хитрые, как змеи. А наивный Арн не сумел уберечься от ее сетей.

Поэтому он и отделался таким мягким наказанием, как десятидневный пост, и теперь чист перед Богом. Но ему было трудно порадоваться этому облегчению. Словно он тяжко согрешил вновь, не покаявшись. Его беспокоила мысль, что грех его, даже прощенный, сидит где-то в нем самом. Он хорошо помнил, что не заставил себя долго упрашивать, когда Катарина пришла к нему той ночью.

Король Карл сын Сверкера стоял на крепостной стене Аксеваллы и вместе со своей свитой смотрел, как скачут к месту тинга Фолькунги и Эриков род. Они были подобны волнам синего моря, ибо цвета Фолькунгов — синий и серебряный, а Эрикова рода — синий и золотой. На копьях реяли синие флажки, и были эти копья словно густой лес, которого и взглядом не охватить. Оба рода пожаловали на тинг как хорошо вооруженное войско, а вовсе не несколько дюжин вассалов, и было нетрудно догадаться, что они этим хотели сказать. Но что еще хуже: впереди скакали не только Юар сын Едварда и его зять Магнус сын Фольке, как и следовало ожидать, но и Биргер Бруса из Бьельбу. И это тоже было понятно. Род Бьельбу, самая мощная ветвь Фолькунгов, примкнул к врагам короля. Одно было хорошо: претендент на престол, юный Кнут сын Эрика, чей отец — король Эрик сын Едварда — не присутствовал в синем войске. Иначе бы мира на тинге не сохранить. То, что Кнут сын Эрика не приехал, было добрым знаком стремления к миру.

Король Карл был теперь вынужден держать совет со своими людьми. Провозглашение самого себя королем Западного Геталанда на этом ландстинге придется отложить на будущее — эти планы неосуществимы против желания Фолькунгов и Эрикова рода, демонстрировавших силу.

Но следовало также не показывать свою слабость и испробовать другой вариант: тинг должен избрать ярлом Западного Геталанда первенца короля, Сверкера, который был еще грудным младенцем.

Затем можно надеяться на выгодное разрешение спора между Эмундом Ульвбане[4] и Магнусом сыном Фольке. Здесь была отличная ловушка: Магнус являлся самым слабым звеном в цепи Фолькунгов, и если бы это звено удалось порвать, то король бы победил.

Фолькунги и род Эрика встали лагерем к западу от места тинга, и даже на расстоянии вид у них был воинственный, что и требовалось показать.

Когда поставили палатки и разгрузили повозки, с востока пришел род Сверкера с королевским младенцем. Родичи присоединились к сводным братьям короля, Колю и Болеславу, и численность их войска стала тоже огромной. Так что теперь на западе все переливалось синим, серебряным и золотым, а на востоке — красным, золотым и черным.

На севере и юге собрались те роды, которые не присоединились ни к одной из сторон, и выглядели они бледнее; цвета у них были пестрые, ибо многие, как подобало, приехали на тинг Западного Геталанда не в полном вооружении, а в крестьянской одежде.

Тинг должен был начаться не раньше полудня, когда солнце стоит высоко в небе и наступает благоприятное время для того, чтобы держать совет. Возле самой большой палатки в синем лагере развевался флаг Фолькунгов с золотым львом и еще новый флаг рода Эрика, на котором сияли три золотые короны на фоне голубого неба. Это было прямым оскорблением короля Карла сына Сверкера, ибо род Эрика, получается, славит Эрика сына Едварда как своего короля. Всем известно, что три короны были его, и ничьим другим, флагом. А те, кто прославлял короля Эрика сына Едварда, считались врагом королю Карлу сыну Сверкера. Вражда была тем более явной, что теперь все знали наверняка: именно Карл сын Сверкера стоял за убийством Эрика сына Едварда и несчастный датчанин Магнус сын Хенрика был всего лишь орудием в руках Карла и сам погиб в тот же миг, когда Эрик сын Едварда пал мертвым на землю. Ибо в тот день, когда Магнус сын Хенрика возомнил себя победителем Восточного Ароса, видя убитого короля у своих ног, он лишился поддержки Карла сына Сверкера из Линчепинга. Тот нарушил свои обещания и выступил против своего же ближайшего помощника, убийцы короля.