Современная деловая риторика: Учебное пособие - Т.В. Анисимова

Любое слово может сделать ораторскую речь эмоционально воздействующей. Например, Д.С. Лихачев в своей речи на I Съезде народных депутатов СССР говорил: "Вчера в обеденный перерыв я ходил в реставрационные мастерские Кремля, лазил по железной приставной лестнице на чердачное помещение". Вряд ли можно отыскать в этом предложении что-либо особенное, экспрессивное, если рассматривать его изолированно от ситуации общения, аудитории и личности самого оратора. Но ведь говорит очень пожилой человек, слушатели в подавляющем большинстве много моложе его. Поэтому слова "лазил по железной приставной лестнице на чердачное помещение" приобретают особенную значимость. И люди с душой и сердцем (на которых Д.С. Лихачев и ориентируется) не могут не испытать чувство неловкости при этих словах, которое может перерасти в чувство стыда, когда, продолжая, оратор обращается к аудитории с вопросом и сам же дает на него ответ: "Интересно, кто из министров культуры ходил в эти мастерские? Я думаю, что и забраться туда им было трудно".

Пожалуй, из этого примера совершенно ясно, в чем секрет ораторской экспрессивности: слово должно затрагивать ценностную систему слушателей. Это общее правило по-разному используется в различных ситуациях публичной речи. Иногда выбор слова обусловлен соображениями приличия: способностью слушателей согласиться на определенную степень резкости. Вспомним, например, как в поэме Н.В. Гоголя "Мертвые души" Чичиков в беседе с помещиками по-разному называет предмет покупки: иногда собственно "мертвые души", но чаще как «неживые», "несуществующие", "ревизские души", "окончившие жизненное поприще" или использует другие эвфемизмы, что определяется тем, способен ли слушатель воспринять истинный смысл сделки. На то, что слова с близким значением, но разной эмоциональной окраской оказывают на людей совершенно разное воздействие, ученые обратили внимание довольно давно. Так, Ф. Бэкон пишет: "Ведь существует множество форм словесного выражения, имеющих одно и то же содержание, однако по-разному действующих на слушателя. Действительно, намного сильнее ранит острое оружие, чем тупое, хотя на самый удар были затрачены одинаковые силы. И конечно же, нельзя найти человека, на которого бы не произвели большее впечатление слова: "Твои враги будут ликовать из-за этого", чем слова: "Это повредит твоим делам". Поэтому-то ни в коем случае не следует пренебрегать этими, если так можно выразиться, "кинжалами и иглами" языка."[15, 355]

В политической речи выбор слова часто диктуется требованием формирования общественного мнения по определенному вопросу. Причем очень часто это мнение формируется почти незаметно, минуя сознание. Поэтому здесь именно уровень Выражения оказывается решающим. Сущность этого явления обусловлена тем, что одно и то же событие, один и тот же предмет могут быть названы совершенно по-разному в зависимости от отношения автора к тому, о чем он говорит. (Ср. известный пример: про один и тот же предмет можно сказать "бутылка наполовину полная" и "бутылка наполовину пустая" — и то, и другое правда, однако отношение аудитории формирует разное). "В самом деле, если в рассказе об одном человеке в качестве синонимов глагола «говорить» используются такие слова как «отрезал», "рявкнул", «прервал», а в рассказе о другом "мягко согласился", "с удовлетворением подчеркнул", "выразил признательность" то у вас, безусловно, сложатся весьма различные представления об этих людях, даже если рассказы о них в принципе будут одинаковы."[1, 206]

Интересен в этом смысле приводимый А.Н. Барановым [10, 21] пример постепенной замены заголовка статьи, посвященной расстрелу демонстрации в Южной Родезии под воздействием политических соображений, которая приводит к полному изменению отношения к рассматриваемому событию: "Police shoot dead Africans (Полиция расстреляла африканцев) ? Africans shot dead by the police (Африканцы расстреляны полицией) ? Africans shot dead (Африканцы убиты) ? Africans died (Погибли африканцы) ? Factionalism caused deaths (Фракционность ведет к жертвам)." Ср. еще: "Политическая коммуникация широко использует эмоционально нагруженные слова или действия, чтобы создать нужное отношение публики к тому или иному объекту или явлению. Это может происходить более или менее явно. Так, например, политический лидер может говорить о солдатах как о «героях», "защитниках", «воинах», когда хочет поднять боевой дух нации, уверить ее в надежности армии и нацелить на победу. Он может говорить о них как о «мальчиках», "наших детях, ушедших на войну", если хочет вызвать у публики сострадание и сочувствие, а также подчеркнуть свою отеческую заботу об армии. О вражеских же солдатах лидер, скорее всего, будет говорить как о «варварах», "злодеях", «чудовищах» и т. п. В некоторых случаях то, что говорится, практически невозможно отделить от того, как говорится."[1, 204–205]

§ 69. В языке есть и специальные средства для выражения эмоций — экспрессивная, ассоциативная и оценочная лексика.

Оценочная лексика позволяет выявить своеобразие интеллектуального и эмоционального в слове, т. к. оценка (отличать от аргумента), как непременный момент познания, предполагает единство интеллектуального и эмоционального подхода к предметам и явлениям и становится проявлением единства объективного и субъективного. Объективность оценки заключается в том, что она обусловлена признаками, присущими самому предмету. Субъективность оценки проявляется в том, что эти признаки, присущие предмету, оцениваются говорящим с его субъективной точки зрения и сопровождаются соответствующей эмоциональной реакцией. Для ораторской практики оценочность — настолько важная категория, что она поглощает, подчиняет себе категории эмоциональности и экспрессивности.

Особенно большое значение имеет оценочная лексика для агитационных речей. От ее умелого употребления часто в значительной степени зависит успех всей речи. Как уже говорилось, в начале должна быть показана острота проблемы и сформировано желание эту проблему решать. Для этой цели весьма успешно используется отрицательно-оценочная лексика. В основной части оратор показывает возможные пути разрешения проблемы, используя для этого положительно-оценочную лексику. Так, в речи "Благовоспитанность и вежливость" автор, желая побудить слушателей изучать этикет, возбуждает у них отвращение к тем, кто отрицает правила приличия как ограничение их свободы, и вызывает положительное отношение к тем, кто отдает предпочтение благовоспитанности: "Нынче мы, к горю нашему, видим между молодыми людьми таких, манеры которых до того грубы, что производят отвращение, а говор нахален до такой степени, что даже простонародье, одаренное присущим ему как бы инстинктом верным и чутким, с омерзением относится к этим субъектам мужского и женского пола.

Но оставим этих нравственных нерях и обратимся к тем милым, добрым, благонамеренным представителям русской образцовой молодежи обоего пола, которые понимают всю прелесть порядочности и потому готовы будут со старанием изучить свод законов общественных и светских приличий…" (Выделено нами. — Е.Г.)

Оценочная лексика не только украшает речь, но и служит более точному выражению смысла и позиции автора. Это особенно актуально в выступлениях общественно-политического характера, где оценка личная поглощается оценкой групповой, партийной, национальной и т. п. и поэтому требует еще большего такта и осмотрительности. В качестве самого простого примера такой оценки вспомним идеологические штампы советской эпохи, когда все социалистическое имело яркую положительную оценку, а все капиталистическое — отрицательную: "социалистическая демократия" — "буржуазный плюрализм"; "общество социальной защищенности" — "общество бесправия и угнетения"; "все прогрессивное человечество" — "силы империализма и реакции". С этой же целью употребляется идеологически нагруженная лексика, имеющая целью оценить действия, поступки, слова «своего» как положительные, вызывающие уважение, а действия, поступки, слова «чужого» как неправильные, заслуживающие осуждения — даже в том случае, когда это совершенно одинаковые действия, поступки и слова. Ср.: визит — вояж, возмездие — зверства, вера — фанатизм и т. п. Оценки такого рода неизбежны, однако здесь следует еще раз со всей категоричностью напомнить об этосе оратора, устанавливающем для него ту грань, за которую нельзя переходить ни при каких условиях, грань, не позволяющую заменить осуждение поруганием и оскорблением. Поэтому должны быть решительно осуждаемы и наказываемы ораторы, позволяющие себе эту грань перейти (независимо от того, разделяем ли мы их идеологические взгляды).