Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 1 - Игорь Зимин

На одном из таких театральных маскарадов, подражавших балам в парижской «Опера», Николай I познакомился с молоденькой Варенькой Нелидовой, бедной сиротой, младшей из пяти сестер. Она сумела удержать возле себя императора и только под конец вечера открыла, кто она. А дальше для бедной девочки началась сказка о Золушке. Ее пригласили ко двору, и она понравилась императрице Александре Федоровне. Вскоре Нелидова получила фрейлинский шифр. Эта история породила множество сплетен. Большой свет единодушно зачислил Нелидову в категорию дам «для особых услуг». При этом сами современники, четко контролируя чрезвычайно плотный график Николая I, озадачивались тем, когда же он находит время для свиданий. Так или иначе, но Вареньку Нелидову и Николая I публичный маскарад связал семнадцатилетней дружбой. Хотя современники считали Нелидову далеко не красавицей, однако признавали ее необыкновенную обаятельность, то, что называется шармом. Дочь Николая I отмечала, что, по ее наблюдениям, «женщины такого типа нравились деловым мужчинам, как так называемые «душегрейки». Видимо, Николай I действительно чувствовал себя комфортно в обществе Нелидовой. Так, Ольга Николаевна описывала, как мастерски Нелидова рассказывала анекдоты: «Папа смеялся до слез. Однажды от смеха его кресло опрокинулось назад»553.

Для маскарадов создавались специальные наряды, причем они предписывались циркулярно. Для дам все было достаточно просто. Они обязаны были появляться в масках, полумасках или тематических костюмах. Так, в 1843 г. на маскарад в доме министра императорского двора князя П. М. Волконского императрица пришла «в богатейших средневековых нарядах»554. На аристократических маскарадах, где все прекрасно знали друг друга, было допустимо появление только в маскарадном костюме, без маски. В 1849 г. на традиционном Петергофском празднике, по случаю дня рождения императрицы, сама Александра Федоровна появилась «в великолепнейшем новогреческом (албанском) костюме, в предшествии восьми пар, одетых в такой же костюм, все без масок. Пары эти составляли, сверх великой княжны Марии Николаевны, фрейлины и молодые камер-юнкеры и камергеры»555. На известном портрете графини Самойловой кисти К. Брюллова мы видим на заднем плане публику в маскарадных костюмах, при этом сама графиня тоже в маскарадном костюме, но без маски на лице.

Что касается мужчин, то маски они не носили. До начала 1840-х гг. они обязаны были приходить в различных костюмах, в том числе домино и венецианах. Если на маскараде появлялись офицеры, то без шпаг. Так, барон М. Корф, описывая вечер у графа Левашова в феврале 1839 г., рассказывал: «Мы все были в цветных фраках, без масок, но и без лент, в домино, дававших нам вид немецких пасторов или каких-то Дон-Базилиев, с круглыми шляпами, которых, однако, никто не надевал»556. Император и наследник могли позволить себе появиться в каком-либо экзотическом обмундировании, которое могло сойти за маскарадный костюм. В 1843 г. на маскараде у князя П. М. Волконского Николай I был в пунцовом жупане линейных казаков Собственного конвоя.

В середине 1840-х гг. на костюмированные балы император и вообще мужчины, «военные и статские, являлись… в обычной своей одежде; но дамы все без изъятия были переряжены»557. Однако 12 февраля 1846 г. по случаю маскарада в пользу инвалидов был объявлен приказ, согласно которому любые маскарадные костюмы для офицеров запрещались. С этого времени офицеры развлекались на подобных празднествах только в форменных мундирах и обязательно при шпаге. Маскарады для военных стали отличаться от обыкновенных балов лишь тем, что на первых они должны были носить на голове каски. Можно только представить себе развлекающегося офицера при шпаге и в массивной кожаной каске с имперским орлом.

Как уже говорилось выше, на маскарадах, в силу жанра самого действа, манера поведения гостей отличалась особой демократичностью. В 1842 г. французский живописец О. Верне, сопровождавший Николая I на одном из маскарадов, отмечал: «Каждый предоставлен самому себе – от императора до последнего актеришки. Все проталкиваются сквозь толпу без почитания рангов и не снимая головных уборов. У офицеров поверх мундиров – маленькие шелковые накидки из черного кружева… Его величество держится с удивительной грациозностью, и на него непрестанно нападает множество черных домино, чтобы сказать ему всё, что им только взбредет в голову»558.

Великий князь Алексей Александрович в маскарадном костюме на балу, состоявшемся в Мраморном дворце.1871 г.

Традиция проведения придворных маскарадов в полной мере была продолжена в первое десятилетие правления Александра II. Примечательно, что сам жанр маскарада, даже на заданную тему, оставлял достаточный простор для фантазии участников действа. Эти фантазии допускали даже некоторое отступление от весьма жестких условностей большого света.

Великий князь Владимир Александрович в маскарадном костюме на балу, состоявшемся в Мраморном дворце. 1871 г.

Молодым светским львицам жанр маскарадов позволял обнажиться чуть больше принятого или намекнуть своим костюмом на некую загадку. Граф С. Д. Шереметев, описывая петербургское общество 1860-х гг., упоминал о вечере в доме княгини Е. П. Кочубей: «Здесь я был на знаменитом костюмированном балу, на котором были двор и все общество… помню… княжну Марию Элимовну Мещерскую в виде египетского сфинкса с одной яркой бриллиантовой звездой в волосах. Грусть и сосредоточенное, загадочное ее выражение как нельзя более шли к изображению сфинкса. Тут же был и князь Павел Петрович Вяземский в виде огра (людоеда), в огромных сапогах с раструбами, за голенищами которых насованы были куклы, изображавшие детей»559.

Бывали случаи, когда относительная «маскарадная свобода» становилась поводом для политических эскапад. Так, на одном из придворных святочных маскарадов 1860-х гг. влиятельная фрейлина императрицы Марии Александровны графиня Антонина Блудова, весьма близко примыкавшая к славянофильским кругам, позволила себе надеть простонародный «костюм полотера». На балу «она показалась в рубашке и в больших сапогах». Александр II «вышел из себя. Ей сделано было внушение, и больше уже этого не повторялось»560.

В 1860-х гг. в Михайловском дворце при дворе великой княгини Елены Павловны продолжались блестящие маскарады, бывшие отголоском ушедшей николаевской эпохи. По словам мемуариста, «это было поистине что-то сказочное. Тут были маски и костюмы удивительно богатые и разнообразные, целая депутация каких-то насекомых в мантиях и приветственная у них речь и адрес государю, произнесенная главою депутации букашек»561.