По обе стороны экватора - Игорь Фесуненко

Следом ковыляю я: на правом плече магнитофон «Награ», килограммов на десять весом, в той же правой руке — запасная кассета, в левой — штатив для камеры. Штативом, как я говорил, Алексей пользуется редко, но в данном случае при съемке довольно продолжительного по времени интервью он все же необходим. На шее у меня висит фотоаппарат, чтобы увековечить нашего собеседника и на фотопленке: вдруг когда-нибудь соберусь написать о нем статью в газету и понадобится снимок.

Почему-то всегда получается так, что искомая квартира ожидающего нас общественного деятеля находится на шестом, если не на восьмом, этаже, а лифт не работает… Однако после того, как мы завершили восхождение в пункт назначения и отдышались, мучения наши только начинаются.

Приветливо встретивший нас в прихожей радушный хозяин приглашает в кабинет, садится в кресло и раскрывает рот, чтобы начать интервью. Он еще не осознал, что нам необходимо по крайней мере минут двадцать, чтобы приготовиться к работе: развернуться с аппаратурой, подключить свет, отладить и проверить магнитофон, расставить микрофоны, определить фон, на котором должен быть посажен интервьюируемый, и так далее и тому подобное… Я деликатно посвящаю профессора в таинства нашего ремесла, он с готовностью кивает головой, кричит служанке, чтобы принесла нам по чашечке кофе.

Алексей начинает решать вышеперечисленные проблемы, а я в это время пытаюсь занять нашего героя беседой. Желательно на какие-нибудь абстрактные темы, не имеющие отношения к содержанию будущего интервью. В противном случае он может «выговориться» до того, как заработает камера, и интервью окажется скучным, скомканным, неинтересным.

Итак, мы потягиваем кофе, беседуем, а я с замиранием сердца ожидаю, когда возникнет какая-нибудь непредвиденная сложность… Так оно и есть: Алексей сообщает, что не может найти розетку с электропитанием. Извиняюсь, перевожу этот вопрос на португальский язык, наш друг профессор кличет служанку, служанка появляется и объясняет, что ближайшая розетка находится за шкафом. Алексей, я и служанка начинаем двигать шкаф. Седовласый профессор усердно делает вид, что тоже участвует в этой операции, на самом же деле нам приходится передвигать не только шкаф, но и беспомощно повисшего на нем профессора.

Порядок! Шкаф отодвинут, Алексей яростно вонзает в розетку штепсельную вилку осветительного прибора, щелкает выключателем… Лампа вспыхивает нестерпимо ярким светом и перегорает: мы не обратили внимания на то, что розетка подает напряжение не 220 вольт, а 380, ибо за шкафом оказалась не обычная электросеть, а линия питания аппаратов для кондиционирования воздуха, которые работают на повышенном вольтаже.

Слава богу, у нас есть запасная лампа, слава богу, на кухне мы находим розетку с искомым напряжением. До кухни протягиваем удлинительный шнур, подключаемся, теперь нам с профессором остается занять места, Алексею — установить микрофоны, прорепетировать наезд-отъезд и панорамы с профессора на меня и обратно. Можно начинать. Я включаю магнитофон, Алексей нажимает кнопку, кричит мне: «Мотор идет!» Я раскрываю рот, чтобы представить профессора советским телезрителям, и в этот момент за окном раздается оглушительный треск отбойного молотка: вернувшаяся с обеденного перерыва бригада ремонтников продолжила операцию по вскрытию мостовой в поисках аварийной утечки газа. Записывать интервью под этот аккомпанемент невозможно. Останавливаемся, выключаем свет, совещаемся. Профессор предлагает закрыть окно. Закрываем. Шум заметно уменьшается, но в комнате возникает нестерпимая жара из-за наших сверхмощных ламп. Профессор включает кондиционер воздуха. Аппарат работает исправно, гонит прохладу, но шум от него почти такой же непереносимый, как от ремонтников за окном.

Профессор предлагает отправиться на другую сторону квартиры, где окна выходят во двор. Там есть даже небольшая терраса, на которой можно снять интервью вообще без осветительных приборов, пользуясь естественным светом солнца, но… какое там солнце: как только мы вытаскиваем на веранду штатив с камерой, в ту же секунду начинается неудержимый тропический ливень, и нам приходится ретироваться. Располагаемся в спальне профессора. Но поскольку эта спальня принадлежит не только профессору, но и его жене, приходится изрядно повозиться, убирая из кадра неисчислимые баночки, тюбики, флаконы и прочую косметическую утварь. Согласитесь, что в интервью седовласого ученого о проблемах защиты человечества от угрозы термоядерного уничтожения вряд ли окажутся уместными в качестве фона щипцы для завивки волос или коллекция бигудей. Хорошо еще, профессорская жена отсутствует, и следы нашей творческой деятельности по организации интерьера она обнаружит лишь тогда, когда мы с Алексеем будем уже далеко от этого дома.

…Я не преувеличиваю и не сгущаю краски. Примерно так приходится работать почти всем зарубежным корреспондентам телевидения. Для завершения картины можно только добавить, что когда, распрощавшись с профессором, мы с Лешей бредем, нагруженные «железками» к нашему «форду-кортине», мы еще не знаем, что на ветровом стекле машины нас уже ждет полицейское извещение о крупном штрафе: торопясь на интервью, мы не заметили, что в полусотне метров от места парковки висит знак, запрещающий не только стоянку, но даже остановку автотранспорта.

Поблагодарив небо за то, что отделались всего лишь штрафом (случается, что машину увозят полицейские тягачи, после чего найти ее на сборном пункте будет очень нелегко, а высвобождение из лап блюстителей закона обойдется в весьма круглую сумму), мы возвращаемся в корпункт. Дело сделано, съемка совершена сравнительно малой кровью, и через пару дней, когда ближайший рейс «Аэрофлота» доставит этот опус в Москву, зрители программы «Время» увидят и услышат плоды нашего труда после традиционной вводки Ани Шатиловой или Дины Григорьевой: «Мировая общественность продолжает комментировать последние мирные инициативы Советского Союза. Наши корреспонденты ведут репортаж из Лиссабона…»

Да, о нашей работе в Португалии можно было бы рассказать массу интересных вещей, вспомнить десятки любопытных историй. И каждая из них могла бы послужить украшением операторской биографии Алексея. Он снимал народные манифестации и бесчинства фашистов, штурмующих здание, в котором проходил митинг коммунистов в поселке Алкобаса. Он был первым оператором, примчавшимся к взорванному террористами помещению кубинского посольства. Снимая одну из демонстраций, он попал в лапы леваков-маоистов, которые попытались избить советских корреспондентов, а камеру — расколотить вдребезги. Лишь в самое последнее мгновение оказавшиеся поблизости солдаты вызволили нас из кольца антисоветчиков.

Однажды, вернувшись домой, он обнаружил, что все четыре шины его «форда», припаркованного у подъезда, проколоты. Поднявшись на свой седьмой этаж, обнаружил, что дверной замок напрочь испорчен и дверь открыть невозможно. Спустившись вниз, он позвонил мне из автомата, я приехал, оценив ситуацию, вызвал пожарную команду. Бравые пожарники проникли в квартиру Бабаджана через балкон, открыли дверь изнутри. На полу мы обнаружили подсунутый под дверь конверт, в котором лежала записка: «Если ты не уберешься в свою красную Москву, то мы изловим твою дочь и утопим ее в реке Тежу. Да и тебе самому придется несладко. Даем тебе неделю срока».

Отдадим Алексею должное: хотя жена его слегка поддалась панике, что в общем-то простительно женщине, которой угрожают похитить и утопить шестилетнюю дочь, сам он не дрогнул. Даже не заикнулся о возможности возвращения в Москву. Просто-напросто сменил квартиру и поселился в другом районе города, где благополучно проработал после этого «инцидента» еще пять лет.

Да, впрочем, что я расписываю его работу в Португалии! В профессиональной биографии Леши Бабаджана эта страна наверняка была далеко не самым трудным этапом. Ведь до Португалии Алексей снимал в Гвинее-Бисау, точнее говоря, в «португальской» Гвинее: это было еще до «революции гвоздик», до освобождения португальских колоний в Африке. И работал Алексей не в столице Гвинеи. Несколько недель вместе с «правдистом» Олегом Игнатьевым шел он партизанскими тропами через тропические джунгли, снимая боевые операции, будни и ратный труд партизан, сражавшихся под руководством легендарного Амилкара Кабрала за освобождение своей родины от португальского колониального ига.

А после возвращения из Португалии Леша получил еще более ответственное и опасное задание: целый год проработал в Афганистане. И о том, как это у него получилось, могут судить миллионы телезрителей, видевших его репортажи в программе «Время». Представляю себе, как пригодилось ему там, в Афганистане, умение снимать быстро. Как это было необходимо, когда приходилось работать под огнем, высунувшись на мгновение из-за бруствера окопа или из бронированного транспортера — снять панораму боя, под грохот выстрелов и свист пуль, каждая из которых может стать твоей… Но и там, в Афганистане, он работал без брака и без страха.