Игра кавалеров (Иллюстрации П. Парамонова) - Дороти Даннет

— Ах, Стюарт, — проговорил Лаймонд. — Он явится с ножом и чертовски нудной нотацией — то и другое мимо цели! — когда все окончится. Так к морю же, к морю, о ты, кто посвящен во все тайны!

Когда пробегали мимо арены для турниров, О'Лайам-Роу, у которого пот капал с подбородка, сказал:

— Мишель Эриссон приехал. Они захватили Бека… Человеку, которого мы ищем, около сорока, он маленький, плотный, черноволосый, с рыжеватой бородой.

— Боже! — воскликнул Лаймонд и засмеялся взахлеб.

О'Лайам-Роу казалось, что Кроуфорд трепещет от жизненной энергии. Он бежал, словно танцуя, опережая своего спотыкающегося спутника, а солдаты в кожаных куртках неслись следом. Но у озера он остановился как вкопанный.

— Бог мой, что они делают?! Девочка все еще там. Взгляните!

Они остановились. И правда, барка королевы, нарядно расписанная, заполненная детьми и охранниками, была привязана в середине озера там, где скопились двенадцать маленьких суденышек.

— Лодок нет, — заметил О'Лайам-Роу. — Последнюю взяли для королевы. И музыканты заглушат крики.

— Если подложили длинный запальный фитиль…

— Нет, — поспешно возразил О'Лайам-Роу. — Абернаси клянется, что никто не приближался к этим лодкам с прошлого вечера. Не существует в природе столь искусного канонира, который смог бы изготовить фитиль такой длины.

— Значит, используют горящую стрелу, — ни на секунду не задумавшись, заявил Лаймонд. — В зверинце нет посторонних?

— В этом можно не сомневаться.

— Тогда ее пустят из павильона или с того берега, где стоят колесницы. Видишь, там совсем пусто. Возьми трех человек и обыщи колесницы. А я…

Мишель Эриссон, не поздоровавшись, перебил его:

— Тади, там луки Дианы, а возле трибуны — огниво…

— Найди фонтаны и пусти их. Ты умеешь плавать? Нет? Филим? Боже, нет, посмотрите. Вот Абернаси.

Вереница бегущих людей показалась на тропинках, обсаженных самшитом. Лаймонд и Эриссон бросились к трибуне у самого озера, сверкавшей золотой тканью. Рабочие, переводя дух, глазели на них с крыши. Один побежал.

Лаймонд свистнул. Высокий призывный звук остановил О'Лайам-Роу на полпути к повозкам. Люди де Гизов замешкались и посмотрели наверх. К этому времени охранники на судне королевы заметили суматоху. С берега было видно, как их покрасневшие на солнце лица настороженно обратились в сторону берега. Они подняли щиты, выстроив своего рода баррикаду, за которой не стало видно даже огненных волос Марии. Наверное, они с облегчением подумали, что теперь девочка в полной безопасности. Им и в голову не пришло грести к берегу.

Человек, что был на крыше, скрылся, но они успели рассмотреть невысокую, похожую на бочонок фигуру и рыжеватую щетину на подбородке. Это был Шоле. Лаймонд схватился за один из прочных римских пилястров и стал карабкаться, словно горный козел. Перед мысленным взором О'Лайам-Роу возникла развевающаяся черная мантия оллава, стремительно взбирающегося на мачту «Ла Сове» с ножом в зубах. Сейчас у него не было ножа. Чтобы освободить руки, он сбросил даже широкую холщовую рубашку; на фоне смуглой, покрытой шрамами спины его волосы, казалось, отливали скорее серебром, чем золотом.

Шоле появился с луком в руках на широком картуше, венчающем фасад трибуны. На фоне белого солнечного диска пламя казалось бесцветным, как воздух, но, когда он выстрелил, все различили струйку серого дыма, тонкую и дрожащую, поднимающуюся от пылающей стрелы.

Он быстро пустил одну за другой три горящие стрелы. Первая с шипением упала в воду. Вторая и третья вонзились в деревянную обшивку девятого по счету суденышка — маленькой галеры, находившейся рядом с покрытой балдахином баркой. Затем Артус Шоле бросил лук и огниво на плоскую крышу под собою. Покрытая лаком древесина и нагревшееся металлическое покрытие приняли пламя мгновенно, словно монах — свое мученичество, и между Шоле и Фрэнсисом Кроуфордом возникла огненная преграда.

Речь на латыни была, слава Богу, закончена, а затем завершилось и самое нудное в этой церемонии — высокопарная торжественная речь Эли и ответ де Гиза, в красном шелковом камелоте похожего на иностранца, такого же, как и все прочие англичане. Теперь Генрих, статный, видный, с блестящими черными волосами, в простом белом одеянии с серебряными аксельбантами коснулся книги, поцеловал крест и принял присягу.

Что бы там ни было, все проходило гладко. Генерал ордена Подвязки принялся за дело — взял с подушечки голубую шелковую подвязку с золотыми буквами, поцеловал ее и передал Нортхэмптону. Откинув назад мантию, маркиз принял Подвязку и, опустившись на колени, обвязал вокруг мускулистой левой ноги короля, почтительно и проворно; было видно, что он немало практиковался с конюхами.

Д'Обиньи выглядел подтянутым, молодцеватым и вполне довольным собой. Почему опоздал Франсуа де Гиз? Тот парень, прикинувшийся ирландцем, был шпионом его сестры, это можно с уверенностью утверждать. Спектакль, разыгранный во время схватки с кабаном, был типичным a deux visages [42] — забвение своих интересов на данный момент, повод к снисходительности, которую, возможно, придется проявить позднее. В конце концов она отреклась от своего шпиона в довольно резкой форме. Удивительно, что парень не взбунтовался. И кто может ее осудить — как показали события, она была права.

Можно догадаться, какого рода игру она затеет, вернувшись к себе; де Гиз — регент в Шотландии, де Гиз — Папа Римский, де Гиз — в сущности — король Франции… Недурно. Они позаботились обо всем. Но с этим парнем за ее спиной?..

Что ж, они позаботятся и об этом тоже. Королю он когда-то нравился, он даст Медичи пищу для размышления.

Capito vestem hanc purpuream [43]. Боже, какая жара.

Девятая галера загорелась. С барки Марии увидели это. Чья-то голова и плечи появились над планширем, и пловец перерезал веревки. Затем вся гроздь связанных друг с другом суденышек закачалась; их стало медленно сносить течением. В спешке человек, желавший помочь, перерезал веревки, соединяющие все суда с буем, и дюжина связанных лодок заскользила борт о борт, единой движущейся массой в одном направлении с баркой королевы.

Шоле на дальнем конце крыши стал скатываться вниз. В отдалении О'Лайам-Роу и еще три человека бежали назад. Лаймонд окликнул их, затем, повернувшись, соскользнул с крыши и бросился к озеру. Взметнулись фонтаны — два тонких светлых столба по обоим берегам.

Герцогиня де Валантинуа давно ушла, нимфы исчезли вместе с Бахусом при первых же признаках суматохи; стражники на барке Марии явно не боялись ничего, кроме преждевременного фейерверка, и отталкивали веслами пустую флотилию: бригантины, расписные галеры с драконами на носу. Языки пламени показались на борту и палубе девятой лодки, и тут — о внезапный дар небес! — музыканты, разинув рты, прекратили играть. Лаймонд, уже бежавший по воде, сложил руки рупором.