Семь минут до весны (СИ) - Карина Демина

Стискивают.

Не стенки — руки. Теплые мягкие руки, от которых пахнет травами, и еще виски… и хлебом… и псом по имени Райдо.

— Тише, девочка, тише… все закончилось… все уже закончилось… — он держал ее на руках и раскачивался. Ийлэ раскачивалась вместе с ним.

Плакала?

Нет. Глаза оставались сухими.

— Я не позволю тебя обидеть, — Райдо коснулся губами виска. — Поверь, больше никому не позволю… ты мое сокровище.

Верить нельзя.

Разве что ненадолго… пока ярится буря, которая подобралась к дому, развернула дюжину снежных крыл… бьется, рвется с привязи.

Воет.

Ийлэ слушает вой, и еще мерный стук сердца… и ей тепло сидеть, уютно.

— Что было тогда… — собственный ее голос звучит сипло. — Когда ты сбежал?

— Хватились меня не сразу… и то, потому что в детской было слишком тихо, а я никогда не умел, чтобы тихо… матушку это расстраивало очень. Другие — они нормальные дети, послушные, я же вечно что-то… или куда-то… и в тот раз я до леса добрался… по следу пошел… лосиному… думалось, что докажу всем, что уже взрослый… бестолочь.

Он потерся носом о шею Ийлэ.

— Не бойся, пожалуйста, ты же знаешь, что я тебя не трону… мне твой запах нравится.

— Что?

— Запах, — повторил Райдо спокойно. — Лесом пахнешь. Осенним. Осень я люблю, только раннюю, когда листья золотые и еще паутина летает… но я ж не рассказал… из меня рассказчик не очень, чтобы… я вечно перескакиваю с одного на другое. Охота — это… это на самом деле чудесно…

— Если не на тебя… охотятся.

Говорить все еще было сложно. Ийлэ потрогала горло руками, и удивилась тому, что не ощущает собственных прикосновений.

Он ведь раскопал.

Надоело ждать, когда она закричит. А может, не захотел убивать, не из жалости, но ему было скучно здесь, он сам говорил о том, что надолго застрял, и что привлекать внимания нельзя. Поэтому людей не трогали.

Ийлэ — единственная игрушка.

…игрушки ломают.

…и чинят.

…главное, остановиться вовремя. У него получалось. Он гордился тем, что получалось.

— Прости, — Райдо прижал к себе крепче. — Нельзя охотиться на разумных… даже в шутку нельзя, потому что такие шутки очень скоро перестают быть шутками… и прости, хорошо?

— Тебя?

— И меня… все еще ненавидишь?

Что ему ответить? Ийлэ промолчала.

— Тогда… тогда во мне кровь кипела… или не кровь, а живое железо, с ним тоже непросто управиться. Чем оно сильней, тем сильней ты… и животное в тебе. Главное, не позволить этому животному взять верх… я тогда не думал ни о чем таком. Просто шел по следу… догонял… не особо торопился. Ветер? И что с того… и снег — это не страшно, когда броня нормальная, то холода почти не ощущаешь… главное, цель не упустить… я его догнал… матерый такой лось, который меня не испугался… мы долго танцевали… он, наверное, не одного волка в мир иной спровадил… и мне досталось. Броня броней, но когда лось копытом… челюсть сломал… и ребра… и вообще хорошо потоптался.

Райдо руки разжал.

И пожалуй, можно встать. Он не будет удерживать. Позволит Ийлэ вернуться на прежнее ее место, которое на подоконнике… там спокойно.

Уютно.

И буря близка. Ийлэ будет слушать ее, и еще немного — голос пса, который вплетается в песни ветров, рассказывая сказку… пусть это будет сказка…

— Когда я очнулся, лося уже не было, зато был снег и… и чтобы броню держать, сила нужна, а ее не осталось. Я оказался посреди леса, голый и с переломанными ребрами. Все, на что меня хватило, заползти под ближайшую ель… тогда я еще подумал, что умру… и знаешь, так обидно стало… только-только жить начал, а уже и умирать… и слово дал, что если выживу, то стану послушным… буду делать все, как говорит мама… на благо рода.

— Тебя нашли?

— Как видишь, — в темноте не видно, что он улыбается, но Ийлэ странным образом чувствует эту его улыбку… ему идет… — Братья по следу отыскали… и отец… он пообещал, что как только я отойду, самолично шкуру на заднице спустит, потому что до меня только через задницу и доходит… и слово сдержал. Он всегда его держит. Ийлэ…

— Да?

— Если у тебя не получится, то… мой род исполнит мою клятву… Нат свидетель.

— Получится.

— Ты веришь?

Она обернулась. Бледное лицо, не лицо — пятно, и так легче, потому что не видя Райдо, можно не думать о том, кто он.

И почему Ийлэ не бежит, хотя имеет возможность.

— Я знаю, что тебе нельзя умереть.

— Хорошо.

Вновь тишина.

В его руках тепло… уютно… это неправильно, чтобы вот так… но сегодня и сейчас Ийлэ забудет об этой неправильности. Она сочинит себе историю, в которой не было ни войны, ни ненависти, а был… кто?

Старый знакомый.

В ее истории он безопасен. И в том, что она, Ийлэ, сидит у него на коленях, нет ничего неприличного… в ее истории с приличиями вообще сложно.

— Ты сдержал слово? — в этой истории есть место для вопросов.

— Честно попытался…

— И как?

— Наверное, я был недостаточно настойчив, но… сбегать — не сбегал, делал, что говорят, только… как-то оно все равно не получалось, чтобы… — Райдо вздохнул, и вздох этот опалил кожу.

Отстраниться?

Уйти?

— Матушка все равно огорчалась… отец, тот спокойней был, он изначально на меня особых надежд не возлагал… а я…

— Что ты?

— Мне все время казалось, что я живу какой-то чужой, заемной жизнью… что все должно быть иначе, но я не знал, как именно иначе… и страшно было порвать… тогда, когда я под той елкой хвост морозил, больше всего меня пугало одиночество. Буря вокруг. Снег… а я один… и если умру, то тоже один… вот и хотел, чтобы вместе… семьей… а получалось, все равно один.

Подбородок Райдо уперся в плечо.

— Потом была одна история… нехорошая очень. Да много чего было. И война эта… отец сказал, что мне нужно закрепиться в разведке… я и пошел… только при штабе — это не мое… я туповат немного… медлителен…

— Кто тебе сказал?

— Все говорили. А если не говорили, то думали… я сильный, это да, но на одной силе далеко не уедешь. А с другой стороны и от нее польза есть. Вот и водил десяток за Перевал… устраивали… не важно, это не то, о чем хотелось бы говорить.

Наверное.

Ийлэ не знает той, другой войны.

В последний год отец газеты жег и в город почти не выезжал. И в этом, похоже, имелся некий смысл… ее берегли.

Не сберегли.

— Но главное, что я снова попал в ловушку… и опять едва не сдох. Должен был бы наверняка, но я ж упертая скотина, я ж не могу просто так взять и… — он махнул рукой, потревожив тени, которые отпрянули от пса. — Самое главное, что я понял. Вот она жизнь, прошла уже… а я и не жил-то толком… и счастлив не был… нет, не был несчастен, я люблю свою семью, хотя порой с ними и тяжело, но главное, что мы разные. Понимаешь?