Фантастика 2002. Выпуск 3 - Сборник

Если бы месяца полтора назад кто-нибудь сказал Ломаеву, что в присутствии телекамер речь из него будет литься так гладко и убедительно, он, пожалуй, послал бы пророка подальше. Теперь он в который раз пришел к выводу, что «во всем нужна сноровка, закалка, тренировка». Что ж, этого добра было кушано предостаточно как в Новорусской, так и в Амундсен-Скотте.

Их показывали и в прямом эфире, и в записи, в выпусках новостей. Наутро принесли свежие газеты, где Ломаев на фото витийствовал, тараща глаза на микрофон, Шеклтон готовился принять пас, Кацуки стекленел в улыбке, а индус старался не высовываться, хотя и переоделся демонстративно в национальную курту-паджа-му. Пиар раскручивался нормально. До самого отлета оставалась надежда встретиться с кем-нибудь из официальных лиц китайской политики, но чуда не произошло. Четан Чаттопадхъяйя самокритично заявил, что это все из-за него, индуса, и в Китае не могло быть иначе.

Его попытались убедить в обратном:

– Какой вы индус? Вы антаркт.

– Я уже не индиец, но я всегда индус, - с достоинством выправил он путаницу в терминах. - Религия не национальность. Индусом нельзя стать, но можно родиться, если позволяет карма, и даже родиться в одной из высших каст.

– А вы в какой касте родились, Четан?

– Я брахман.

– Поздравляю с такой кармой. Выше ничего нет, не так ли?

– Боги - выше, - ответил индус и, как показалось Ломаеву, вздохнул с сожалением.

Несколько часов полета в той же птичке - и под крылом пошлиторы, да такие, что дух захватывало. Куда там Трансантарктические четырехтысячники! Потом долго тянулась какая-то река - Ломаев подумал, что это, вероятно, Брахмапутра, но уточнять не решился. С индусом, да еще брахманом приходилось держать ухо востро. Не друг-приятель Ерема Шеклтон. Тут ляпнешь что-нибудь кощунственное - вовек не отмоешься, а то еще и переродишься свиным цепнем…

– Ганготри, - указал куда-то вправо Чаттопадхъяйя, лучезарно улыбаясь. И сейчас же снисходительно пояснил для безграмотных олухов: - Священная гора Индии.

– Которая? - уставился в иллюминатор Ломаев. - Вон та, что ли?

– Нет, ее отсюда не видно. Но она там.

– Понятно… Да, ведь ваша старая станция называлась Дакшин Ганготри!

– Верно. Южная Ганготри.

Ломаев смолчал. Насколько он знал, Индия построила свою первую антарктическую станцию на шельфовом леднике Лазарева километрах в сорока от останков одноименной с ледником станции. Какие там горы? Откуда? Там и застругов-то нет. Чудеса с этими названиями… То ли традиция велит, то ли воображение шалит. Вон и китайцы назвали свою станцию фортификационно-тушеночно: Великая стена. Их право, конечно. Зато никто не скажет, что соригинальничали, выпендрились…

Впрочем, Ломаев должен был признать: идеологически выдержанные названия отечественных станций немногим лучше - Комсомольская, Молодежная, Дружная, Советская… Остальные, выходит, были пенсионные, склочные и диссидентские?

Беллинсгаузен и Лазарев - это да, это ближе к теме. Хотя Лазарева скоро закрыли, признав место опасным - мол, того и гляди опрокинется в море вместе с отломившимся краем ледяного барьера. Прошло почти полвека - и до сих пор «того и гляди». Антарктида скакнула на экватор, а занесенные снегом руины станции как стояли, так и стоят, в море не сыплются…

Таращиться в иллюминатор надоело - чересчур рябило в глазах. После гравюрных антарктических ландшафтов и бело-лиловых гималайских пиков кричащая зелень полей и джунглей назойливо давила на мозг. Все равно что слушать Оффенбаха после Баха, - тошнотно, хоть фамилии у них и рифмуются.

Выручил Такахаши-сан - предложил саке. До свойского парня японцу было еще далеко, но наблюдался определенный прогресс. Конечно, саке оказалось той еще гадостью, но минус на минус дает плюс: после двухсот принятых вовнутрь граммов цветовая гамма под крылом показалась уже приемлемой.

Бхопал оглушил. Взмокший от пота индус на контроле проштемпелевал антарктические паспорта гостей с такой сноровкой, будто антаркты валили в Индию толпами, мгновенно оформил путешественникам трехдневные визы и вовсе не пялился, «как в афишу коза». А за воротами аэропорта шумела многотысячная толпа, запрудившая площадь и прилегающие улицы. У трех четвертей антарктической делегации отпали челюсти. Лишь Чаттопадхъяйя улыбался с полным достоинством, но как-то хитренько.

– Вот гад, - шепотом вынес Ломаев неискренний вердикт. - Предупреждать же надо! Ох, помнут нас…

Какие-то люди, одетые очень одинаково, врезались в толпу тевтонской «свиньей», освобождая гостям проход к богато убранной цветами трибуне. О том, что предстоит митинг (возможно, с песнями и танцами - Индия же!), теперь не догадался бы только слабоумный.

Сказать по правде, гости предпочли бы обед. Но чего не вытерпишь ради Свободной Антарктиды!

Позднее пришлось вытерпеть и обед, составленный из национальных блюд. Вкусив некий блинчик по имени масала-доса, начиненный перцем, как бомба напалмом, Ломаев пролил обильную слезу и не скоро вновь обрел способность разговаривать - к счастью, потому что иначе попросил бы себя пристрелить. Пока же пришлось терпеть совершенно другое: немилосердную жару, от которой на трибуне было негде укрыться, растянувшуюся на час речь индоантаркта Чаттопадхъяйи и рев толпы в ударных местах:

– Хинди-анти - бхаи-бхаи!..

То есть братья. Переводчик кое-как поспевал переводить на инглиш. Сказавши положенные слова о мире, добрососедстве и готовности принимать обездоленных со всего света, Чаттопадхъяйя особо рьяно налег на экологию. В качестве промежуточной точки посадки Бхопал был выбран не зря: тема техногенных катастроф заводила местную толпу с полоборота. Не так-то просто забыть тысячи отравленных. У Ломаева сложилось впечатление, что самое грязное ругательство на хинди звучит как Юнион Карбайд.

Антарктида маячила где-то вдали. Антарктида ничем не угрожала Индии и уж меньше всего техногенными катастрофами. Антарктида ставила под сомнение концепцию неоглобализма, очень несимпатичную для развивающихся стран. Антарктида звала к себе переселенцев и открывала перспективы одну заманчивее другой. Наконец, Индия уже зацепилась за Антарктиду одной научной станцией, а кому теперь станция принадлежит, в сущности, не так уж важно. Похоже, эти антаркты знают, что делают, и не собираются ущемлять ничьих прав - совсем наоборот! Вы только посмотрите, кто стоит на трибуне - свой, хоть и назвался антарктом. Все равно свой!

– Хинди-анти - бхаи-бхаи!..

Завести толпу - дело нехитрое. Куда труднее оказалось не попасть впросак на пресс-конференции, состоявшейся вечером в гостинице. И опять-таки с делегацией не встретился никто из официальных лиц.