Неучтенный фактор - Сергей Васильевич Лысак

густому дыму из его трубы, англичане пытались поднять пары в котлах, чтобы не зависеть от ветра. Но пока не получалось.

Какое-то время сохранялся статус-кво. Английские и французские корабли еле двигались при слабом ветре. Причем те, кто имел машину, лихорадочно пытались поскорее поднять пары в котлах, что было ясно по клубам дыма из их труб. Мы шли параллельным курсом, выдерживая дистанцию, и обменивались выстрелами. Причем каждый наш залп попадал в цель, выламывая целые куски борта взрывами бомб, а вот стрельба противника была безрезультатной. Подавляющая часть его ядер и бомб падала в воду с недолетом. А те редкие попадания, которые иногда все же имели место, не наносили нам никакого заметного вреда. Ядра и бомбы просто отскакивали от железного борта «Ильи Муромца», будучи не в силах его пробить. А поскольку наш огонь был сосредоточен на одной цели – английском флагмане, то вскоре он вышел из линии баталии и направился к берегу. «Duke of Wellington» был сильно избит. Левый борт разворочен, имелся заметный крен, а из портов батарейной палубы вырывался дым. Судя по всему, корабль получил критические повреждения. И чтобы не утонуть, попытался выброситься на мель. Что ему удалось. Английский флагман все же смог дотянуть до мелководья и замер на прибрежных камнях, больше не принимая участия в бою.

Но это произошло чуть позже, а пока что «Илья Муромец» начал обстреливать следующий корабль неприятеля, занимая позицию таким образом, чтобы оставаться для всех остальных в непростреливаемой зоне. Для чего просто зашел в голову вражеской колонны и сосредоточил свой огонь на головном корабле, воспользовавшись своим преимуществом в скорости и маневренности. В то же время наши орудия другого борта открыли огонь по тем судам, что находились на якорной стоянке вдали от крепости, и не принимали участия в ее обстреле. А с началом боя снялись с якоря и попытались прийти на помощь. Однако ничего толкового из этой попытки не получилось. В данной группе не было паровых кораблей, а встречный ветер сковывал маневры парусников и не позволял им идти кратчайшим путем к месту сражения.

Обстрел вражеской колонны продолжался. Неприятель быстро понял, что если продолжит делать то, что делает, то мы будем просто перемалывать его корабли на дрова один за другим, ведя фактически безнаказанный огонь по головному и оставаясь недоступными для обстрела со стороны всей остальной эскадры. Поэтому сломал линию баталии и попытался атаковать кучей, без какого-либо подобия строя. Благо ветер им в этом благоприятствовал. Возможно, тот, кто принял командование после ухода английского флагмана, отдал такой приказ. А возможно, это получилось спонтанно, поскольку англичане и французы просто не понимали, что делать с таким быстрым и неуязвимым для их артиллерии противником. Возможно, надеялись, что, зажав нас с обоих бортов, лишат этим преимущества в скорости и маневренности. После чего имелись шансы закончить бой абордажем в духе средневековых флибустьеров Карибского моря. Но и этот маневр не увенчался успехом. «Илья Муромец» выдерживал дистанцию и вел опустошительную пальбу по тем, кто рисковал подойти достаточно близко. Попадания в нас также участились, но с тем же результатом. Вернее, с отсутствием такового. Многочисленные ядра и бомбы, попадавшие в наш борт, кроме ужасного грохота, никакого другого эффекта более не давали. Во всяком случае, никаких заметных повреждений не наблюдалось, и на ходовых качествах нашего парохода эти попадания не сказались. Мы все так же кружили вокруг кораблей неприятеля, как волк кружит вокруг стада овец, выбирая себе жертву.

Между тем солнце уже коснулось вершин холмов на берегах, окружающих залив Лумпарен. Небо стало быстро темнеть, но бой не прекращался. Еще два вражеских корабля отправились на дно залива, а три выбросились на берег. Мне показалось, что некоторые сделали попытку вырваться из залива в море, что в данной ситуации могло бы дать шанс на спасение. Но «Илья Муромец» перекрывал своим огнем оба фарватера и не давал никому к ним приблизиться, сразу же перенося огонь на беглецов.

Когда окончательно стемнело, и на ясном небе вспыхнули звезды, я подумал, что как минимум до утра сражение прекратится. Поскольку корабли неприятеля были просто не видны на фоне темного берега. Возможно, опытные артиллеристы и справились бы с такой задачей. Но у меня, чисто сухопутного штатского человека, ничего не получалось. Каково же было мое удивление, когда мы пошли на сближение с неприятелем – и бой продолжился! Сблизившись на предельно малую дистанцию, как говорят моряки, «на пистолетный выстрел», мы открыли убийственно точный огонь. Когда удавалось попадать не просто «в корабль», а именно в наиболее уязвимое его место – в ватерлинию. Там, где взрыв бомбы проламывает огромную пробоину, в которую тут же устремляется настоящий водопад. Шансов выжить после этого у корабля нет. Попадания по нам участились, но по-прежнему без заметного успеха. Да, это было «громко». Временами даже очень. Однако это не мешало нашим комендорам вести огонь, всаживая бомбу за бомбой в неожиданно возникающий в ночной тьме силуэт. Наше преимущество было еще и в том, что здесь, в заливе Лумпарен, у нас не было своих кораблей. Все являлись вражескими. А вот неприятелю предстояло еще разобраться в ситуации, чтобы ненароком не обстрелять своих. Как говорили находившиеся рядом со мной матросы, также наблюдавшие за сражением, взаимные обстрелы между кораблями противника все же были. Не знаю, насколько это соответствует действительности. Но в обстановке, когда непонятно, кто где находится и откуда по тебе стреляют, факты «дружественного огня» среди незваных гостей из Европы вполне могли иметь место.

Так продолжалось несколько часов. Бой то затихал, то вспыхивал с новой силой. «Илья Муромец» рыскал в ночной тьме, находя очередную добычу. Как волк, забравшийся в овчарню, режет овец, которым некуда деваться, так и наш ледокол, поймавший вражескую эскадру в закрытом заливе, не давал никому уйти, отправляя очередного «англичанина» или «француза» во владения Нептуна. Но неожиданно все стихло. После постоянного грохота собственных орудий и ударов вражеских ядер по бортам наступила удивительная тишина, нарушаемая лишь пыхтением работающих машин и плеском воды за бортом. Но вскоре и звук работающей машины исчез. А потом раздался грохот якорной цепи. «Илья Муромец» встал на якорь, а с мостика передали команду «Отбой». На мои вопросы, почему стали на якорь, орудийная прислуга лишь пожимала плечами и говорила, что начальству виднее. Но вскоре ситуация прояснилась. На батарейную палубу прибыл рассыльный и сообщил, что меня хочет видеть капитан.

И вот я стою на верхней палубе. Темно, но можно понять, что бой не