Титановый бардак - Квинтус Номен

— Надо новый завод строить…

— Для него станки и клепаются!

— А я имею в виду новый станкостроительный. Почему-то у меня возникли смутные сомнения по поводу завода в Павлово.

— И какие? В октябре он почти наверняка заработает, всё оборудование для него уже сделано или куплено.

— Сейчас в стране выпускается только один автобус в Ярославле, причем по полсотни в год — а Павловский завод будет штамповать по три автобуса в сутки, причем автобусы, считай, последней трети двадцатого века. Алкоголик Валерьян ведь наверняка потребует объемы выпуска увеличить, в какой-нибудь свой план включит…

— Пусть он в какой-нибудь план включит изготовление моторов для него.

— Четырехцилиндровый бразильский алюминиевый оппозитник? Вася говорил, что нынешняя промышленность такой сделать пока не в состоянии.

— Но мы же делаем, значит и другие смогут. Хотя да, наши станки нужны будут…

— Впрочем, я думаю… я надеюсь что Куйбышев, каким бы болваном он не был, на автобусы наши не позарится. Они же цельнометаллические, а со сталью, тем более с прокатом в стране глухо. Вася что, со скуки в Кулебаках металлический заводик проапгрейдил на миллион почти шведских крон? Теперь его сверхплановой продукции автобусному впритык хватает, а там, как я понимаю, хоть наизнанку вывернись, но металла больше получить не выйдет.

— Что-то ты про Павловский завод слишком много знаешь, тебе это зачем?

— А там напротив, через речку, самый мне нужный завод имеется. Тумботинский, где инструмент хирургический делают. Хороший инструмент, я бы даже сказала лучший в мире — но маловато. Ну я и договорилась с инженерами с ЗАТИ, что они Тумботинскому заводу заодно и кое-какое оборудование изготовят. А чтобы вовремя обещанное сделали, приходится следить и пинки живительные раздавать время от времени…

— Так, и мост через Оку это с твоей подачи строить там собираются?

— Товарищ Сухов, между прочим тебе русским языком сказано: любимой жене срочно нужны соленые огурцы. Ты почему еще здесь?

Первого декабря тридцать третьего года в четвертой секции Хранилища-13 состоялась интересная встреча. То есть поначалу она была интересной только для Архипа Михайловича, но немного погодя и остальные участники «заинтересовались». А чуть позже — заинтересовались уже всерьез, хотя день для них выдался… странный.

Николая Тимофеевича Гудцова чекист в немалых чинах (три «шпалы» в петлицах!) встретил у порога его кабинета:

— Требуется ваша консультация, срочно, так что попрошу следовать за мной.

— Но у меня назначено совещание…

— Я уже предупредил директора института, посовещаетесь завтра. Это срочно, машина ждет у подъезда.

— Ну хорошо… А куда мы едем? — поинтересовался он уже когда машина помчалась по улицам. — И по какому вопросу консультация?

— Я не знаю, мне просто приказано вас доставить… сейчас мы едем на Корпусной аэродром. Там несколько человек будет.

Дмитрия Аполлинариевича Рожанского чекисты «пригласили» еще дома, что его поначалу испугало: его ОГПУ однажды уже арестовывало, хотя и всего на несколько дней. Но ему повезло больше, чем Гудцову: чекист сказал, что нужна срочная консультация сотрудникам Девятого управления, а про эту организацию Дмитрий Аполлинариевич уже кое-что слышал, да и лично их работу прочувствовать успел: именно сотрудники этого Управления его после ареста освободили. Так что в самолет он садился, будучи совершенно спокойным — ну, если не считать того, что он, как и любой человек, впервые в самолет садящийся, испытывал страх перед предстоящим полетом. Однако сам полет оказался похож на поездку в автобусе, даже, пожалуй, был более комфортным — а вот когда инженеры прибыли на место, оба они начали волноваться всерьез:

— Здравствуйте, — поприветствовала их молодая женщина, одетая более чем странно: кремовый шелковый брючный костюм на женщинах вообще был довольно непривычен, но три «ромба» в петлицах делали его буквально «сказочным». А прикрепленные к жакету ордена делали эту молодую женщину похожей на… на никого не похожей. Впрочем, Гудцов догадался, что имеет дело с «женщиной в белом», о которой среди ленинградских ученых ходили самые странные слухи: что она сама управляет самолетами, иногда орет на самого Кирова, а некоторые говорили, что несколько раз она ругалась со Сталиным, точнее даже что она Сталина в лицо страшно ругала… В любом случае женщина эта была явно не простая, и её предупреждение оба инженера приняли всерьез:

— Вы сейчас узнаете кое-что, являющееся государственной тайной. Об услышанном и увиденном нельзя рассказывать никому: ни знакомым, ни родственникам, ни даже друг другу. Наказание за нарушение этого правила одно, так что…

— Так может не стоит посвящать нас в ваши страшные тайны? — спросил Гудцов.

— Может и не стоит, но больше некого. И вы же не бабы, которых от тайн распирает и которые сдержаться не могут чтобы кому-то их не раскрыть. А я — как раз она, вот и раскрываю их вам… ладно, пошли узнавать эти страшные тайны.

Неподалеку от аэродрома находились какие-то огромные ангары, упирающиеся, как казалось, в здоровенный холм — но оказалось, что это лишь казалось: эти ангары продолжались и в глубине холма, причем конца им был не видно. Внутри ангара разместился какой-то завод, и цеха были ярко освещены огромным количеством электрических ламп — а вот рабочих среди многих десятков станков видно было немного. Но станки все крутились и жужжали… наверное: через стеклянные стены коридора, по которому они шли, шум цеха почти не просачивался. Цехов: вглубь ангара пришлось пройти через трое расположенных в сотне метров друг от друга ворот. Похоже, и это было не концом огромного строения, вдали виднелись еще одни ворота — но из коридора через небольшую боковую дверь они вышли в небольшой (по сравнению с цехами) зал, где на каких-то металлических верстаках стояло несколько непонятных устройств.

— Вот, Ирина Алексеевна, все наши детишки, — встретил визитеров довольно молодой парень, — результаты испытаний показывают, что ваши требования удовлетворены. Хотя могло бы быть и лучше…

— А что не лучше?

— Мотор номер пять отработал триста часов, мы закончили все проверки и я думаю, что еще часов двести он еще сможет отработать без особых проблем. Правда мощность на нем получалась в пределах пятисот двадцати сил — но это потому, что температуру в камере сгорания мы держали не выше пятисот восьмидесяти градусов. Номер четыре отработал до отказа почти двадцать часов при температуре в семьсот пятьдесят, третий — около пятидесяти при семистах двадцати, второй — сто при шестистах пятидесяти. Я считаю, что в серию надо запускать пятый вариант.

— Он же керосина жрет столько же, сколько и четвертый?

— Даже чуть больше, но лишь самую малость. Тем не менее сами смотрите: свыше пятисот сил при весе