Воспоминания. Том 3 - Сергей Витте

Вообще можно сказать, что Германия вела не умную политику в Алжезирасе. Вместо того, чтобы воспользоваться этой конференцией для проложения первого этапа к действительному сближению с Францией и стремлению к союзу России, Германии и Франции, который должен был увенчаться союзом континентальной Европы, о чем именно и была речь и по-видимому было условлено Императором Вильгельмом со мною в Роминтене, конференция эта послужила мотивом к сближение России с Англией.

Я до сих пор не могу себе представить, что это случилось по недальновидности германской политики, я склонен думать, что выходящая из ряда вон любезность, проявленная по отношению меня Вильгельмом в Роминтене, и разговоры со мною об осуществлена моей заветной идеи континентального союза посредством союза России, Франции и Германии были только шаги, чтобы очаровать меня, зная, что, когда я через несколько дней вернусь в Петербург, от меня во многом будет зависть привести в исполнение пресловутый и поразительный договор, подписанный обоими Императорами в Биорках, когда я проездом в Америку был в Париже.

Когда Вильгельм увидал, что с моим приездом договор этот был аннулирован, германская дипломатия была озадачена, но думала, что я еще одумаюсь, а когда увидала, что с одной стороны я 215 поставлен в крайнее затруднение грозящим расстройством имперских финансов, а с другой, что мы поддерживаем на конференции Францию, то дипломатия эта вздумала отомстить мне, как руководителю Императорского Правительства, вынудив Россию прекратить размен и, между прочим, подушить исконного неприятеля - Францию. После приема, который оказал мне Вильгельм в Роминтене, приема самого фамильярного и не как обыкновенного смертного, а лица украшенного особыми дарами, не смотря на разочарована его, происшедшее вследствие аннулирования Биоркского договора по приезде моем в Петербург, Вильгельм еще не решался отвернуться от меня и 1-ого января поздравил меня, прислав с собственноручною надписью открытку, изображающую один из моментов свидания Императоров в Биорках, что должно было как бы напомнить мне, что все-таки, хотя и в другом виде, мысли проводимые в Биорках и потом в Роминтене нужно реализировать.

Вильгельм в этом отношении не ошибался, я действительно всегда сочувствовал принципу сближения России, Франции и Германии, и если бы оставался у власти, то провел бы, по крайней мере старался бы всеми силами провести сближение этих трех держав.

Вероятно уже после января Вильгельм заметил, что первый пароксизм революции был потушен 17-ым октябрем и Трепов и Дурново меня отодвинули и затушевали в чувствах Государя, а потому, предугадывая непрочность моего положения, он уже забыл свои слова, сказанные в Роминтене, что когда мне (конечно не по личным же делам?) будет что либо нужно, то я могу всегда к нему обратиться через князя Эйленбурга, и он меня постарается поддержать. Когда же я к нему обратился, прося покончить с Алжезирасской конференцией в виду трудности положения России, то он не внял моей просьбе и дал уклончивый ответ, а затем коварным отказом от займа думал поставить меня в полное затруднение. Это не удалось, и немцы не участвуя в синдикате, как это я сейчас объясню, все-таки приняли участие в операции.

Когда все политические затруднения по займу были устранены, а заем во всех своих главных частях был установлен посредством переговоров, веденных мною в течение трех месяцев, и как это мною сказано ранее, согласно желанию Государя, было решено послать для подписания контракта и установления с банкирами деталей Коковцева, то около 20-го марта я попросил его к себе, объяснил ему все положение дела, распорядился, чтобы ему были предъявлены 216 все условия, на которых мы остановились, дал ему самые определенные инструкции и после 26-го марта отправил его в Париж (кажется 26 или 27-го), причем вместе с ним поехал Вышнеградский (сын бывшего министра финансов), бывший все время, когда я был министром финансов, моим сотрудником, служа в кредитной канцелярии сперва начальником отделения, а потом вице-директором и ныне он руководитель одного из наибольших русских банков - С. Петербургского Международного Банка; он всю финансовую кухню займов и вообще кредитную часть знал в совершенстве. Таким образом я был покоен, что и в этом отношении не будет сделано промаха.

Через несколько дней по приезде Коковцева и Вышнеградского в Париж контракт на заем был подписан (3-го апреля) Коковцевым, как представителем русского правительства, а затем представителями всех участников международного синдиката банкиров. Уже через 8 или 9 дней Коковцев с Вышнеградским возвращались в Россию, везя с собою контракт. Контракт этот был передан мне и затем представлен министром финансов Шиповым по принятому порядку в комитет финансов, который, рассмотрев его и утвердив, представил через министра финансов Шипова на утверждение Его Величества.

По возвращение из Парижа Вышнеградского, через него мне прислал глава банкирского дома Мендельсон и Ко. в Берлине, главнейшего банкирского дома всей Германии, Эрнест фон Мендельсон-Бартольди следующее письмо от 5/18 апреля:

"Je profite du passage de M. Wichnegradsky pour Vous faire parvenir ces lignes qui doivent. Vous feliciter de la conclusion de la grande affaire et Vous dire avec quelle profonde satisfaction nous voyons cette importante transaction enfin arrivee au port. J'aimerais bien Vous dire avec quels sentiments nous nous trouvons hors de l'action apres tous les travaux, toutes les peines que nous nous sommes donnees: mais Vous savez tout cela, et je n'ai pas besoin de mots pour Vous l'exprimer. La seule chose que nous ayons pu faire, c'est d'avoir tache de contribuer partout (sur les places etrangeres) a exciter et fortifier l'interet pour le nouvel emprunt, et ce non seulement en theorie par notre correspondance et nos entretiens avec nos differents amis, mais aussi en pratique. A cet egard je tiens a vous dire (mais a Vous 217 seul, car, pour des raisons que Vous comprendrez, il faut absolument que cela reste dans le plus strict secret) que nuus avons pris un interet dans l'affaire a Paris, a Londres, a Amsterdam et a Petersbourg, separement dans chacune de ces quatres places, afin que l'une ne le sache de l'autre; naturellement nous l'avons fait pour faire le plus d'effet possible sur les maisons respectives pour contrecarrer des l'abord une facheuse impression qui pourrait etre produite par l'abstention de l'Allemagne. Je crois qu'en effet cette politique de notre part a porte ses fruits et une certaine angoisse que nous avions apercue ca et la, a ete entierement bannie. Nous en sommes tres heureux ! Je suis tres content de pouvoir Vous dire que nous apercevons des tendances tres favorables pour l'affaire dans les cercles financiers."

Из этого письма первого германского банкира видно, что германское правительство и на этот раз нанесло удар мимо. Действительно уже 17/30 апреля главнейший представитель синдиката всех участников займа Нейцлин мне сообщал:

" L'emprunt international est un fait accompli, la derniere etape a ete franchie hier. Celte grande victoire financiere est aujourd'hui le theme de la conversation generale, et le credit russe est pour la premiere fois, depuis le commencement de la guerre, en train de faire de nouvelles racines dans un terrain considerablement elargi. En constatant ce fait dont, grace a Votre Excellence, j'ai eu l'honneur d'etre l'ouvrier de la premiere a la derniere heure, je me tourne vers Votre Excellence, rempli d'une profonde reconnaissance pour la confiance qu'Elle m'a temoignee pendant tout le cours de l'operation. En abandonnant, dans notre conversation a Tzarskoe Selo, les plans prepares d'avance Votre Excellence m'a donne la pleine mesure de son approbation qui m'a, seule, soutenu et encourage pendant les moments critiques que la negociation a traverses."