Возвращение не гарантируется - Корецкий Данил Аркадьевич

— Ну, мы ж не знали!

— А он не знает, что вы не знали, — ответил Муатабар, усмехнувшись в свою бороду. — Так что не зевайте!

Распрощавшись, бойцы вышли наружу. Поздоровались с собравшимися мужчинами — тех было человек двенадцать, хотя автоматы имелись не у всех. Но настроены они были вроде бы миролюбиво. Слон предложил сигареты, несколько человек взяли по одной, но основная часть интереса к угощению не проявила. Тогда спокойным шагом группа направилась к выходу из поселка. Конечно, когда за твоей спиной десяток вооруженных мужчин и ты не знаешь, что у них в головах, идти не очень приятно. Но рассчитывали на принятые меры предосторожности и благоразумие местных жителей.

Впрочем, все обошлось благополучно. Они сняли с точек не понадобившихся снайперов, прошли скрытый заслон, и когда уже вышли к скалам, их догнали ребята из прикрытия.

— Все нормально, никто следом не шел, — доложил Рог. — Похоже, им до нас нет никакого дела…

— Ну и хорошо, — кивнул Слон. — Давайте ускоряться — скоро упадет ночь!

И действительно, когда они подходили к лагерю, уже стемнело. Костер не горел, и Слон похвалил ребят за то, что они соблюдают светомаскировку. Но смущали полная тишина и отсутствие всякого движения возле палатки… В душах опытных «кинжалистов» зашевелились нехорошие предчувствия, и последние сто метров они преодолели бегом, с оружием наготове. Но оружие не могло ничему помочь и ничего исправить. Бас и Звезда неподвижно лежали на холодном граните — один на спине, раскинув руки, второй ничком. Ранения на телах отсутствовали, но они были мертвы. В лучах фонарей никаких следов на скальном грунте обнаружить не удалось…

Неожиданно Джен пригласили участвовать в фотосессии для мужского журнала «Николай». Как сказал Вениамин, об этом договорился Домбровский.

— Илья Васильевич заранее готовит раскрутку, — пояснил он. — Со всех сторон. Ты будешь на обложках журналов, на радио и телевидении, на эстраде… Звезды зажигают очень быстро, когда этого хотят!

— А чего, собственно, хочет твой Илья Васильевич? — спросила Джен.

— Ну, он скорее ваш, чем мой! — улыбнулся Вениамин. — И хочет счастья для молодых, красивых и талантливых девушек!

— А для талантливых, но некрасивых? — с издевкой спросила Джен. — Или немолодых?

— О, поверьте мне, у таких таланта не бывает, — парировал Веня. — Во всяком случае, в нашей с ним практике такого не случалось!

В отличие от того, что она представляла, фотосессия оказалась довольно целомудренной. Половина проходила в студии, обставленной прожекторами и софитами: Джен снималась в разноцветных обтягивающих трико, ультрамини-купальниках, топлес… Когда дело дошло до обнаженки, то она куталась в полотенце, закрывала грудь скрещенными руками либо подтянутыми к подбородку коленями — по ее меркам, это не выходило за рамки приличия. Может, потому, что в «Сапфире» приходилось выступать и в куда более откровенном виде. К тому же там разгоряченные алкоголем мужики норовили схватить за руку или за ногу, погладить ягодицы или даже засунуть руку с купюрой в трусики гораздо глубже допустимого… Здесь же с ней обращались, как с хрупкой стеклянной статуей, фотографы и их ассистенты были уважительны и предельно предупредительны, как со звездой глянцевых обложек, и ей это очень нравилось.

Вторая часть фотосессии должна была сниматься в домашнем интерьере, и она пригласила съемочную группу в арендованную Галкину квартиру, которая в советские времена принадлежала крупному торговому руководителю. Просторная, богато обставленная, она напоминала дефицитную в прошлые времена шоколадную конфетку, и хотя за прошедшие десятилетия конфетка зачерствела, потрескалась и шоколад облупился, на фотографиях такие мелочи не отражаются, и все должно было выглядеть внушительно и пристойно.

Здесь она изображала не звезду, а обычную девушку за обыденными делами. Вот она чистит зубы перед зеркалом, в махровом халате, который Галка унесла из «Мариотта». Вот, босая, жарит яичницу на кухне. Вот сидит в наполненной пеной ванне и рассматривает свой педикюр…

Все шло хорошо до тех пор, пока не пришла Галка. Она была не в себе: размазанные глаза, слезы по щекам, убитый голос. Последний раз Джен слышала такой голос, когда Галка подумала, что потеряла бриллиантовое кольцо.

— Что случилось?! — бросилась она навстречу подруге, сделав знак, чтобы съемку прекратили.

Фотографы быстро сложили аппаратуру и мгновенно испарились.

— Сёмку арестовали! — ревела Галка.

— За что?

— Да ни за что! Схватили на улице, наручники надели и отвезли в отдел. А там у него нашли пистолет! Это я, дура, его подвела: он просил вчера, чтобы я его забрала и подержала дома…

«Еще этого не хватало», — подумала Джен, а вслух спросила:

— И что теперь?

— А теперь ему все что можно и нельзя пришьют! — убивалась Галка. — Я должна ему помочь! У тебя нет связей в ментовке?

— Да нет, откуда. Ты же знаешь все мои связи…

— Твой Женька наверняка с ними знаком… Да и этот, как его, Лешка…

— Что толку про них вспоминать? Они в командировке, к тому же мы с ними горшки побили…

— Как побили, так и склеим… Вернутся, может, все и наладится! Только мне некогда ждать: надо Сёмку вытаскивать!

— Ты ж никогда к нему неровно не дышала, что вдруг такая любовь вспыхнула?

— Раньше он на воле бегал, а теперь в клетке сидит. Кто ему поможет, если не я? Его стая, наоборот, еще и догрызть готова! Если он там задержится, так и все его деньги раздербанят, и машину заберут, и квартиру — короче, все! У них так принято…

Галка умылась, привела себя в порядок, набросила халат из «Арарат Парк Хаятта», с ногами забралась в кресло и выпила несколько рюмок коньяку одну за другой.

— Выпить хочешь, Женька? Здорово успокаивает! — предложила она.

— Не хочу. А что у тебя на шее? Засос?! И совсем свежий!

— Да так, ерунда, не обращай внимания! — обычным тоном ответила Галка, поправляя воротник. Видно, коньяк действительно хорошо ее успокоил. И, вздохнув, добавила: — Ладно, жрать-то все равно надо. Пойдем в «Якиторию», суши поедим.

Но собраться они не успели: раздался стук в дверь, и в квартиру вошли несколько человек в полицейской форме и штатском.

— У нас постановление на обыск, — сказал сухопарый майор, очевидно, старший не только по званию, но и по должности, доставая из папки лист с издали заметной жирной синей печатью. И распорядился: — Сержант, приведи понятых!

— А что вы собираетесь искать? — спросила Джен. — И вообще, что мы такого сделали?

— Это вы встречаетесь с Семеном Чурковым? — вопросом на вопрос ответил майор.

— Нет…

— Я встречаюсь, я! — на повышенных тонах завелась Галка. — Ну и что с этого?!

— Вот, у вас, как у связи лица, входящего в оргпреступную группировку, мы и произведем обыск. Так положено. Ознакомьтесь и распишитесь! — Он протянул бумагу с печатью. — Чурков вам оставлял что-нибудь на хранение?

— Что он мне может оставлять? — возмутилась Галка.

— Мало ли что. Оружие, деньги, валюту, наркотики. Что они обычно оставляют…

— Я не знаю, кто эти «они», — сказала Галка. — Семен — спортсмен, борец! Откуда у него оружие и наркотики?

— Ладно, посмотрим, — кивнул майор и коротко проинструктировал двух теток из квартиры напротив о правах и обязанностях понятых.

— Это просто позор для нас всех! — всплеснула руками грузная тетка с лицом сплетницы. — У нас же элитный дом! Здесь никогда такого не было! И вот, докатились!

Она бросила испепеляющий взгляд на ошарашенных девушек. В ответ Галка показала ей средний палец с длинным, траурно наманикюренным ногтем.

Обыск длился два часа. Полицейские перевернули все вверх дном, соседки наблюдали с жадным любопытством, ожидая обещанных криминальных находок. Но ничего запретного отыскать не удалось, о чем и был составлен протокол, который подписали участники следственного действия и понятые. Вид у них был разочарованный и, судя по недовольно поджатым губам, ясно было: первое, что они сделают, выйдя из квартиры, сообщат хозяйке — тете Кларе — о чрезвычайном для всего дома происшествии. А первое, что сделает «опозоренная» тетя Клара, — выставит их вон. И снова придется искать квартиру… Впрочем, с посадкой Сёмки, который оплачивал дряхлеющий «Эрмитаж», вопрос о поисках квартиры снова поднимался во весь свой немалый рост. Куда ни кинь — везде клин! Ужастики, ужастики, ужастики…