Экземпляр - Юлия Купор

Забежали в крохотную пыточную камеру — лифт. Чем ближе к дому, тем острее Костя чувствовал, что сейчас смалодушничает, простит ее — если она попросит прощения — и никуда из квартиры не выпустит, даже если она попытается бежать. Ехали в лифте, кажется, восемнадцать часов, Костя даже задыхаться начал, а может, и не в отсутствии кислорода дело было.

— Я ведь из-за тебя человека убил, — сознался, расстегивая куртку, Костя.

— Я себя ненавижу, — тихо ответила ему Диана.

— Я тоже.

Костя уже вышел из лифта (дышать легче не стало) и пытался попасть ключом в замочную скважину. Диана забрала у него ключ, щелк-щелк, два оборота — и дверь открылась.

В коридоре, уже когда разулись и повесили — Костя злосчастную куртку, а Диана пальто — на один крючок, произошло странное. Потом, когда уже все закончилось, Костя так и не смог вспомнить, кто был инициатором (или же это была какая-то совместная вспышка страсти?), но вот он уже вспомнил, как прижал Диану спиной к себе (или все-таки это она прижалась?), и как одним рывком спустил с нее джинсы вместе с трусами трусами (видимо, ради хоккеиста она кружевные надела), и как легко сам спустил штаны и вошел в нее, быстро, безо всяких прелюдий, и что-то зашептал в ухо, скорее всего, какие-то глупости, и начал быстро двигаться внутри, одновременно крепко стискивая ее за руки. Была у него мысль, чтобы стало уж совсем грязно, перейти к анальному сексу, но он не успел, потому что слишком быстро кончил. И как-то нелепо оргазм совпал с приступом тошноты — сказался выпитый алкоголь, — так что Костя, как был со спущенными штанами, умчался в туалет блевать и долго, очень долго стоял на коленях перед унитазом, извергая вулканические потоки рвоты. Когда он, уже прополоскав рот отвратительной хвойной микстурой, зашел на кухню, вытирая лицо мокрым полотенцем, Диана, мурлыкая под нос какую-то песенку, уже ставила на стол две чашки ароматного кофе.

— Тебе настолько не понравилось? — кокетливым тоном спросила она. — Это новые капсулы, тут кофеина больше.

Костя озадаченно сел за стол, продолжая держать в руках полотенце.

— Ты чудовище, — отрешенно произнес он.

— А ты не знал? Мы десять лет женаты, мог бы и догадаться. Я Белогорская, что с меня взять.

— Точно. От осинки не родятся апельсинки — так мой отец говорил.

— Ой, — воскликнула Диана, сделав вид, что обожглась кофе.

— В тот вечер, — Костя вытягивал из себя слова, точно клещами, — ты летела через всю страну — не ко мне? Ведь не ко мне же? Ты летела, чтобы замутить с моим отцом, да? Он же тебе всегда нравился.

Диана отодвинула чашку и спрятала лицо в ладонях. Каштановые пряди повисли на тонких пальцах, будто диковинные лианы.

— Отвечай же! — Костя стукнул кулаком по столу, отчего задребезжали чашки и пепельница.

— Я была не в себе, — голос Дианы, пропущенный словно через фильтр, прозвучал глухо. — Я сошла с ума и не ведала, что творю. Я хотела умереть. Черт побери, больше всего на свете я хотела умереть, разбиться в этом самолете авиакомпании «Аэрофлот».

— «Трансаэро», — поправил ее Костя. — Когда ты уже запомнишь?

— Нет, Кость. Ты меня, как всегда, не понял. Я летела в этом самолете: папа — по правую руку от меня, мама — по левую, и я посередине, напичканная лекарствами, пережившая, как мне казалась, главный ужас всей своей недолгой жизни. Гудели турбины. А я летела и думала только о том, чтобы этот самолет разбился, разбился в труху, и чтобы нашли эти дурацкие черные ящики, как показывают в новостях, и чтобы на место аварии прилетела съемочная группа Первого канала, и чтобы где-нибудь собралась плачущая толпа, и чтобы… Чтобы меня в этом блядском цирке уже не было, больше никогда не было! И знаешь, я иногда представляю себе, что тот самолет Москва — Екатеринбург так и не приземлился в аэропорту Кольцово, и мои обгоревшие останки похоронили в общем гробу, а все, что произошло после этой катастрофы, лишь плод больного воображения моей души, которая на всех парах ебашит в ад!

— Диан, хватит уже нести чушь! — рассердился Костя.

Главным образом из-за того, что все события того вечера, вечера, когда пьяная вдрызг Диана Белогорская, его будущая жена, появилась на пороге родительской квартиры, замерзшая, лопочущая страшные слова про смерть и катастрофу, — так вот, все эти события он миллион раз прокручивал в своей голове и так и сяк, понимая, что не могут кусочки пазла сложиться в единую картину.

— Диан, ты не в Кольцово прилетела. Я же видел твой авиабилет. Ты прилетела в челябинский аэропорт. Международный аэропорт Челябинска имени Курчатова. Что ты несешь?

— А может, и не прилетела, — тихо, потупив взор, произнесла Диана.

— Ты не была в аду, Диан, — мягко перебил ее Костя, у которого от этой речи начали привычно плавиться мозги — он так и не перестал удивляться странному, пугающему до черноты мировоззрению Дианы Белогорской, той самой Белогорской, которая никогда ни на йоту не была Григорьевой, хотя в паспорте вот уже десять лет значилась именно эта фамилия. — Ты не была, а я был. И знаешь, это вполне себе веселое место.

Он залпом допил остывший кофе, и, вот блин, даже кофе имел какой-то сивушный дух.

— Что-то с тобой произошло за последнее время, да, — заметила Диана, закуривая сигарету.

Костя бросил невольный взгляд на холодильник. Магниты, магниты, дурацкие магниты, опять они висят неправильно! О, они, эти магниты, буквально сводят с ума! Костя рывком поднялся со своего места, в два шага подлетел к холодильнику и пообрывал уродские магниты. Пообрывал, дернул дверцу, за которой стыдливо пряталось мусорное ведро, да и выбросил их все. Тай (Самуи и Пхукет), Париж, отчего-то Пенза (там кто-то из друзей был), бессмертный Питер и Владивосток с этим его Русским мостом. Все-все выбросил. Даже как-то легче стало.

— Я душу дьяволу продал, — сообщил Костя, снова садясь напротив Дианы.

— В смысле, ты связался с криминалом, как твой… — Диана осеклась, решив, очевидно, лишний раз не упоминать о Григорьеве-старшем, — как мой… как наши?..

— Нет, зайка моя. Все намного-намного сложнее. Зато я теперь дружу с Робертом Векслером.

— Ох, — Диана округлила глаза и затянулась сигаретой.

Она задумалась — отвела взгляд куда-то в сторону, прищурилась, отчего вокруг глаз появились заметные гусиные лапки, и еле слышно произнесла:

— Если я попрошу прощения, то смогу остаться с тобой? Если что, я с Крапивиным даже еще не спала, так что по факту я тебе не изменила.

— Зато ты