Гвоздь в башке - Юрий Брайдер

Тут требовалось нечто сногсшибательное, из ряда вон выходящее, о чем раньше никто и слыхом не слыхивал. Сначала я хотел под видом серебра расплавить на огне замороженную ртуть, чтобы затем прополоскать ею рот, но где ты добудешь необходимый для этого сорокаградусный холод?

Конечно, можно было поднапрячь память и вспомнить какой-нибудь подходящий рецепт из книжки «Юный химик», которую я однажды сподобился прочитать. Но опять-таки возникнут проблемы с реактивами и химической посудой. Ведь здесь, наверное, обыкновенной марганцовки не сыщешь. Да и кого удивишь взрывом гремучего газа, или исчезновением железной иголки в азотной кислоте? За душу не берет.

И тут меня осенило! Не берет за душу — возьмет за голову. Знаю я одно такое удивительное средство, загнавшее в гроб больше людей, чем порох, но в то же время подарившее им больше веселья, чем все на свете шуты и скоморохи.

Конечно, речь идет не о вине, которым без особых последствий наливаются тут все от мала до велика. Я имею в виду кое-что другое. Главное, что в этих краях ничего не знают о дистилляции жидкостей, и никогда не употребляли спиртных напитков крепостью выше десяти градусов.

Ведь при наличии достаточного количества слабенького виноградного вина приготовить знаменитую чачу — проще простого. Для этого и перегонный куб не нужен. Достаточно трех — четырех горшков разного размера, жаркого огня да холодной воды.

Будет вам скоро чудо, граждане кефалогереты!

Официально объявив о своем возвращении из Фив, Перегрин пригласил на торжественный обед всех наиболее влиятельных минотавров Фракии. Явились, правда, не все, но с полсотни морд (ведь не скажешь — «лиц») собралось. Законных жен на такие мероприятия обычно не брали — те или находились на сносях, или рожали, или кормили грудью. Для развлечения мужского общества предназначались наложницы человеческого племени, ради такого случая напялившие уродливые бычьи маски.

Угощение было достойно знаменитого чревоугодника Лукулла, в этой реальности, наверное, так и не появившегося на свет. Достаточно сказать, что поварята Перегрина переловили всех ласточек в округе, собрали всех виноградных улиток, и выудили всех форелей. Про невинно убиенных быков, баранов, кабанов и каплунов я вообше умалчиваю.

Сам щедрый хозяин почти ничего не ел, но зато совершенно замучил гостей тостами, каждый раз славя то одно, то другое достоинство Диониса.

Пили и за его необыкновенную удачу, позволившую отыскать виноградную лозу там, где другие видели только дикие заросли терновника, и за его любовь к Ариадне (той самой сучке, якобы брошенной Тесеем), и за веселый нрав, и даже за божественный фаллос, кроме всего прочего считавшийся символом плодоносящих сил земли.

Наконец кому-то из ортодоксально мыслящих минотавров это надоело, и он довольно бесцеремонно заявил:

— Ты превозносишь Диониса так, словно другие Олимпийцы и мизинца его не стоят. А между тем своею жизнью Дионис обязан Зевсу, который спас его из утробы гибнущей матери и потом донашивал в собственной заднице. Еще в малолетстве он так надоел всесильной Гере, что та наказала его безумием.

— Которое и поныне является отличительной чертой всех приверженцев Диониса, — добавил другой минотавр. — Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на вакхические шествия.

Перегрин, науськиваемый мною, немедленно возразил:

— Не забывайте, что во время вакхических шествий Дионис хотя бы на время освобождает людей от пут постылого бытия, от груза повседневных забот, от ярма тоски, страха и агрессии. Исступленные пляски и пролитие жертвенного вина заменяют драки и пролитие крови. К исходу праздника все чувствуют себя мягче, добрее. Вчерашний враг кажется братом. Разве вам не довелось испытать это на самих себе?

Выяснилось, что почти никто из присутствующих не участвовал в праздниках Диониса, в лучшем случае — наблюдал их со стороны.

— Так в чем же дело! — воскликнул Перегрин. — Устраним это досадное упущение. Ничто не мешает нам устроить вакхическое шествие прямо сейчас.

Со всех сторон на него посыпались упреки. Дескать, и время неподходящее, и настроение не позволяет, и досужей молвы следует поостеречься. Вот придет осень, созреет виноград, тогда и обсудим это дело.

— А если сам Дионис подаст вам знак к началу мистерий? — Перегрин нахмурился, давая этим понять, что шутить не намерен — Неужели вы воспротивитесь воле бога?

— Какой знак ты ожидаешь? — поинтересовались гости.

— Это известно одному только Дионису, — ответил Перегрин. — Возможно, все стены пиршественного зала покроются виноградной лозой и плющом. А возможно, у всех нас, как у сатиров, отрастут козлиные копыта. Но в любом случае знак будет вполне вразумительный. Подождем немного. И, дабы скрасить ожидание, продолжим пир.

После каждой перемены блюд слуги подавали гостям чаши с душистой водой для омовения рук (вилок и ложек минотавры не употребляли). Вот и сейчас, стоило только Перегрину скушать паштет из соловьиных язычков (дрянь, я вам скажу, редкая), как перед ним появилась вместительная серебряная полоскательница, источавшая аромат роз, жасмина и, как ни странно, сивухи.

Стоит ли говорить, что в ней содержалась крепчайшая чача (она же граппа, а попросту — виноградная водка), на вид совсем не отличающаяся от обыкновенной воды.

Грациозным движением ополоснув руки, Перегрин для просушки поднес их к жаровне, как это делали и другие гости. В тот же момент все его пальцы вспыхнули фиолетовым пламенем, словно наконечники зажигательных стрел.

Минотавры ахать от случившегося не стали, однако дружно засопели, что у них означало крайнюю степень удивления и озадаченности. Мало того, что горела вода, вечный антагонист пламени, так еще и пламя вело себя весьма странно — не припекало оказавшуюся в ее власти плоть (горящим спиртом при определенной сноровке сильно не обожжешься, можете поверить на слово отставному химику).

Когда терпеть стало невмоготу, Перегрин, небрежно помахав руками, погасил огонь и сказал:

— Разве этого знамения вам мало? Дионис родился среди испепеляющего пламени. Пламенем он и возвестил о своей воле. Вакхическое шествие угодно ему. Покоритесь, иначе небесный огонь падет на ослушников.

— Тебе ведь этот огонь вреда не принес, — вполне резонно заметил кто-то. — Авось и нас пощадит.

— Ниспосланный Дионисом огонь щадит только его преданных почитателей. А участи сомневающихся я не завидую.

Но и этот довод не подействовал на твердолобых кефалогеретов, имевших в характере черты не только быков, но и баранов. Пришлось пустить в ход последний аргумент, на сей раз абсолютно неотразимый: