История Рима - Сергей Иванович Ковалёв

имя, если бы соотношение сил было более равномерным. Поэтому нам кажется, что нет серьезных оснований отказываться от цифр Полибия.

Труднее решить вопрос, на каком берегу Ауфида, на правом или на левом, происходило сражение. И Полибий и Ливий говорят о том, что правое крыло римлян примыкало к реке, а фронт был обращен к югу. Если это так, то битва происходила на правом берегу. Но тогда придется допустить, что римляне своим тылом были обращены к морю, а это тактически было бы крайне рискованно, и вряд ли римское командование приняло бы бой при таких условиях. Эта кардинальная неясность разбила весь ученый мир на два враждебных лагеря: на сторонников правого и сторонников левого берега. Но так как этот вопрос не имеет принципиального значения, то мы оставим его нерешенным.

Построение обеих армий рисуется следующими чертами. На правом фланге римлян, примыкавшем к Ауфиду, стояла немногочисленная конница римских граждан; главная масса союзной кавалерии была сосредоточена на левом фланге, обращенном к равнине. Пехота находилась в центре, построенная сомкнутой плотной массой на сокращенных интервалах между манипулами, так что всему строю была дана большая глубина, чем ширина. Это построение имело целью прорвать мощным ударом пехоты фронт противника. Впереди войска в некотором отдалении стояли легко вооруженные. Римляне были обращены лицом к югу, так что сильный южный ветер гнал на них тучи пыли, поднятой карфагенянами.

Ганнибал построил свою пехоту в форме полумесяца, обращенного к противнику выпуклой стороной. В центре его он поставил галлов и иберов. На обоих флангах, оттянутых назад, были расположены ливияне, считавшиеся лучшей частью карфагенской пехоты. Иберская и галльская кавалерия стояла у реки на крайнем левом фланге, а на правом крыле находились нумидяне.

Битва, как обычно, началась столкновением легко вооруженных, после чего в дело вступили главные силы. Римская пехота всей своей тяжестью обрушилась на вражеский центр, который под ее страшным давлением стал прогибаться внутрь, так что выпуклая линия карфагенского фронта начала превращаться в вогнутую. По мере того как римляне все глубже вклинивались в расположение противника, их колонна сжималась с боков и вытягивалась в длину. Прежде чем карфагенский центр был прорван, Ганнибал дал знак ливийской пехоте, которая со свежими силами ударила во фланги римлянам.

Одновременно с этим развернулся кавалерийский бой. Более сильная галльская и иберская конница опрокинула римских всадников на правом крыле, после чего часть галлов и иберов была послана на поддержку нумидян, а часть стала заходить в тыл римской пехоте. Получив поддержку, нумидийская конница сломила римских союзников, обратив их в беспорядочное бегство.

Теперь окружение римской пехоты было завершено. Сжатая с флангов ливиянами, поражаемая с тыла конницей, она уже не в силах была прорвать фронт галлов и иберов и очутилась в ужасном мешке, подготовленном для нее Ганнибалом. Римляне, сбитые в кучу на тесном пространстве и лишенные свободы маневрирования, служили готовой мишенью для врага: ни один дротик, ни один камень из пращи не попадали мимо цели.

Из 80 тыс. римлян на поле боя полегло около 70 тыс., остальные попали в плен или разбежались. Среди беглецов был и Теренций Варрон. Эмилий Павел погиб в бою. Потери Ганнибала были невелики: меньше 6 тыс., из которых около 4 тыс. — галлы.

Ливий рассказывает (XXII, 51), что сразу же после битвы начальник карфагенской конницы Магарбал предложил Ганнибалу немедленно идти на Рим, послав вперед конницу. «На пятый день, — сказал он, — ты будешь пировать на Капитолии». Но Ганнибал не послушался этого совета. Он понимал, что даже теперь силы римлян еще не сломлены и что его поход на Рим будет пустой демонстрацией, способной только ослабить морально-политический эффект победы.

После Канн

Более чем когда-нибудь ставка Ганнибала была теперь на отпадение союзников. Ради этого он с главными силами сразу же после Канн прошел через Самний в Кампанию, а Магона послал в Луканию и Бруттий. Казалось, что его надежды близки к осуществлению и что италийская федерация стоит накануне крушения. На сторону карфагенян перешло много городов Апулии, за ними последовали горные племена центрального Самния. Лукания и Бруттий почти целиком отпали от Рима, за исключением греческих городов. Наконец, осенью 216 г. Ганнибалу открыла ворота Капуя, богатейший город Италии, первый после Рима по своему значению.

Отпадение Капуи было делом рук демократической партии, для которой разрыв с Римом означал усиление ее влияния (капуанская аристократия была тесно связана с римским нобилитетом). Ганнибал предоставил Капуе очень выгодные условия союза: кампанских граждан нельзя принуждать нести военную или гражданскую службу у карфагенян; Капуя пользуется полной автономией; Ганнибал передает кампанцам 300 римских пленных для обмена на кампанских всадников, которые несли службу у римлян в Сицилии. Примеру Капуи последовал ряд более мелких городов Кампании. Однако Нола, Неаполь и другие приморские города твердо стояли на стороне Рима.

Таким образом, политические успехи Ганнибала в Италии были велики. Но они ограничивались только югом: центральная Италия, главный оплот римского могущества, продолжала сохранять верность Риму. Это был чрезвычайно важный факт, последствия которого были неисчислимы.

Римский народ после Канн проявил высокое мужество и организованность. В Риме почти не осталось семьи, которая ни оплакивала бы кого-нибудь из близких. В первый момент население было охвачено паникой: женщины с рыданиями толпились на форуме и у городских ворот, жадно ловя каждый слух, приходивший с поля битвы. Поэтому сенат прежде всего принял меры для прекращения паники: матронам было запрещено появляться в общественных местах и публично оплакивать погибших; у ворот поставили стражу, которая никому не позволяла выходить из города. Тем временем от Теренция пришло донесение с подробным изложением событий, так что сенат мог составить себе ясное представление о размерах катастрофы.

Нужно было принимать экстренные военные меры. Избрали диктатора.[169] Объявили набор в войска молодых людей, начиная с 17-летнего возраста. У союзников и латинов мобилизовали всех лиц, способных носить оружие. Недостаток людей заставил прибегнуть к необычайной мере: за счет государства выкупили у частных собственников молодых рабов, освободили должников и преступников и сформировали из тех и других 2 легиона. Нехватка оружия вынудила использовать старые трофеи, хранившиеся в храмах и портиках.

Вместе с тем необходимо было успокоить общественное мнение и дать выход религиозному чувству. Когда Теренций вернулся в Рим, сенаторы с огромной толпой народа встретили его у ворот и выразили благодарность за то, что консул не растерялся и собрал остатки разбитых при Каннах войск.[170] Этим сенат, быть может, хотел подчеркнуть, что всякие партийные распри должны умолкнуть перед лицом