Поступь Повелителя - Оксана Панкеева

—Диего, стой! — закричал Жак, бросаясь к внезапно ожившему Кантору в надежде перехватить его, остановить и, может быть, чем черт не шутит, растормошить и привести в чувство.

И даже почти его догнал, всего два шага оставалось, чтобы протянуть руку и ухватить за шиворот, но в этот момент безумный мистралиец, не видевший под ногами дороги, споткнулся о натянутую веревку и плюхнулся носом в самую середину сверкающего бублика. Даже не задумавшись о возможной опасности такого шага, Жак прыгнул за ним, но ухватил только голубой туман. Кантор исчез.

В растерянности Жак оглянулся на Мыша, и тот одними глазами показал в сторону.

—Выйти? — растерянно переспросил шут. Волшебник утвердительно моргнул.— А как же Диего?

Ответный взгляд был достаточно красноречив, чтобы умный человек больше не задавал глупых вопросов. Жак вышел за ограждение и с огорчением досмотрел финальные кадры закрытия портала. Когда же белая лепешка выровнялась и бесшумно всосалась в землю, а Мыш опустил руки и грустно выругался, поспешил переспросить:

Так как же все-таки... куда он делся?

Куда, куда...— раздраженно проворчал маг.— Если бы ты за ним присматривал, никуда бы он не делся. В портал вошел, куда же еще.

А куда он попал?

Да куда угодно. Я не умею запечатывать порталы по всем правилам, слепил что мог. Пока я колдовал, портал работал как попало, в стихийном режиме.

- Но я-то никуда не делся!

—Значит, на тот момент он либо перестал работать, либо работал на твой родной мир, куда ты попасть не можешь. Поехали отсюда, пока Повелитель не почуял неладное и не явился. По дороге поговорим.

А моя затычка? — вспомнил Жак.— Она тебе больше не нужна?

Держи.— Мыш достал из кармана завернутый в носовой платок полиарговый стержень.— Она нужна была мне только для того, чтобы не превратиться раньше времени, теперь можешь забрать. Но я не советовал бы тебе прямо сейчас совать грязный предмет в столь нежное место. Подожди, пока не появится возможность продезинфицировать. Я ведь ее на землю ронял, у крыс карманов нет.

Жак вздохнул и протянул сверток назад.

Спрячь у себя. Я, во-первых, грязней этой самой земли, а во-вторых, потерять могу. Был уже случай.

Хорошо. Тогда поехали.

Жак еще раз осмотрел здоровенный грузовик и поинтересовался:

А где ты научился водить?

Вести будешь ты,— преспокойно отозвался волшебник, словно речь шла о чем-то бесспорном и несомненном.

Мыш, я не умею! — взмолился Жак, уже понимая, что все его объяснения только отсрочат момент единения с допотопным бензиновым монстром.— ну почему вы все думаете, что если я переселенец, то обязательно должен разбираться во всей технике без разбору! Я такие дрова не застал! В Ольгины времена на таких ездили! Двести лет назад! Откуда я знаю...

Даже на симуляторе не пробовал? — без капли доверия перебил всезнающий маг.

Но то ж симулятор! А это тяжеленная махина из чистого железа!

Кузов деревянный,— занудно поправил Мыш и подтолкнул ломающегося шута к высокой подножке кабины.— Не робей. Главное — помни, что все делается только руками и ногами, а там разберешься.

Здесь, в мягкой высокой траве у крошечного озера, застывшего в вечном штиле, где грустные ивы отражаются в неподвижной зеркальной воде, царили тишина и покой. В живом, настоящем мире не бывает такой тишины, чтобы ни ветерка, ни шороха птичьих крыльев, ни плеска рыбы в воде — совсем ничего, ни единого звука. Лишь мягкий лунный свет да нежная шелковая травка, в которую можно лечь, уставиться бездумно в ночное небо и обрести наконец тот самый покой, которого так жаждет измученная душа.

Если быть совсем уж честным, Кантора больше устроил бы другой покой. Вечный. Но, добравшись после долгих блужданий по Лабиринту хотя бы сюда, он странным образом перестал куда-либо спешить и вообще о чем-либо думать. Этот уютный уголок в дальних закоулках Лабиринта обладал странным свойством избавлять от страстей и суеты. Он дарил забвение и обволакивал заботливым невесомым коконом из тишины и приглушенного света.

Здесь не было боли и страданий, и даже память уже отказывалась объяснить, что загнало Кантора в это райское местечко и почему он так сюда стремился. Лишь временами мелькало смутное ощущение, что все это уже было, что он не в первый раз видит неподвижное озеро и безмолвные звезды, что он приходил сюда раньше... Непонятно было, почему в тот, прошлый раз он покинул это средоточие покоя и умиротворения, но думать над этим вопросом Кантор не стремился, да и невозможно было здесь думать.

Он просто лежал на берегу, смотрел в небо и медленно растворялся в окружающей тишине, даже не понимая, что постепенно переходит туда, куда так стремился,— к другому покою. К вечному.

Счет времени Кантор потерял еще в период блужданий и не мог определить, в какой именно день или час вожделенный покой оказался бесцеремонно нарушен посторонним вторжением.

— Вот уж не ожидал опять найти тебя здесь! Подумать только, если бы не догадался заглянуть сюда на всякий случай, для очистки совести,— нипочем не нашел бы!

Этот удивленный голос вырвал Кантора из полузабытья и заставил приподнять голову, чтобы взглянуть — кто смеет нарушать его покой?

Что случилось на этот раз? — Смутно знакомый парнишка в черном энергично взлохматил разноцветную челку и с деловитым видом присел на корточки, не сводя пристального взгляда с потревоженного мистралийца.— Неужели опять то же самое?

Что? — непонимающе моргнул Кантор, чувствуя, как уходит, безвозвратно улетучивается зыбкое равновесие крошечного мирка и начинает просыпаться болезненная, мучительная память.

Для начала встань,— посоветовал гость. Поколебался и с некоторым сомнением добавил: — Знаешь, ты извини, но все же посмотрю... Если будет больно — потерпи, это ненадолго...

Жест, похожий на раздвигание воображаемых занавесок, показался знакомым, но вспомнить точно пока не удавалось. И, вопреки прогнозам, никакой боли Кантор при этом не почувствовал. Только головокружение, сухость во рту и неприятное, тянущее сосание под ложечкой, будто не ел несколько дней.

—Так, благодарение двуликим богам, конечности все на месте,— с некоторым облегчением объявил пришелец.— И прочее тоже в целости. Только и обнаружил, что один синяк, довольно старый к тому же. Все более теряюсь в догадках, что же в таком случае загнало тебя сюда?

Кантор молча шевельнул плечами. Он не помнил и не хотел вспоминать. Полусонная память неясно, неуверенно подсказывала, что как раз это действительно будет больно.

Вставай,— негромко, но категорично приказал крашеный мальчишка.— Вставай и иди за мной.