Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса - Генри Мортон

Лох-Ломонд.

Это одна из величайших мировых драгоценностей. По берегам озера стоят холмы: они громоздятся, наползая друг на друга, и тают в синеющей дали. Осенние листья — красные, золотые, желтовато-коричневые — падают на водную гладь и оседают у берегов озера. Незабываемая картина! Двадцать четыре мили потрясающей, совершенной красоты.

Эти «милые, милые берега» встречают и провожают вас на границе Хайленда. Если вы направитесь на север вдоль западного побережья озера, то вскоре увидите Бен-Ворлих: из заоблачных высот донесется его громовое «Привет, путник!» Если же вы, напротив, спускаетесь по горным склонам, возвращаясь с севера, то опять же последнее, что вы услышите, будет «Прощай!» этого могучего великана. Для вас это будет означать прощание с шотландским Хайлендом! А озеро Лох-Ломонд собрало в себе тысячу прелестнейших пейзажей: пологие зеленые берега и обрывистые кручи, шепот лесных дубрав и величественная красота гор с их белоснежными облачными шапками, и повсюду, на протяжении всех двадцати четырех миль, вас будет сопровождать серебряная озерная гладь — она начинается узкой полоской на севере и постепенно расширяется к югу, где великодушный Лох-Ломонд заготовил еще одно визуальное яство для путешествующих гурманов: десятки мелких островков разбросаны у побережья, они толпятся, напоминая зеленую флотилию на приколе.

Когда вы стоите на берегу этого озера и наблюдаете, как волны его разбиваются о коричневые прибрежные камни, когда прислушиваетесь к их нескончаемому плеску, мыслями вы невольно обращаетесь к Глазго. Город этот расположен так близко от Лох-Ломонда, что за долгие века впитал в себя частицу его красоты и величия. У подобного города не может не быть души. В таком прекрасном окружении — когда у порога плещется Лох-Ломонд и высится торжественная, как звук фанфар, махина Бен-Ломонда — это стало бы непростительным преступлением для города.

Любой человек имеет возможность выйти из Глазго, взобраться на эту гору и увидеть Шотландию. Родная страна простирается перед ним в виде многомильной цепочки холмов и горных вершин. Там, где глаз уже не может ничего разглядеть, приходит на помощь воображение: мысленным взором вы прозреваете бесчисленные пики Грампианских гор, далекий Бен-Невис и теряющиеся вдали вершины Западных островов. Еще дальше, за морскими просторами — величественные Кэйрнгормы, а совсем уже на краю Шотландии высятся голубые горные отроги — хранители восточных берегов. Какое потрясающее мысленное путешествие можно совершить, стоя на вершине Бен-Ломонда у самого порога Глазго!

На берегах Лох-Ломонда вы ощущаете близость города. Глазго заявляет о своем присутствии десятками различных способов: это и маленькие прогулочные пароходики, покачивающиеся на якоре у пирса; и многочисленные заведения под названием «водолечебницы» — они стоят в окружении деревьев или скрываются за поворотом парковых тропинок. Ощущение близости большого города еще более усиливается, пока вы преодолеваете последние мили перед Баллохом, и вот наконец на глаза вам попадаются трамвайная линия, полицейский и первая печная труба, торчащая в отдалении. Вы почти в Глазго!

Глава одиннадцатая

Глазго

Я плыву по Клайду в Глазго, вступаю в «Город Реальности», знакомлюсь с рецептом приготовления шотландской похлебки и присутствую при рождении корабля.

Один умный старик из Глазго, чья память уходила корнями на полстолетия назад, дал мне хороший совет:

— Отправляйтесь на Ферт-оф-Клайд, возьмите там лодку и прогуляйтесь на ней до причала Брумилоу. У нас ведь в Шотландии говорят: «Клайд сделал Глазго, а Глазго сделал Клайд». И это чистая правда! Если вы не посмотрите на Клайд, вы не увидите и Глазго…

Я поблагодарил его и отправился искать моторную лодку, которую можно было бы нанять на весь день…

Ранним ветреным утром я стоял в тридцати милях ниже по течению Клайда и рассматривал свое предполагаемое средство передвижения. Маленькая видавшая виды моторка покачивалась на приливной волне в окружении каменистых холмов и мысов. На корме сидел краснолицый мужчина (звали его, конечно же, Джок) с трубкой в зубах и в морской фуражке, напяленной под залихватским «углом Битти»[47].

— Добрый день! — поприветствовал меня Джок, аккуратно сплюнув в Ферт-оф-Клайд. — Вам в Глеску? (Так местные именуют Глазго.)

— Так точно!

Он пробурчал нечто, что прозвучало как:

— А-х-ха!

После этого он запустил неподатливый мотор, и наша лодочка затарахтела вверх по Ферту, держа нос по ветру, как плывущая крыса.

Над водой низко струился туман. И из этого тумана доносился низкий, стонущий звук — будто гигантская корова призывает к себе заблудившегося теленка.

— Это маяк Клох, — бесстрастно пояснил Джок в ответ на мой вопросительный взгляд.

По мере того как мы продвигались, ужасное мычание становилось все громче, пока внезапно туман не рассеялся и мы не увидели прямо перед собой высокое белое здание маяка. Мы пришвартовались возле маленького деревянного причала и прислушались. Маяк Клох хорошо известен морякам всего мира. Для них он такой же родной и знакомый, как для вас фонарь над вашей садовой калиткой. Фигурально выражаясь, это последний верстовой столб при подходе к Глазго. По всей длине Ферта — от самого Эйра до Бьюта — протянулась цепочка маяков, которые заботливо ведут проплывающие мимо корабли и в конце концов передают их Клоху. Его белый широкий луч шарит в ночи, двигаясь по круговой траектории. Большие и маленькие корабли, на секунду попадающие в сноп света, кажутся бледными, призрачными мотыльками, скользящими по водной глади. А когда на залив спускается туман, маяк издает те самые стонущие звуки, которые так поразили меня. И хотя больше всего это похоже на мычание осиротевшей коровы, для всех моряков голос маяка полон особого смысла.

— Вперед, дети мои! — говорит им Клох. — Плывите домой по этой старой реке. И будьте внимательны возле Думбартона. Глядите в оба, ведь Клайд не стал шире с тех пор, как вы отбыли в Сингапур!

Человек, который работает на маяке — обеспечивает и этот свет в ночи, и тоскливое мычание, — оказался выходцем со Ская. Мы долго беседовали с ним: спорили, доказывали, умоляли… Мы даже заклинали упрямца именем его старой матушки (которая преспокойно живет в Дунвегане) — и все это ради того, чтоб он сжалился и разрешил осмотреть маяк. Однако он твердо стоял на своем — неприступный, как его родные Кулинз.

— Нет, нет, — твердил он, — не положено. Когда сирена работает, всякие посещения запрещены. И не просите, я не могу нарушить правила!

Я уже достаточно хорошо изучил Шотландию, чтобы знать: если хайлендер что-то вбил себе в голову, спорить с ним бесполезно! Да если бы даже сам король Великобритании заявился сюда — в короне, с державой и скипетром в руках, — этот непреклонный горец завернул бы монарха обратно, сославшись на «работающую сирену».

— Отчаливай, Джок, — скомандовал я. — В это здание можно попасть лишь при поддержке артиллерийской бригады!

Наша лодка заскользила дальше, и скоро Клох скрылся в тумане.

Мой знакомый старик оказался прав: за те четыре часа, что мы двигались по Клайду, я узнал о Глазго больше, чем смог бы узнать в библиотеке за четыре дня.

Мимо нас проплывали разнообразные суда: маленькие бойкие пароходики с пустыми ящиками для сельди — они шли за утренним грузом «магистратов Глазго», как шутливо именуют селедку; элегантные миниатюрные лайнеры, совершающие плавание вдоль изрезанной береговой линии; громоздкие грузовые суда, ползущие на край света через Белфаст; и те маленькие шустрые буксирчики, которые обычно суетятся вокруг огромных морских кораблей, препровождая их в безопасную гавань Брумилоу.

Однако самым странным открытием на Клайде стал для меня «Хоппер № 20». Его трудно было назвать красавчиком. Вся конструкция изрядно проржавела, однако судно было на ходу и казалось вполне работоспособным. При первом взгляде на хоппер создавалось впечатление, будто он проглотил гигантское железное колесо, которое целиком не поместилось в недрах судна, и теперь обод торчит посредине палубы. Позади этого неуместного обода, прямо на корме баржи, располагалась огромная воронка. Я заинтересовался назначением данного судна (и, как выяснилось, правильно сделал, ибо во время путешествия по Клайду мне предстояло встретить девятнадцать остальных хопперов). Джок объяснил мне, что эти плавучие приспособления используются при очистке русла реки: жидкая грязь перегружается из землечерпалок на хопперы, а те уже перевозят ее в открытое море.

— Но почему они так странно называются — «хопперы»? — поинтересовался я.

— Да потому что вечно прыгают туда-сюда, хоп-хоп, — ответил Джок, но его объяснение показалось мне несостоятельным (скорее всего, он сам его выдумал).