Путешествие в Россию - Теофиль Готье

Пароходы компании «Самолет» или другой, соперничающей с нею компании пароходства попадались нам навстречу, и всякий раз со щепетильной вежливостью, свойственной морякам, на том и на другом борту взвивался приветственный флаг.

Были еще лодки, выдолбленные, как пироги, из цельного ствола. Они» подплывали к нам на близкое расстояние, не опасаясь лопастей движущихся колес, кидали на борт письма из местечек, где «Русалка» не останавливалась, и подхватывали на лету послания, которые им вверяли.

На «Русалке» было постоянное движение пассажиров. У каждого причала сходили на пристань или поднимались с пристани люди. Остановки иногда были долгими. Грузили дрова для топки, так как каменного угля здесь или мало, или он дорого стоит. Темные старики крестьяне, глядя на длинные штабеля дров вдоль берегов, поговаривают, что, если и дальше железные дороги и пароходства будут расширяться, на святой Руси люди скоро начнут помирать от холода.

Пристани, все совершенно одинаковые, представляют собою плавучий док, на котором возвышаются два помещения: в одном — контора, в другом — магазин или зал ожидания. Между ними идет широкий коридор, предназначенный для прохода пассажиров и провоза багажа. Из-за того что уровень воды меняется, дощатый мост соединяет пристань с берегом под довольно большим уклоном. По обеим сторонам этого моста ютятся лавчонки мелких торговцев, привлеченных прибывающими пароходами, и все это выглядит довольно живописно. Девочки продают вам из корзин пять-шесть ярко-зеленого цвета яблок или печатные пряники. Как у нас на масле, на них изображены смешные простые фигурки, и среди них — фантастические львы, которые, будь они отлиты из бронзы и покрыты патиной времени, могли бы сойти за образцы древнего ниневийского искусства. Женщины, стоя с ведром и стаканом, продают квас — род напитка, сделанного изо ржи и ароматических трав, очень приятного на вкус, когда к нему привыкнешь. Так как цена на квас минимальная, респектабельные люди к нему относятся с пренебрежением, и пьет его только простой люд.

Одежда женщин настолько своеобразна, что о ней стоит упомянуть. В эпоху Империи у наших женщин модно было носить пояс под грудью, и теперь, привыкнув к длинным талиям, рассматривая портреты того времени, мы удивляемся этой моде, несмотря на то что ее спасает остроумие Жерара и изящество Прюдома. Русские крестьянки перехватывают платье над грудью таким образом, что кажется, будто их запрятали в мешок по самые подмышки. Легко себе представить малоизящный эффект такого перехвата, способного испортить самую хорошую фигуру. В остальном костюм состоит из кофты с широкими рукавами и платка корабликом, завязанного под подбородком.

Были еще лавки, торговавшие очень белым пшеничным и очень темным ржаным хлебом. Но самым бойким товаром были огурцы. Это один из видов огурцов, которые здесь летом едят свежими, а зимой солеными и без которых русские, кажется, не могут обходится. Их подают к каждой еде, они обязательно сопровождают все блюда. Их режут ломтиками, как в других местах разрезают на четверти апельсины. Это лакомство мне показалось безвкусным. Правда и то, что русские по непонятным мне соображениям гигиены совсем не кладут в свои блюда приправ: им нравится пресная пища.

Стоит ли подробно рассказывать о пути следования парохода компании «Самолет» и писать французскими буквами часто довольно сложные для меня названия местечек, где мы останавливались? Внешний вид их был почти одинаков: лестница из досок, бревен и брусьев спускается к реке, на берегу на возвышении — гостиный двор, правительственные здания и дома самых богатых жителей с белыми оконницами на оливковом или красном фоне переплета, церковь с четырьмя маковками вокруг главного купола — они покрашены в зеленый цвет или обиты коваными листами меди или олова, монастырь со стенами длинной ограды, расписанной фресками в византийском стиле, как на Афоне, а дальше бревенчатые рубленые избы. Чтобы оживить картину, добавьте к этому дрожки, ожидающие пассажиров у пристани, и группы зевак, интерес которых к проходящим и отбывающим пароходам никогда не иссякнет.

Однако в Кимрах меня удивил праздничный вид городка: на берег высыпало все или почти все население. Разнесся слух, что великий князь-наследник[186] направляется в Нижний Новгород на «Русалке». Этого вовсе не было. Великий князь проплыл позже и на другом пароходе, а я воспользовался случаем, чтобы без зазрения совести разглядывать разного типа людей, собравшихся, чтобы приветствовать цесаревича. Несколько изящных туалетов, подражавших французской моде, правда с вынужденным опозданием, ведь все же от Парижа до Кимр далеко, выделялись на национальном фоне ситцевых сарафанов с устарелым рисунком. Три девушки в маленьких андалузских шапочках, в зуавских[187] куртках и вздутых кринолинах были поистине прелестны, несмотря на то что и в них сквозило легкое подражание западной непринужденности. Они пересмеивались друг с другом и, казалось, с презрением относились к роскошным сапожкам, которые носили другие жители, мужчины и женщины. Кимры известны своими сапогами, как Ронда[188] — гетрами.

Наверное, как раз в Кимрах Бастьен купил прекрасную пару сапог, о которых говорится в народной песне!

Из-за небольшой глубины реки и необходимости ясно видеть бакены здесь не рискуют плавать ночью. Поэтому, как только последние порывы довольно свежего вечернего ветра затихли на горизонте, «Русалка», выпустив пар, остановилась и бросила якорь. Всем пассажирам был подан вечерний чай, и из самоваров, нагретых до предела, беспрерывно лился кипяток в крепкую заварку. Для меня было очень любопытно то, как люди из самых низов, по внешнему виду походившие на наших нищих, с наслаждением пили этот тонкий и ароматный напиток, который у нас еще считается деликатесом и который белоснежные руки разливают в светских гостиных. Манера пить чай такова: сначала его охлаждают в блюдце и пьют маленькими глотками, прикусив в зубах маленький кусочек сахара, в достаточной мере подслащающего напиток по русскому вкусу, схожему в этом с китайским.

Когда я проснулся на узком диване каюты, «Русалка» уже плыла дальше. День вставал. Пароход шел вдоль высокого берега, за которым деревянные избы выглядели зубчатой стеной и отражались в зеркале спокойной воды реки. Я бы сказал, что окружающая картина походила на выставлявшийся в последнем Салоне пейзаж Добиньи, переведенный на русский язык.

Мы остановились в Покровском — это монастырь XVI века, как крепость, снабженный стенными бойницами. Большая часть пассажиров сошла на берег, чтобы помолиться в церкви и получить благословение в дорогу. В полумраке таинственной часовни, украшенной росписями и сверкающей золотом, восточного вида поп, или священник, вместе с церковным служкой пропел прекрасную мелодию православного ритуала, действию которой поддаешься, даже не разделяя вдохновившей ее веры. У священника был великолепный бас, глубокий, меднотрубный, нежный, и он прекрасно им владел.