Отстегните ремни - Катерина Кириченко

— Девушка, вы на какой рейс тут стоите? Не на Амстердам? — коснулась моего локтя стюардесса.

Я рассеянно кивнула, не отрывая взгляда от птицы.

— Тогда пройдите на посадку. Все пассажиры уже в самолете. А вы кто, молодой человек? — обратилась она к Максу.

— Я? Я, мадам, уже никто.

Макс галантно поклонился стюардессе и подтолкнул меня к стеклянной двери, за которой начиналась звериная нора в самолет.

Сознание мое будто парализовало, руки и ноги перестали меня слушаться, и я, как робот, не оглядываясь, пошла за стюардессой.

— Мы еще увидимся, солнышко! Я обещаю. И все будет хорошо! — услышала я сзади голос Макса.

Я не могла ни оглядываться, ни отвечать. На меня обрушилось какое-то оцепенение… пустота… и я, ничего не соображая, шла вперед.

— Ваши билет и паспорт.

Глядя в одну точку, протянула документы.

— Проходите. Счастливого вам полета!

Главное сейчас было не оглядываться. Если я еще раз увижу его глаза, у меня разорвется сердце и, как дешевая бумажная новогодняя хлопушка, на потеху зрителям разлетится по всему залу блестящими красно-сине-желтыми лоскутками.

Два раза зацепившись ватными ногами о ровное место, я тупо и оцепенело прошла в коридор. Вошла в самолет.

— Your ticket, please! Your seat is at the end on your right side.

Не видя ничего перед собой, я шла сквозь строй уже сидящих на своих местах и смотревших на меня пассажиров. Вокруг, как по мановению волшебной палочки, резко исчезли русские лица и стала преобладать голландская и английская речь. Неведомо откуда запахло заграницей. В самолете играла приглушенная классическая музыка, и люди были одеты как-то чище и стильнее, чем обычная толпа на московских улицах, а на розовых благополучных и расслабленных лицах застыли ничего не выражающие приветливые маски. Душ «Tropical Rain»…

Два голландских клерка в приличных льняных костюмах учтиво вышли в проход, давая мне пройти, и я села на свое место у окна. Открыла сумку. Потянула за черный бархатный бантик и открыла подаренную Максом коробочку. Краем глаза заметила, как округлились глаза и вытянулись шеи у моих голландских попутчиков. Макс просто сошел с ума!

Или это все-таки я сошла с ума? Что я тут делаю? Куда и зачем я лечу?! Немедленно очнуться и выйти из этого самолета! Разбить окошко и выпрыгнуть прямо на потрескавшийся асфальт!

— Please fasten your seatbelts, — попросил вышколенный женский голос по радио.

Я механически пристегнула ремень безопасности и подумала, что дальше все так и будет — очень безопасно, комфортно, легко и… и очень механически. Вся жизнь — с пристегнутыми ремнями. Чтобы, если мы вдруг окажемся жертвами статистики, и наш самолет вздумает упасть, мы, накрепко и безопасно к нему привязанные, ухнули вниз, увлекаемые железным корпусом, прямо на жесткую землю…

Самолет взревел моторами и вырулил на взлетную полосу. Я прислонилась лбом к холодному иллюминатору, за которым, казалось, прямо мне в лицо моросил усиливающийся дождь, и тупо смотрела на замелькавшие сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее кривые и облезлые столбики с какими-то аэропортовскими пометками. Когда у меня заложило уши, я поняла, что самолет уже оторвался от земли и взлетает в серое пасмурное небо.

Почему-то мне не хотелось сглатывать, прочищая уши, и я дала давлению достигнуть такой степени, что совершенно перестала что-либо слышать, кроме слегка гудящей в ушах тишины. Москвы не было видно, и в окошке проплывали только какие-то угрюмые леса и изредка попадающиеся уродливые дачные поселки из жавшихся друг к другу кирпичных уродцев с мавританскими башенками. А вскоре мы влетели в густую вату из низких грозовых облаков, и ничего вообще больше не стало ни видно, ни слышно.

Почему-то подумалось, что я умерла. И еще подумалось, что я никогда больше не вернусь в эту вывернутую наизнанку и так пронзительно рвущую душу страну. И еще подумалось, что сев в этот самолет, я совершила самую большую ошибку в своей бесцельной и дурацкой жизни.

А еще потом самолет неожиданно вынырнул из туч, оставив далеко внизу эту странную планету, и мне в глаза, щипавшие то ли от бессонной ночи, проведенной с Максом, то ли от засохших и так никогда и не вылившихся наружу слез, до боли резко ударил яркий солнечный свет. Я по-прежнему ничего не слышала, а вокруг не было ничего, кроме слепящего и безумного голубого неба.

И тогда, впервые нарушив правила безопасности, я отстегнула к черту этот ремень. Ведь, если без страхующего твою душу ремня, — то при падении самолета есть хотя бы маленький шанс не ухнуть вниз, а взмахнуть развязанными свободными руками, выпорхнуть в окошко и взлететь туда, вверх, к бескрайнему небу? 

Вместо эпилога

From: «Ксения Воронцова» <[email protected]>

To: “Papa” <[email protected]>

Sent: Wednesday, November 29, 2008 00:15

Subject: Re: как жизнь?

Привет, папуль!

Извини, что последнее время так редко пишу. Ужасно много работаю, больше ни на что времени не остается. Затеяла ремонт в офисе, уже второй месяц работаем в полуаварийных условиях — кругом снуют рабочие, идут покрасочные работы. Персонал моего офиса в стрессе. Они тут, если кофемашина временно недоступна из-за ремонта на кухне, сразу начинают говорить о невозможных условиях труда и беспрестанно жаловаться на тяжести жизни:) Я как-то попыталась объяснить им, ЧТО ТАКОЕ тяжести жизни, но встретила полное непонимание и отстала. Выдала им по небольшой премии за «невозможные» условия, и на этом они вроде успокоились.

Самочувствие мое уже лучше. В сентябре провела две недели в частной клинике в Австрии — пила травы, лежала в грязевых ваннах, много гуляла одна по холмам (там очень красиво в альпийских предгорьях) и здоровье более-менее пришло в норму. Желудок, правда, еще беспокоит, и так и не прошла бессонница, но врачи говорят, что все идет нормально, и сон со временем восстановится.

Я прихожу в офис к восьми утра и просиживаю там, бывает, до одиннадцати вечера — налаживаю новое направление. Решила продавать недвижимость не на русский рынок, а на наш тут, западный. Так что клиентов из России больше у меня не бывает. Работники в офисе этому рады. Они всегда жаловались, что с русскими слишком тяжело работать.

Ты был прав, и с Максом у меня ничего не было. Я никогда после Москвы его не видела и не слышала. Он как сквозь землю провалился.

Очень жаль, что мы так мало пообщались в Москве, и надо бы увидеться еще раз. Как ты смотришь, чтобы прилететь куда-то сюда? Давай я сниму нам домик где-нибудь на побережье в Нормандии. Ты же там никогда не был? В Россию я больше не собираюсь. После всего, что случилось, представить себе, что я смогу там жить, я просто не в силах. Но и здесь мне теперь все время чего-то не хватает. Мучительно, просто до боли не хватает.

Да, и я решила завести собаку… Наверное, лабрадора — шоколадно-коричневого или черного. Будет не так одиноко вечерами, да и в парке возле моего дома хорошо, особенно осенью: знаешь, кругом желто-красные деревья, под ногами приятно шелестит листва… Я уже познакомилась там с собачниками… Там даже есть специальная купальня для собак на канале, где я обычно кормлю лебедей.

Один из собачников — Клаас — довольно миловидный экономист из банка, что расположен на соседней улице, начал было предлагать мне помощь в выборе щенка и вообще… но я отказалась. Мне почему-то последнее время совсем не хочется ни с кем общаться. Единственный мой сейчас знакомый — один парень, совсем молодой, из Москвы. Я пригласила его сюда, устроила работать в наш цирк. Я не рассказывала тебе, наверное, он мне однажды очень помог… Он часто заходит в гости со своей новой подружкой, она работает с ним вместе.

Я почти все вечера просиживаю дома и полюбила выпивать на ночь немножко коньяка. Помогает заснуть, кстати, и не так вредно, как таблетки, которые мне прописали в Австрии. От таблеток у меня иногда немного кружится голова.

Я опять стала много читать. Очень хотелось бы как-нибудь сесть с тобой и просто поговорить. Вот пара высказываний, которые не выходят у меня из головы последнее время:

«Человек может смеяться или плакать. Всякий раз, когда ты плачешь, ты мог бы смеяться, выбор за тобой» — это Энди Уорхол, и «Человек живет не для того, чтобы быть счастливым. Есть вещи гораздо более важные, чем счастье» — Арсений Тарковский.

И вообще, как ты считаешь, люди обязательно должны стремиться к тому, чтобы жить легко, комфортно и счастливо, или вся наша жизнь все-таки не про это?

Я часто сижу на лавочке в парке и, когда не думаю об этом, то просто смотрю на голубое небо. У нас, правда, стоит необычно пасмурная осень, и небо почти всегда затянуто тучами… Но ведь там, за ними, все равно всегда голубое небо, поэтому — какая разница?

Очень тебя люблю.

Твоя Ксения.