Бринс Арнат. Он прибыл ужаснуть весь Восток и прославиться на весь Запад - Мария Шенбрунн-Амор

– О несравненный и величайший султан, написано в Коране: «Разве ты не видел, как Аллах поразил армию Элефанта?» Этот Элефант, этот яростный слон – это Бринс Арнат. И сказано: «И убивайте их, где встретите, и изгоняйте их оттуда, откуда они изгнали вас! Сражайтесь с ними, пока не исчезнет искушение и пока вера не будет полностью посвящена Аллаху!» – Старец напряг надтреснутый голос, вывесился из кресла так, что оступились державшие его рабы: – И сказано также в Священном Коране: «Где бы они ни были встречены, они должны быть схвачены и перебиты избиением. Не слабейте и не призывайте к миру». – Добавил, похлопывая негодников-нубийцев тросточкой и оправляя халат: – Царствование отверженных сынов крещения в Фалястыне – позор для Ислама.

По щекам сострадательного султана заструились слезы, ибо предписанное ему сражение было для него ненавистно. Он резко поворотил коня назад:

– Волк Аль-Керака – предатель, предводитель неверных, беглец из ада. Аллах решил так, как он решил.

Султан скакал молча, направляя Бурака между телами, и лик его был мрачен, как у человека, принявшего нелегкое решение. Вернувшись в шатер на холме, он повелел привести к нему Бринса Арната, а когда тот вошел, воскликнул:

– Смотри, я защищу Мухаммеда от тебя!

Выхватил саблю и нанес Арнату удар по левому плечу. Лезвие отсекло Дьяволу руку, хлынула кровь, Дьявол страшно охнул, но все еще стоял. Тогда подскочили верные мамлюки и зарубили насмерть этого худшего из нечестивцев.

Аллах тут же вверг его душу в адский огонь, а тело повалилось на землю. Султан наклонился, окунул пальцы в кровь многобожника и окропил ею свою голову в знак того, что исполнил данную им клятву и отомстил. По его приказу голова Бринса Арната была отделена от тела, а обезглавленный труп слуги за ноги поволокли наружу мимо ожидавшего в прихожей Лузиньяна и бросили у входа в шатер.

Аль-Малик франджей, видя, какая участь настигла его спутника, посчитал, что станет следующей жертвой, и затрясся от ужаса. Но султан заметил его трепет и бледность, дал ему знак приблизиться, успокоил, унял его страх и, посадив рядом, сказал:

– Этот человек пал жертвой своей злобы. Его вероломство погубило его самого, его заблуждения и дерзость стали причиной его смерти. Королям не пристало убивать королей, однако этот человек перешел все границы.

Салах ад-Дин приказал, чтобы голову Бринса Арната доставили в Дамаск, всю дорогу волоча ее по земле, чтобы все видели, как наказан тот, кто оскорбил султана, и чтобы показать правоверным, которым Волк Аль-Керака причинил столько вреда, что они отмщены.

Поистине, справедливый правитель – тень Аллаха на земле!

А еще через день милосердный победитель повелел привести всех захваченных в плен тамплиеров, госпитальеров и рыцарей ордена Монтегаудио. Двести тридцать непримиримых врагов Ислама вывели на возвышенность, с которой просматривалась водная гладь Бухайрат-Табарии, на чьих берегах явил столько чудес Иса ибн Мариам.

Когда последние лучи солнца исчезли со склонов холмов, их призвали отречься от Распятого, признать Аллаха своим Богом, Ислам – своей верой, Мекку – своей святыней, мусульман – своими братьями, а Магомета – своим Пророком. Но все они злостно упорствовали в своем неверии, и тогда султан оказал честь достойным суфиям и толкователям Корана, поручив им отсечь головы нечестивцев. Суфии засучили рукава и ревностно принялись за благое дело. Салах ад-Дин был очень доволен, особенно когда усердным правоведам, многие из которых впервые держали саблю в руках, удавалось зарубить пленников ловко и быстро. Но некоторые справлялись с трудом, долго вкривь и вкось кромсали связанных идолопоклонников, а некоторых даже пришлось сменить, потому что их рвение намного превышало силу и умение. А рыцари-монахи, эти дети Сатаны, спорили за право быть убитыми первыми. Для казней потребовалось все время между вечерней молитвой магриб и ночной молитвой иша. Лишь глава тамплиеров Джорар Ридафор избежал лезвия.

В последующие дни возмездие настигло также апостатов и изменников-туркополов, сражавшихся на стороне сынов крещения. А остальные франджи, которых насчитывалось чуть ли не десять тысяч – оруженосцы, рядовые пехотинцы и бедные рыцари, за которых некому было платить выкуп, – нагие и униженные, жалкие и несчастные, связанные веревками и шнурами от палаток, побрели покорно на базары Сурии. Укрыватели истины потеряли не только армию и предводителей, они потеряли силу духа, надежду и веру в помощь своей Троицы.

Табария тут же сдалась под власть сабли, и милосердный султан позволил жене Санжиля покинуть крепость со всем ее имуществом.

Благочестие Веры всегда обладал редким умением взвесить ситуацию и жертвовать недостижимым ради достижимого, но достижимого он добивался с быстротой и неутомимостью голодного льва. Не теряя времени, султан двинулся на Акку, и уже в следующую пятницу Джоселен Куртене, любивший жизнь и боявшийся смерти, без сопротивления распахнул перед ним ворота этого богатейшего порта. И тем же летом – хвала Аллаху, дозволившему своему рабу Усаме помедлить в этом мире, дабы услышать эти радостные вести! – более пяти десятков оставшихся без гарнизонов городов и крепостей Аль-Джалиля и Самиры приняли милостивые условия султана и сдались. За время, меньшее, чем нужно, чтобы подробно поведать об этом, желтые стяги победителя увенчали порты Кайсарийи, Хайфы, Саиды, Бейрута, Джебайля и цитадели Шхема-Наблуса и Нацерета. Даже священная для кафиров гора Тавор перешла в праведные руки. Одна Яффа оказала сопротивление Сайф ад-Дину, младшему брату Салах ад-Дина, и за это все ее жители были обращены в рабство.

Победоносный даритель единства и силы не ведал слабости на путях джихада: он истреблял посевы, разрушал крепости, сносил деревни, уничтожал церкви, сжег Рамлу, Лидду и бессчетное множество прочих городов и крепостей. Благочестие Веры засыпал колодцы, срывал виноградники, выкорчевывал оливы и пускал на дрова плодовые деревья. Упорно и без устали Несравненный Правитель превращал благодатный край в каменистую пустошь, чтобы он больше никогда не смог прокормить иноверцев. Курдскому воину-кочевнику не было жалко процветания и богатства земли. Никогда Фалястын не оправится от разорения, учиненного во имя торжества Аллаха.

Лузиньян, этот барабан, полный ветра, послушно прибыл под стены Аскалона и умолял жителей города сложить оружие в обмен на его свободу. Невеста Сурии, которая тридцать четыре года назад сопротивлялась проклятым сынам Креста целых семь месяцев, на сей раз сдалась в считанные дни. А все неприступные крепости тамплиеров на границе с Мисром, включая Газу, эн-Натрун и Бейт-Джибрил, распахнули ворота по приказу главы их ордена, которого они не смели ослушаться. Так Джорар Ридафор потерял честь, но сохранил голову и был отпущен на волю. Впрочем, вскоре он снова попал в плен, и поскольку ему уже нечего было предложить за себя, он последовал в адское пламя вслед за своими товарищами.

Франджи больше не жертвовали собой за Побережье, а наоборот, отдавали Побережье ради спасения собственных ничтожных жизней.

Все трофеи и пленников сиятельный султан без сожаления раздаривал родичам и воинам, так как презирал удобства и роскошь, никогда не искал личного обогащения и был щедрее самой природы. Благочестие Веры всегда стремился привлечь людей на свою сторону и не жалел для этого ни знаков уважения, ни владений, ни земель. Когда он двинулся на Аль-Кудс, к нему присоединились огромные толпы правоверных, факиров, законников, ученых мужей и дервишей, ибо какой мусульманин не захочет сказать своему Творцу в Судный день: «Я воевал за Аль-Кудс!». Поспешил и Усама к стенам святого города, поскольку и его встреча с Создателем была неминуема.

Султан предложил великодушные и милостивые условия сдачи, но, к его изумлению, гяуры отказались, заявив, что не оставят добровольно место, где потерпел за них смерть Иса ибн Мариам.

Город взялся защищать Балиан ибн Барзан, один из немногих, вырвавшихся из окружения в бою при Хаттине. Этот Балиан был женат на греческой принцессе Марии Комниной, вдове аль-Малика Морри, и среди франджей равнялся королям, и потому получил от благородного султана особое разрешение войти безоружным на одни сутки в Аль-Кудс, чтобы вывести оттуда свою царскую семью. Но, когда Балиан увидел, что внутри стен осталось всего два рыцаря, и королева Сибилла с патриархом Ираклием пали к его ногам, он возглавил ничтожный гарнизон, попросив султана освободить его от данной клятвы. И султан освободил, потому что ибн Барзан был достоин уважения, а город в любом случае был за чертой спасения, хоть этот франдж и предпринял неимоверные усилия для его обороны. Он спешным порядком посвятил в рыцари всех рыцарских сыновей старше шестнадцати лет и тридцать юнцов из горожан, вооружил всех способных держать меч и даже содрал серебро с купола их главнейшей святыни – Храма Погани и Мусора, который они называют Храмом Гроба Господня.