Дни и ночи Невервинтера. Книга 2 - М. Волошина

Эйлин несказанно повезло — она встретила в гавани знакомого торговца шкурами, имеющего обыкновение отмечать праздник Зимнего Щита заключением выгодных сделок и спешившего к Дэйгуну в Западную Гавань. Она отобрала из трофеев несколько полезных охотнику вещиц и зелий и написала коротенькую записку. Жива. Здорова. Все в порядке. Любящая дочь. Словно не с того света вернулась, а уезжала на каникулы. Но Дэйгун поймет.

Столица бурлила и ликовала. К их прибытию здесь распогодилось, а весть о них каким-то чудом их опередила. Несмотря на усталость и желание поскорее подкрепиться чем-нибудь посъедобнее корабельной стряпни (Вальпургия на них нет!) и упасть в кровать, Эйлин не держала зла на тех, кто вышел поприветствовать сходящих на берег спасителей Невервинтера. И даже иронизировать над этим язык не поворачивался. Все эти портовые рабочие, торговцы и торговки, ремесленники, возничие, скромные компаньонки и горничные, стражники, плутоватые мальчишки и настырные девчонки и прочий обывательский люд — многих из них она знала в лицо, со многими была знакома, некоторым в свое время упрямо зачитывала параграфы закона, невзирая на протестующие вопли, штрафовала за нарушения или отпускала восвояси, отвесив подзатыльник… в конечном счете, все это было ради них. Касавир незаметно ободряюще сжал ее руку в своей теплой ладони. Он понимал ее чувства.

Конечно, был тут и дядя Дункан, в первых рядах — осунувшийся и немного постаревший, насколько эльф вообще может постареть, гордый, выбритый и одетый ради такого случая в чистую сорочку. Тут уж и захочешь сохранить приличия — не получится. И пусть ахающая от умиления толпа смотрит, как она, рыцарь-капитан Невервинтера, бежит к нему, как девчонка, кидается на шею, целует и утыкается в грудь, размазывая слезы. Резкий запах недорогого трубочного табака, эля и терпкий — дубовых дров. Для нее, простой деревенской девочки, это был знакомый, теплый запах «Утонувшей Фляги».

А на следующий день в замке Невер… там не было никаких неожиданностей. Напыщенные кавалеры и хищно сверкающие глазами и драгоценностями дамы, оды, награды, ленты через плечо, торжественные речи, приклеенные к лицам улыбки, слова… много, много слов. Герои Невервинтера — мрачный Касавир, досадливо кряхтящий Келгар, Нишка, не знающая, куда девать свой хвост, рассеянно улыбающийся Гробнар и Эйлин, брезгливо-иронично взирающая на весь этот вертеп. И внезапно преобразившийся Ниваль, причесанный, надушенный чем-то вкусным, с полюбившейся ему аккуратно подстриженной бородкой — поразивший воображение челяди своим новым обликом. Эйлин с удовольствие отметила тихий ропоток среди дам, томно взирающих на его гордую осанку и мужественный, заострившийся, украшенный шрамом профиль, когда он подошел к Нашеру получить свою награду. И снисходительно посмотрел на помпезно врученную ему орденскую цепь с бриллиантами, как ребенок, незаметно для родителей выросший, смотрит на ставшую глупой и ненужной игрушку. Однако более он своих чувств ничем не выдал, и загадочная, исполненная достоинства улыбка вернулась на его лицо, когда он разогнулся и принял продуманную позу скромного величия. Да, новая роль простого и честного героя, которую примерял на себя этот лицедей, очень ему шла. Только вот его глаза — смотревшие иногда так тоскливо, словно не понимая, куда они попали и что тут происходит, — уже не могли обмануть Эйлин.

— Расскажите нам, как вы убили Короля Теней?

Нацепив маску учтивости, Эйлин быстро оглядела задавшую вопрос даму, подошедшую к ней в окружении десятка пышных юбок, роскошных декольте, искусно уложенных причесок (до моей им, конечно, далеко) и блестящих колье, серег и диадем, от которых рябило в глазах. Племянница лорда Нашера, кажется, ее зовут Кайра. Выглядит на двадцать лет, минус штукатурка — лет семнадцать (эх, где они, мои наивные семнадцать лет). Капризный ротик, любопытно распахнутые серые глазки и та специфическая манера держаться и разговаривать, которой безупречно владеют подобные особы, не демонстрируя прямо своего превосходства, но давая его почувствовать. Зря, девочка, стараешься. Мы тоже так умеем, и получше тебя, и цену подобным трюкам знаем.

Эйлин дружелюбно и глуповато улыбнулась — ни дать ни взять, провинциальная дурочка, допущенная по ошибке во дворец.

— Как убила?

Продолжая улыбаться, Эйлин вытащила из простой кожаной перевязи прихваченный выпендрежа ради Серебряный Меч и, отступив на безопасное расстояние, сделала несколько эффектных перехватов рукояти, вращая клинок, давая этой шушере возможность оценить его красоту, увидеть, как он оживает в ее руках, как начинают светиться швы между осколками, услышать его тонкое серебряное пение. Клинок вращался все быстрее среди расступившихся дам, и в какой-то момент дебиловатая улыбочка на лице его хозяйки уступила место выражению спокойной и холодной решимости, а в ее взгляде появилась жестокая отрешенность человека, готового, не раздумывая, убить живое существо. Напряженно следя за сошедшей с ума сестрой, Ниваль старался не выпускать из поля зрения стражников, которые — он знал — не сдвинутся с места без его приказа. Но противный холодок таки засвербил в груди и подскочил к горлу, когда Эйлин, сделав молниеносный пируэт, с коротким надсадным вскриком опустила вихрь обезумевших осколков на стоявшую сзади старинную эвермитскую серебряную урну с золотой инкрустацией. Ослепляющая вспышка, пучок синих молний, белые горячие искры — и россыпь искореженных, оплавленных кусков эльфийского серебра летит по мраморному полу к ногам придворных дам, опаляя одной из них подол платья, заставляя ее истерично взвизгнуть и картинно упасть на руки стоящего рядом кавалера, пока кто-то расторопный льет на подол воду из вазона.

С бешено скачущим сердцем и горящими глазами Эйлин выпрямилась, вскинув голову, оглядела отвесивших челюсти друзей и посмотрела на Касавира, надеясь найти в его глазах понимание. Он стоял в напряженной позе, сжав кулаки, и был готов в любой миг броситься на ее защиту. Смотрел на нее, словно не узнавая. Да, она определенно изменилась. Что-то было в ее взгляде дающее ему понять, что эта женщина ни в чьи игры больше играть не будет, а если будет, то исключительно в своей, неповторимой манере. Он, конечно, тревожился за нее, но и не мог не гордиться ею в этот момент. И если бы можно было любить ее еще больше…

Подмигнув ему и повернувшись к застывшей в немом ужасе даме, Эйлин снова улыбнулась ей, ловким движением возвращая меч в ножны.

— Вот так примерно.

В тронном зале стало так гнетуще тихо, что, наверное, те, кто стоял у стен, могли слышать шорох тараканов за гобеленами. Придворные украдкой поглядывали друг на друга, не зная, что им делать — восхищаться, ужасаться, смеяться, возмущаться? Все взгляды обратились на восседающего на троне лорда Нашера. Эйлин не очень понравилось выражение его глаз. Старый лис пытался совладать с собой, но изучающе-тревожный взгляд, направленный на нее, выдал его. Ей пришло в голову, что он мог решить, будто она опасна. Действительно, в его мозгу, озабоченном, главным образом, сохранением своей власти, могла возникнуть мысль, что пригретая им девушка с Серебряным Мечом, за которую готовы идти в бой сотни и которую боготворят тысячи, стала опасна.

Положение спас Ниваль — конечно, кто же еще? Он с невозмутимым видом небрежно поднял с пола один из крупных осколков — выгнутый и красиво оплавленный в виде неровной капли с золотыми разводами и черными краями — и подошел к нашеровской племяннице. Мертвенно-ослепительно улыбнувшись и состроив гримасу преклонения перед ее умом, очарованием и благородством, он приложился губами к машинально протянутой руке и галантно подал ей забавный сувенир.

— Леди Кайра не откажется принять это на память от хозяйки Серебряного Меча?

Судя по взгляду, которым она одарила начальника Девятки, предложи он ей немедленно отправиться с ним в укромный уголок поиграть в больничку, она бы не стала упираться. Поэтому, исполненный глубокого смысла подарок был благосклонно принят с обещанием сделать из него брошку, а Ниваль дружески и чуть укоризненно — этакую неотесанную деревенщину во дворец привел — похлопан кончиками пальцев по щеке. Это разрядило обстановку, расслабило нежно любящего племянницу лорда и послужило придворным дамам сигналом к восхищенным ахам и разбиранию осколков на брошки, пряжки и гребешки. Опаленная дама пришла в себя и преисполнилась гордого превосходства.

— Ну, и как это называется? — Тихо пробормотал Ниваль, встав боком к Эйлин.

Она пожала плечами.

— Мы же с тобой одной породы.

— Ты думаешь?

— Абсолютно. Я тоже хочу пооригинальничать, не все тебе одному.

— Подведешь под монастырь и себя, и меня, если будешь так «оригинальничать». А с этой мелкой стервой я бы тебе вообще связываться не советовал. Она учится в Академии, хотя, говорят, невысоких способностей. Я ее охранял, когда она была еще девочкой.