Феномены Тени и зла в волшебных сказках - фон Франц Мария-Луиза

Книжное знание означает некую преемственность, знание физических законов и событий, которые уже в какой-то мере были систематизированы и переходили из поколения в поколение. Задолго до появления письменности в европейских странах были собраны и систематизированы традиционные знания, и нам следует предположить, что слепой прорицатель обладает этим древним кельтским, друидическим, шаманским знанием. Ибо хотя мы опустились в ирландский подземный мир, в абсолютно дохристианский слой коллективного бессознательного, тем не менее это -культурное знание. Даже у совершенно примитивных племен Полинезии или у африканских бушменов существует устная традиция передачи историй и известных фактов, то есть знаний, которые переходят от отцов к детям.

Нас поражает эта примитивная мудрость, ибо она является высочайшей ценностью, высочайшей просвещенностью, лежащей близко к основам всех психологических функций. Чем более примитивным оказывается такое знание, тем более интересным и многообещающим оно будет для нашего исследования, ибо находится в непосредственной близости от бессознательной психики современного человека. Однако оно уже сформулировано и существует в рамках определенной традиции. Следовательно, оно уже адаптировано к сознанию этих народов. Так, при сравнении этих сказок выходит, что конь с его знанием волшебства оказывается гораздо более доступен для нас непосредственно и лично. Это спонтанная реакция, которая бьет живительным ключом из глубочайшего инстинктивного слоя человеческой личности. В каждом случае она уникальна, ибо всегда представляет собой импровизацию, и каждый раз прорывается в новой форме из спонтанной, живой, базовой природы психики. Именно поэтому советы конька превосходят великую мудрость, исходящую от слепого прорицателя, его книг и традиций. Конек побеждает, потому что никто другой не может воспользоваться его мудростью. Если вы владеете какими-то традиционными, систематическими знаниями, вы их можете неправильно применить. Над ними могут получить власть силы зла и использовать их в своих целях. Однако появление инстинктивной, творческой спонтанности никогда нельзя предвидеть заранее, и другой человек никогда не может сказать, что может случиться. Этот процесс абсолютно творческий, непредсказуемый по своей сути, а потому он превосходит все наши человеческие понятия.

Пока был жив Юнг, мы, люди из его окружения, говорили между собой, что он человек совершенно непредсказуемый, его реакцию никогда невозможно было предугадать. Мы всегда знали, что когда он вникает в ситуацию или собирается что-то сказать, а быть может, даже вмешаться, то никогда нельзя заранее знать, что он скажет или сделает. Это был всегда настоящий сюрприз, — а иногда, как он говорил с улыбкой, даже и для него самого! Потому что он сам не знал, что собирается сказать или сделать, он редко планировал свои поступки на сознательном уровне, а реагировал на ситуацию и отвечал на вопросы под влиянием текущего момента. Он давал возможность своему «коньку» делиться с ним своей мудростью, а потому никто не мог знать заранее, что он может или должен сказать. Я часто пыталась задуматься над тем, что он сказал бы в той или иной ситуации, но, когда сталкивалась с реальностью, была вынуждена опускаться с заоблачных высей. Все, что Юнг говорил и делал, совершенно отличалось от того, что могли представить себе даже те люди, которые близко его знали.

Эта творческая спонтанность, которая прорывается из истинных глубин или ядра личности, воплощается в образе коня, а так как эту реакцию можно считать наполовину сознательной, то только она одна может преодолеть натиск сил зла, сформированного на основе определенного уровня интеллекта и традиций прошлого. На мой взгляд, сейчас мы оказались именно в такой ситуации. Человечеству угрожают не только зверские смертоносные импульсы, хотя они прорываются то там то здесь и, наверное, подобное будет происходить всегда и везде, особенно в тех местах, где в толпе проявляется дикость и высвобождаются животные инстинкты. Самое опасное — сочетание этих инстинктов с высоким научным интеллектом. В ядерной физике сплав животных инстинктов с высочайшими достижениями научной мысли особенно опасен. Такое сочетание не сравнимо по уровню зла практически ни с чем, но в нашей сказке есть зарок, что несмотря ни на что есть сила, превосходящая зло, и она заключена в самых сокровенных истинных глубинах нашей психики, с ее неодолимым ясновидением и природным знанием. Получив ее, может быть, нам удастся победить даже всевозможные дьявольские козни.

Глава 12. Ядро психики

Сказки, о которых шла речь в предыдущей главе, служат иллюстрацией состязания в волшебстве или волшебного противоборства как одной из форм, которую принимает борьба со злом. Первая — русская сказка, в которой царь-чернокнижник обещает отдать свою дочь замуж за того, кто сможет от него спрятаться. Трое юношей пробовали это сделать, но первые двое лишились головы, тогда как третий добился успеха благодаря своему преимуществу в волшебной силе. Но даже он не смог бы избегнуть печальной участи, если бы благодаря птице Маговей снова не оказался в царском дворце, где превратился в кусок кремня. В ирландской волшебной сказке «Прекрасная певчая птица» главному герою приходится спускаться в подземный мир, чтобы найти там птицу для своего отца. В данном случае происходит двойное состязание. Отец птицы, — на самом деле вовсе не птицы, а прекрасной женщины, — подземный король прячется три раза: в яблоко, в форель и в перстень своей дочери. Затем в ответ герой прячется три раза в своего белого коня, которого ему дает щедрая женщина из подземного мира. У короля есть советник — слепой провидец, а у героя таким советником является маленький белый конь.

Архетип состязания в магии и волшебстве можно найти почти в любом сообществе и на разных уровнях цивилизации. В примитивных цивилизациях он воплощается в магическом противоборстве шаманов, большего и меньшего, между собой. Каждый из них устанавливает сферу своего магического воздействия над какой-то частью племени или над соседним племенем, вместе с тем пытаясь устранить своих конкурентов. То же самое происходит в состязании шаманов племен, живущих за полярным кругом: большой и малый шаманы соревнуются в том, кто из них является более совершенным в искусстве владения магией, и каждый старается своим колдовством превзойти другого или противодействовать ему.

Следы этого феномена существуют даже в христианских легендах. Гностик Симон Маг[169] заявил, что он является земным воплощением образа Бога. По его словам, он может соперничать не только с Христом, но и со святым апостолом Петром; Симон Маг и святой Петр встретились в Риме, чтобы помериться силами. Симон хотел показать, что он может летать, и когда, всплеснув руками, он попытался вознестись с холма на небо, Петр использовал против него свою магическую силу, так что Симон упал вниз и разбился насмерть.

Есть и более поздние истории о святых, которые подобным образом боролись с колдунами или ведьмами. Так что тема магического противоборства встречается практически везде. Можно сказать, что это архетип борьбы со злом с помощью хитрости и ума, а также с применением знаний вместо грубой силы. Сегодня мы это называем психологической войной. Знание, будучи связано с состоянием высшего сознания, вероятно, является самым эффективным средством борьбы со злом; будучи отделено от сознания, оно способно только на магическую уловку в отношении другого.

Соперник, познания которого более обширны, глубоки и осознанны, скорее всего возьмет верх над соперником, который просто пользуется традиционными знаниями, не понимая их истинного смысла и по существу не имея с ними связи. В этом смысле все что угодно можно использовать и как черную, и как белую магию. Именно поэтому я старалась не упоминать о черной и белой магии, ибо любой соперник будет утверждать, что он использует белую магию, а противоположная сторона — черную.