Клинки города ярости - Юлия Арвер

а я просил, молил обвинить во всем меня, но не сметь ругать себя. Я исступленно обнимал хрупкую фигурку, касался губами каждого покрасневшего пальчика, вдыхал ее запах и тоже плакал, не в силах сдержать себя и свои чувства. Владыка, я до сих пор не верил, что нам повезло вновь встретиться!

– Я думала, ты погиб. Горислав сказал, что ты не выдержал пыток. А я, бестолочь, поверила. Наверное, в глубине души я даже молилась, чтобы Творец избавил тебя от мук, и оттого сердце болело еще сильнее, – лепетала Амаль мне в плечо. – Если бы не Реф, мы бы так и не узнали, что ты жив. Видит Творец, те дни превратились для меня в личную преисподнюю. Весь мир жил дальше, а я как будто выгорела изнутри. Делала, что до́лжно, но словно не существовала.

Я гладил ее по топорщащимся волосам, с трудом осознавая сказанное. Реф… Погодите, Реф?!

– Как ты сумела поговорить с Рефом? – прохрипел я.

Амаль отстранилась и взглянула на меня так серьезно, как смотрят на тех, кому вот-вот сообщат о кончине родственника. Я осторожно сжал ее руку в молчаливой просьбе рассказать и не таиться. Кажется, она поняла, потому что печально улыбнулась.

– Реф возродился, но больше он не привязан к тебе.

– Возродился? Как это возможно?

– Ты помнишь Эрдэнэ?

– А-а-а, господин Янь. Он жив и здоров? – саркастически уточнил я, мигом вспомнив высокомерного хозяина борделя.

Амаль потупилась и кивнула.

– Эрдэнэ – полудемон. Он обладает силой находить в междумирье заблудшие души и возвращать их.

– Эти его чудовища…

– Да, это неупокоенные души.

– Так он нашел Рефа? – опасливо уточнил я. Разве это возможно? Как старик может возродиться, не привязавшись ко мне? Реф существовал лишь благодаря крови прапрабабки, что текла в моих жилах.

Амаль вновь кивнула и замолчала. Ей будто бы что-то мешало говорить.

– Что ты от меня скрываешь, Гилие? – мягко спросил я, все так же поглаживая бархатную кожу ее руки. Амаль вздрогнула от нежного обращения и вдруг показалась мне загнанным, отчаявшимся зверьком.

– Эрдэнэ провел ритуал и привязал его к другому человеку, – наконец выдавила она и беспомощно покосилась на закрытую дверь… Владыка, я лишь сейчас задумался, где вообще очутился!

Кажется, это Белояров. Да, Белояров. Я следил за Тиром и Амаль, сражался с чудищами Эрдэнэ. Это столичное имение Тира. Не единожды мне приходилось бывать здесь, но не в… темнице, кладовой, чулане… Что это за каморка?

Кажется, Амаль заметила мою растерянность, и потому поспешила сменить тему:

– Ты сможешь подняться? Я провожу тебя наверх. Там теплей и уютней. Хватит ютиться в кладовой.

Ага, кладовая. Спасибо и на этом. В дом Тира я вошел врагом. Опасным врагом. На их месте я бы убил себя, не задумываясь, а они пожалели зверя. Наверняка благодаря Амаль.

Кое-как я поднялся на дрожащие ноги, все еще ощущая боль в каждой косточке и жилке, но она не шла ни в какое сравнение с пытками господина Арива. Разум не помнил их, зато помнило тело, и оно в отчаянии содрогалось при одной только мысли о пережитых мучениях.

Амаль заботливо обхватила меня за талию, положив мою руку себе на плечо, и ласково, будто котенок, потерлась об нее щекой. Меня вновь затопило раскаянье. И нежность, глубокая, как море. Когда еще мне довелось бы увидеть, как гордая наследница воеводы ластится к безродному беглому преступнику? Неужто я заснул и впервые увидел хороший сон, без пыток и крови?

Мы кое-как прошаркали по коридору, стены которого щетинились кирпичной кладкой, и с огромным трудом поднялись по лестнице. Трижды я чуть не свалился со ступеней и не увлек за собой Амаль, но она проявила недюжинную силу и даже лепетала успокаивающие нежности. Владыка, ради этой нежности я готов был пережить заново все пытки и мучения, каждую встречу с господином Аривом, получить каждый шрам и каждый удар. Я и надеяться не смел на столь сильные чувства Амаль, на ее нежность и прощение. Пусть она не говорила этого вслух, но я видел любовь на ее исхудавшем лице, читал в каждой оброненной слезинке, в приоткрытых искусанных губах. Видел и не верил сам себе.

Амаль увлекла меня на второй этаж. Кое-как мы вскарабкались наверх, отчего сердце зашлось в бешеном биении, будто я никогда прежде не напрягал свое тело чем-то тяжелее ложки. Я смутно помнил дом Тира в Белоярове, но в памяти сохранился уют, который наполнял каждый уголок. Все здесь казалось каким-то… домашним, в отличие от величественной помпезности имения в Адраме. Амаль проводила меня в небольшую гостиную, где приветливо горел камин. За окнами еще теплился убывающий солнечный свет, мороз выводил на стеклах узоры, но в комнате разливалось тепло от огня. Белый диван с вышивкой на обивке так и манил рухнуть на него трупом и никогда больше не подниматься.

Проследив за моим взглядом, Амаль аккуратно усадила меня на злополучный диван, покорно стащила с ослабевших ног сапоги и подоткнула под головой подушку. Вина обрушилась на плечи новым грузом. Я охотился на нее, но сейчас она возилась со мной, как с немощным.

– Прости, все комнаты заняты – в доме разместилось слишком много людей. Единственное свободное место здесь, – пробормотала Амаль, суетливо поправляя мою скромную одежку. Нежные пальцы легли на распахнутый ворот, но вдруг отдернулись, как от огня.

Я недоуменно поднял брови в безмолвном вопросе, и Амаль поспешила ответить, хоть и выглядела донельзя смущенной:

– Когда ты страдал без дурмана, то снял с себя рубаху. Я до сих пор не могу выбросить из головы твои шрамы. Первая стража… эти ибнары… они не оставили на тебе живого места!

– Все раны зажили, Гилие. Не беспокойся, мне не больно, – поспешно заверил ее я и даже расслабленно погладил по волосам. Амаль вновь котенком потерлась о мою руку, но серьезность не растеряла.

– Тебе было больно. Я не прощу тех страданий, которые ты перенес. Кровь за кровь, смерть за смерть – древняя традиция Нарама. Бесов господин Арив вскоре сгорит в преисподней, я об этом позабочусь.

– Я… я того не стою, Амаль. Не трать силы, не рискуй почем зря. Только не ради меня. Я не заслуживаю такой твоей любви, – взмолился я, бездумно схватив ее за руку. – Первая стража очень опасна. Ты и без того накликала на себя гнев цесаревича, раз он стремится так изощренно тебя убить. Теперь еще и покрываешь беглого преступника. Как к этому отнесется твой жених? Тир не станет рисковать ради меня.

– Тут уж я сама решу, кто заслуживает