Горячий след - Олег Верещагин

— У нас погибших нет. Но трое остались, — Олег кивнул на трубку. — А как же вред для здоровья?

Джок поднял средний палец свободной руки в пространство. Анри заметил:

— В одном милом месте, где нас хотели выпотрошить и набить чучела, его назвали Дымящий Вулкан.

— А тебя называли Пукающий Зад, — дружелюбно огрызнулся Джок.

Да, юмор у них остался американским… Но, судя по лицам, вернувшись домой, эти мальчишки вряд ли теперь легко поверят, что ради защиты демократии надо убивать кубинцев, а негры и гомосексуалисты — лучшая часть общества США, подумал Олег. Он уже хотел озвучить эту мысль, но тут из темноты послышалось:

— А можно подсесть?

— Да ради бога, — сказал Артур, даже не оборачиваясь.

К огню подошёл мальчишка. Лет 15, с гитарой через одно плечо, старым рюкзачком через другое, в белёсых джинсах, подвёрнутых под колено, в свободной серой рубашке, босиком (лёгкие ботинки качались у рюкзака). На поясе — длинный нож и пистолетная кобура. На левом запястье — часы… нет, тяжёлый серебряный браслет-кольчуга с мелкими светящимися камешками — бриллианты?. Короткие светлые волосы-ёжик, серые глаза с искрами самоуверенности, ноги — в пыли…

— Меня зовут Талер, — сказал мальчишка. — Так вы говорите, подсесть можно?

Олег попытался почувствовать, на каком языке говорит гость.

И не смог…

… — Опять тобой, Дорога,Желанья сожжены.Нет у меня ни бога, ни чёрта, ни жены…Чужим остался Запад,Восток — не мой Восток…А за спиною — запах пылающих мостов…

Да, многие пели под гитару в последний месяц жизни Олега. Но так — так не пел никто. Да и не мог, наверное, никто из людей так петь. Так пела бы гитара, оживи она вдруг и обрети человеческий облик.

— …Сегодня вижу завтраИначе, чем вчера.Победа, как расплата, зависит от утрат…Тринадцатым солдатомУмру — и наплевать!..…Я жить-то не умею — не то, что убивать…

Повесит эполетыОставшимся страна.И к чёрту амулеты, и стёрты имена…А мы уходим рано,Запутавшись в долгах —С улыбкой д'Артаньяна, в ковбойских сапогах…

И, миражом пустыниСражённый наповал,Иду, как по трясине, по чьим-то головам!Иду — как старый мальчик,Куда глаза глядят……Я вовсе не обманщик — я Киплинга солдат…[48]

Талер прикрыл ладонью струны гитары и улыбнулся, глядя на слушателей. Неподалёку фыркали кони; чей-то мужской голос произнёс: «Ну что ты, пой ещё!»

— Ещё? — Талер чуть повернулся в ту сторону. — Могу и ещё… Кто-нибудь знает песню «Яблочко»? — это он спросил уже у мальчишек и девчонок у огня.

— Ну, вроде бы слышали, — сказал Макс неуверенно. А Маша пропела чуть смущённо:

— Эх, яблочко, куды котисься… Там дальше неприлично.

— Угу, — кивнул Талер. — Олег. Олег, я тебе.

Олег поднял глаза от огня:

— Да? — удивился он.

— Ворона кума, проверка связи… — засмеялся Талер. И посерьёзнел мгновенно: — Вообще-то я всем. Но тебе — в особенности. В общем — эпиграф.

Мы ехали шагом, мы мчались в боях,Мы «Яблочко»-песню держали в зубах,Ах, песенку эту доныне хранитТрава молодая — степной малахит…

— он вздохнул. — Эти стихи Светлова[49]. А теперь — собственно песня…

К ночи смелели смрадные бесы, день умирал в пыли,Тьма подступала враз с четырех сторон.Здесь бы в клинки, да «Яблочко»-песню в мертвые ковылиВыронил обеззубевший эскадрон.Здесь бы в клинки, да «Яблочко»-песню в мертвые ковылиВыронил обеззубевший эскадрон…

— повторил он, и такой тоской резануло от этих полупонятных слов, что Олег невольно сжал кулаки…

— Нынче солдату худо без песни, годы его горьки,Хитрая сволочь-старость свое взяла…Внучка солдата выбрала «Пепси»; выскользнув из руки,Медная кружка падает со стола…

Интересно, подумал Олег, что слышат американцы? Они тоже притихли, у них блестят глаза… Может быть, такие песни есть и у них — просто их не поют?

— Он пролетарий, он пролетает, но свысока видней,Как по степи весенней, дробя гранит,Прет малахит-трава молодая, та, что до наших днейПесню его потерянную хранит…

Талер вдруг негромко рассмеялся, не переставая играть, подмигнул Олегу и повысил голос:

— И в этом корни надежды, источник верного знанья,Что Билли Гейтс[50] не канает супротив Че Гевары[51]!Что скоро новых мальчишек разбудят новые песни,Поднимут новые крылья, алые крылья.

Видит он сверху, как на восходе с целью купить табак,Выдубив душу в недрах судьбы иной,Входит в деревню огненный ходя с лаем цепных собак,Ветром и алыми крыльями за спиной.

А рыжему Яшке снятся те крылья дюжину лет подряд,А от роду Яшке те же двенадцать лет,Веку — двенадцать, звездам — двенадцать — тем, что над ним горят,В целой вселенной мира моложе нет!

Под волосами тлеет на коже Яшкиной головыЗлой иероглиф вечного «Почему?»Ждет паренька, дождаться не может, песня степной травы —«Яблочко», адресованное ему!

И верят в рыжего Яшку его нездешние страны,Его свирепые струны, что сыграют, как надо.Его шальные дельфины, что танцуют в Гольфстриме,Его алые крылья, алые крылья…[52]

…Его алые крылья, алые крылья…

…Развалины стены были невысокими и почти не поднимались над ковылём. Из-за этого казалось, что мальчишки волшебно-невесомо сидят прямо на раскачивающихся метёлках.

— Ты кто? — спросил Олег, постукивая пяткой по грубой каменной кладке.

— Талер, — пожал плечами музыкант.

— Я… — Олег подумал. — Я раньше слышал, как ты поёшь. Песни, тут, в степи… Они ведь твои? Которые в воздухе?

— Мои, — Талер улыбнулся. — Я их просто дарю тем, кто может подарить их другим людям.

— Бог диктует — я пишу… — пробормотал Олег. И решился: — Ты — бог?

Глаза Талера стали изумлёнными. Потом он засмеялся — искренне, взахлёб, чуть откинув голову.

— Нет, я не бог… — он покачал головой. — Придумаешь тоже…

— Но ведь ты не человек?

— Человек.

— Простой человек?

Талер скривился:

— А ты — простой? А твои спутники? А все люди? По отношению к настоящим людям это звучит, как оскорбление… Нет, я не простой человек. И ты тоже. И они, — он кивнул в сторону догорающего костра, возле которого спали два отряда.

— Ну тогда так… Ты не просто человек?

— Вот это ближе к истине, — согласился Талер. — Не просто. Я — скажем так — Голос Дороги, — он ущипнул струну, и она загудела звуком удаляющегося поезда. Один из тех, кому очень не нравится то, что творится в некоторых кодах… да и само слово «код» не очень нравится. Лучше — мир.

— Это ты вёл меня? — спросил Олег, откидываясь назад и опираясь на руки за спиной.

— Нет, — Талер покачал головой. — Ты шёл сам. Я просто немного показывал дорогу.

— Где ты родился? — вдруг спросил Олег. Талер посмотрел удивлённо. Потом медленно ответил:

— Далеко… и давно. В твоём мире. На берегах морского залива, который позже стало озером Байкал.

— А… ОН? — Олег покусал губу. — Откуда он?

— А ОН не соврал тебе. Он не человек. Хотя создали его люди. Тут он тоже сказал правду.

— Его можно победить?

— Ты его победил.

— Не в… частности. Вообще. Во всём моём мире.

— Ты видел и это. И тот мир — не один, куда ему прочно заказан ход.

— Значит, он врал, — облегчённо-задумчиво произнёс Олег. Талер усмехнулся:

— Он всегда врёт. Даже если говорит правду.

— А что было там — в «Дукате»? Что за проход?

— Просто один из старых выходов на Дорогу, которым начала пользоваться эта шваль… — Талер оглянулся. — Скоро взойдёт солнце. Вам пора. А пока — послушай это…

Ты — такой же точно, как я.Ты уже вернулся с войны.У тебя, конечно, семья —И отсюда — чувство вины…У тебя вся жизнь — по часам…Но — сидит внутри червячок.Ты уже давно понял сам,Что поймал себя на крючок!А раньше ты летал, где хотел,Впрочем — сам решил всё забыть…Ты с другой звезды прилетел —Ты других кровей, стало быть!

Ты — такой же точно, как он!А он в метро как будто уснул.Он на кольцевой сел в вагон —В общем, сам себя обманул…Сам себе придумал мирок,Где по кругу мысли о Ней…Словно потерял номерокОт мечты заветной своей.А раньше он на небо глядел,Да всё не ту пытался любить…Он с другой звезды прилетел —Он других кровей, стало быть!

Ты — такой же точно, как Бог!Я сто раз тебе повторял,Что у него лежит номерок —Тот, который ты потерял!И, если не мешать чудесам —То станет даже веник цвести!!!Вот что себе придумаешь сам —Вот так тебе и будет везти!Ты ж всегда летал, где хотел!Ты же сам решил всё забыть!Ты с другой звезды прилетел —Ты других кровей, стало быть!..

…Олег уходил к лагерю — через ковыль. А за его спиной сидящий на старинной стене Талер напевал всё тише и тише: