Талисман любви - Луанн Райс

Мартин встал. Он знал, что Мэй ждет его у машины, у подъезда для игроков. Ладони вспотели, его мутило.

– Пожмите друг другу руки, – сказал Дэйфо. – Мы начинаем тренировки на неделю раньше, чтобы все привыкли друг к другу, так что обменяйтесь рукопожатием.

Мартин ощутил энергетическое поле над скамьей. Тысяча самых разных эмоций переполняла его, и он понял, что, если сейчас же не покинет раздевалку, бед натворит немало. И он двинулся к выходу.

– Я сказал – обменяться рукопожатием! – крикнул Дэйфо.

Мартин заторопился. Ткнулся в край скамьи, потом задел чью-то сумку. Споткнувшись, плюхнулся на колено.

Он услышал тишину, поскольку все замерли, глядя, как он пытается встать.

– Какие-то проблемы? – Мартин обвел взглядом комнату. – И чего вы еще не видели?

– Мартин, дружище, – откликнулся кто-то из новичков. – С тобой все в порядке?

– Но савуар фер (не совсем как хотелось бы), – на смешливо произнес по-французски Йоргенсен.

Мартин повел голову на звук, увидел шведа и резким движением отшвырнул протянутую ему руку.

– Картье! – рявкнул тренер.

Мартин проигнорировал его, хотя голос тренера прогремел в полной тишине, от которой звенело в ушах. Мартин покинул раздевалку. Он хотел побежать, но побоялся упасть. Поэтому он заставил себя замедлить ход на прямой линии вдоль коридора, в котором он великолепно ориентировался. Мэй ждала его снаружи. Он просил ее быть наготове и даже не выключать двигателя. Рэй окликнул его по имени, но Мартин не оглянулся.

– Что это было с тобой? – спросил Рэй, когда он позвонил Мартину позже тем вечером.

– О чем ты? – притворился Мартин, не желая обсуждать эту тему.

Он вообще не подошел бы к телефону, но Мэй сунула ему трубку в руку прежде, чем он успел сказать ей «нет».

– Что с тобой происходит?

– Со мной? Ничего. Что за вопрос?

– Ты на все натыкаешься, ведешь себя как пьяный. Ты же не был пьян, или я не прав?

– Ты меня прекрасно знаешь. Я бы не появился там пьяным.

– Но ты словно с цепи сорвался. Обычно ты не дуришь так с тренером. И командой.

– Сорвался, извини, – буркнул Мартин.

– Послушай, я понимаю, вся эта покупка – дрянная затея. Привыкнуть к Йоргенсену будет нелегко.

– Высокомерный хлыщ и болван этот Йоргенсен.

– Да уж, настоящая примадонна. Хвастает собой, своей славой и богатством. И все время бахвалится. Каково, мол, это выиграть Кубок Стэнли два года подряд!

– У нас, – сказал Мартин.

– Да уж, у нас, – согласился Рэй. – Но хотя бы в одном тренер прав – придется забыть об этом. Йоргенсен все же лучший голкипер в НХЛ, и теперь он наш. С этой позиции и нужно смотреть на него теперь.

– Трудно, – признался Мартин.

– Может быть, но для нас это лучший выбор. – Рэй промолчал. – А ты уверен, что с тобой все в порядке?

– Бьен сюр (конечно), – успокоил его Мартин. – Все отлично.

За поддержкой Мэй обращалась к Тобин. Они говори ли по телефону пять раз на дню, восполняя разлуку.

– Я очень волнуюсь за него, – жаловалась подруге Мэй. – Он в полной изоляции, не хочет ни с кем разговаривать. Такое впечатление, будто он думает, что все само собой рассосется как-нибудь. Ему почему-то стыдно. И это самое ужасное. Он ничего плохого не сделал, ни в чем не виноват, но он скрывается, словно не может показаться в таком состоянии перед друзьями.

– Совсем как тогда, когда Джон потерял работу, – вспомнила Тобин.

– Иногда мне хочется во всем винить хоккей, – призналась Мэй. – Я же вижу, какая это жестокая игра, и они еще все воспринимают травмы как должное. Я думаю о Серже и Агнес и удивляюсь, как они могли позволить ему играть. Серж же знал, как плохо это все может кончиться. Он знал, Тобин.

– Ну а Джон и Майкл в своем гоночном автомобиле. – Голос у Тобин слегка задрожал. – Поверь мне, и я думаю о возможных последствиях. Но отцы и сыновья… такая у них связь. Это для них как способ общения. Иногда я думаю, что для них это единственная возможность признаться, как они любят друг друга. В таком опасном спорте, когда знают, какими травмами он чреват.

– Все может быть, – задумалась Мэй, представляя себе Сержа, каким она увидела его в тюрьме.

У отца Мартина все лицо было в шрамах от шайб и ударов клюшками. Совсем как у самого Мартина.

– Твой тренер звонил опять, – начала разговор Мэй, когда поднялась наверх.

Мартин спал, хотя уже перевалило за полдень. Совсем как она рассказывала Тобин. Последнее время Мартин все время заползал под одеяло в надежде, что весь этот кошмар закончится сам по себе.

– Оставь меня в покое, – сказал он. – Я устал.

– Ты спишь уже четырнадцать часов подряд, – посетовала Мэй, присаживаясь на кровать.

Гром спал в ногах Мартина, и ей пришлось отодвинуть его.

– Отчего это ты так устал!

Мартин только отвернулся от нее.

– Он напомнил мне про наш ужин с Нильсом и Бриттой Йоргенсенами в субботу вечером. Нам велено быть в «Ритце» к восьми. Мне спросить у тетушки Энид, не останется ли она с Кайли?

– Ты знаешь мой ответ на эту чушь, – ответил Мартин.

– Он говорит, это – приказ.

– Скажи, пусть убирается ко всем чертям.

Мэй взглянула на часы. Мартин был записан на прием к Тэдди сегодня в три. Он отменял прошлые два визита, и уже прошло пятнадцать дней с тех пор, как он начал курс преднизолона.

– Тэдди звонила, – сказала Мэй. – Она говорит, ей надо увидеть тебя.

– Или что?

– Или все станет хуже.

– Ты действительно полагаешь, есть еще что-то хуже?

– Для меня – да, – ответила Мэй. – Если ты не можешь ничего делать для себя самого, почему ты забываешь про свое обещание сделать это для меня?

Она начала гладить его по спине медленными кругами.

– Не хочу никуда идти.

– Знаю, – прошептала Мэй, наклонившись, чтобы поцеловать его в висок. – Но для меня и Кайли. Сделай это ради своей семьи.

Они вошли в глазной госпиталь Бостона незадолго до назначенного им времени. Мартин держал Мэй под руку, и она осторожно вела его по коридору. Охранник крикнул: «Привет, Мартин!» Пациенты и доктора смотрели на него во все глаза. Какой-то мальчишка попросил у него автограф, и Мартин молча расписался.

Они добрались до кабинета Тэдди, Мэй осталась ждать, пока Мартин пройдет обследование. Тэдди была настроена по-дружески, счастлива видеть их; она не выразила недовольства, что Мартин так долго не появлялся, и Мэй была ей искренне благодарна. Мартин был буквально на взводе, от любого пустяка заводился с полоборота и мог, разбушевавшись, удрать в заветное убежище на кровати.

Много времени обследование не заняло. Тэдди позвала Мэй во внутренний кабинет, где уже сидел Мартин. Сегодня Теодора Коллинз выглядела очень профессионально в своем белом лабораторном халате. Мэй прочла на ее лице сострадание и почувствовала, как сердце у нее оборвалось.

– Преднизолон не действует, – сказала Тэдди. – Или действует, но не так, как мы надеялись.

– Нет, – прошептала Мэй.

Мартин смотрел прямо вперед. Все такой же красивый, как тогда, когда Мэй влюбилась в него. В тот первый день их знакомства, когда он вынес Кайли из заполненного дымом самолета.

– Сложные отслоения, гигантские разрывы сетчатки и тому подобное иногда требуют совершенно другого способа лечения, – продолжала Тэдди, – причем лучше все го подходит курс витриэктомии.

Сквозь гул в ушах Мэй слушала, как Тэдди описывала операцию: удаление стекловидного тела для очистки крови из его правого глаза, его хорошего глаза, в попытке спасти оставшееся зрение.

– Мой левый глаз… – начал Мартин.

– Для вашего левого глаза ничего сделать невозможно, – мягко остановила его Тэдди.

– А правый глаз станет лучше, если я пойду на операцию? – все же спросил он.

– Нет.

Глаза Мэй заполнились слезами. Она сама уже ничего не видела из-за слез, только услышала, как Тэдди осторожно продвинула по столу коробку с бумажными носовыми платками. Вытерев слезы, Мэй посмотрела на мужа. Прямая спина, мужественное лицо, ни следа страха.

– Прости меня, – повернулся он к Мэй.

– Ох, Мартин… – У нее перехватило горло.

– Я бы хотела не тянуть с операцией, – сказала Тэдди.

– Хорошо, – согласился Мартин.

– В следующий вторник. Рано утром.

– Прекрасно.

Мэй укладывала вещи в сумку, слушая, как Тэдди дает наставления Мартину. Куда идти, за сколько времени перед операцией воздержаться от еды или питья. Голос, полный доброты и уверенности, звучал в комнате. Мэй оглядела кабинет.

Маяки на фотографиях, сделанных Уильямом, все так же светили путникам. Мэй вспомнила, что, когда она впервые увидела их, этот свет казался ей полным надежды. А сей час узнала, что Мартин вступал в темноту, и она молила дать ей силы помочь ему пройти через все, что должно было случиться. Она закрыла глаза и вообразила луч, пробивающий темноту до самого горизонта, указывающий им путь.