Повседневная жизнь Дюма и его героев - Элина Драйтова

Если же кого-то интересует, как сильно сам Дюма пострадал в схватке с Мутоном, то описание его покалеченной руки вы можете найти в первой главе нашей книги, где оно приводилось в качестве доказательства того, что даже увечья и болезни не могли помешать Дюма работать.

Помимо собак в замке Монте-Кристо обитали три обезьяны, напоминавшие писателю, по его собственным словам, известного переводчика, прославленного романиста и одну знаменитую актрису. И хотя в жизни животные, несомненно, носили имена тех знаменитостей, чьи лица и мимику они, сами того не зная, напоминали, в «Истории моих животных» они получили звучные, но не очень прозрачные псевдонимы.

Эта обезьянья троица потешала Дюма и его гостей уморительными выходками, а однажды вырвалась из клетки и совершила серьезный проступок: открыла двери птичьего вольера перед хозяйским котом Мисуфом Вторым. Мисуф, понятно, не растерялся и передушил всех птиц, устроив себе роскошный ужин. Дюма описывает шутовской суд над зарвавшимся котом, устроенный им самим и его друзьями. Шутки шутками, но только суд спас кота от смерти, потому что садовник и смотритель животных Мишель предлагал умертвить его. Суд приговорил Мисуфа к пятилетнему заключению в обезьяньей клетке, что предполагало в первую очередь ограничение его подвижности и таким образом исключение возможности нового нападения на хозяйских птиц. Но не волнуйтесь: Мисуф недолго просидел в клетке, потому что, в очередной раз оказавшись без денег, Дюма был вынужден расстаться и с «замком», и с клеткой, и с обезьянами. Тем не менее Д. Циммерман опять-таки считает всю вышеописанную ситуацию «преступлением против «кошачности» и утверждает, что «именно по этой причине «История моих животных» не переиздается с 1949 года».[109]

Хочется выразить сомнение в том, что причина названа правильно. К сожалению, «История моих животных» не единственное произведение Дюма, которое давно не переиздавалось. Следуя привычке, издательства постоянно переиздают трилогию о мушкетерах, «Графа Монте-Кристо», романы о гугенотских войнах, еще пару-тройку беспроигрышно популярных романов, но это всего лишь капля в море, если говорить об огромном наследии Дюма-отца. В число непереиздаваемых попали не только «История моих животных», но и десятки других весьма достойных произведений. Не случайно Д. Фернандес, упоминая о «Парижских могиканах», с удивлением восклицает: «… это один из самых объемистых романов, подписанных именем Александра Дюма! Какой же слепоте хозяев книгопечатного дела обязаны мы тем, что его стало невозможно найти?..».[110] Совсем недавно этот роман был вновь издан во Франции издательством Gallimard, а на русском языке вошел в собрание сочинений Дюма в новом переводе. «История моих животных» также была переведена на русский язык, переведена впервые… Творческое наследие Дюма сродни огромным залежам драгоценных минералов, разработка которых весьма ограничена: большинство книгоиздателей эксплуатируют лишь несколько шахт, которые сами по себе кажутся неисчерпаемыми. Основной же пласт еще не затронут. «История моих животных», не являющаяся захватывающим приключенческим романом, — ведь Дюма сам определил ее жанр как «мою с вами болтовню», — не настолько коммерчески беспроигрышна, чтобы постоянно переиздаваться.

Но давайте вернемся к животным. Что бы ни говорили, а Дюма все-таки любил их. Иначе ему бы в голову не пришло делать собак, кошек, лошадей, ланей героями своих произведений. Но любовь писателя к животным была, если можно так сказать, не светской, не рафинированной. Ее можно сравнить с отношением крестьянина к своей скотине: с четвероногим хозяин может и поделиться последним, что у него есть, но может и сурово наказать, если животное пытается вступить в конфликт с хозяином.

Раз уж мы упомянули кота Мисуфа Второго, то ясно, что был и Мисуф Первый, и он вызывал у Дюма куда более теплые чувства, нежели его преемник. Мисуф Первый принадлежал матери писателя и, по его меткому замечанию, «упустил свое назначение: ему следовало бы родиться собакой». Подобно собаке, Мисуф Первый издалека чувствовал приближение сына своей хозяйки в те дни, когда тот приходил навестить матушку. Кот сразу начинал царапать когтями дверь, требуя, чтобы ему ее открыли, затем проходил несколько кварталов и усаживался всегда в одном и том же месте поджидать гостя. Как только тот появлялся, Мисуф по-собачьи приветствовал его, встав на задние лапы и упираясь передними в его колени, а затем шел впереди, как бы указывая дорогу и оглядываясь через каждые несколько шагов. Примерно в двадцати шагах от дома он кидался вперед, чтобы предупредить хозяйку о визите.

В дни, когда Дюма почему-либо не мог прийти, кот спокойно дремал на своей подушке и не трогался с места. «Мисуф указывает мне дурные и хорошие дни», — говорила мать писателя.

Бюст Дюма работы Гюстава Доре. Подготовительная работа для памятника писателю в Париже. Монте-Кристо и Гайде. Иллюстрация Жоанно. Мерседес в каталанском костюме. Иллюстрация Гаварни. Морсер. Иллюстрация Гаварни. Кадрусс. Иллюстрация Гаварни. Аббат Фариа. Иллюстрация Гаварни. Диана де Пуатье. Генрих II. Габриэль Монтгомери перед Генрихом II и Дианой де Пуатье. Иллюстрация И. Кускова к роману «Две Дианы». Молодой Генрих Наваррский, будущий король Франции Генрих IV. Иллюстрация XIX века к роману «Королева Марго». Схватка шевалье де Бюсси с миньонами близ дома Дианы де Меридор. Иллюстрация Лелуара к роману «Графиня де Монсоро». Генрих III. Шико беседует с Генрихом III в королевской спальне. Иллюстрация А. Озеревской и А. Яковлева к роману «Сорок пять». Герцог Гиз. Палач Кабош. Гревская площадь в XVI веке. Иллюстрации французских художников XIX века к роману «Королева Марго». Д’Артаньян. Кардинал Ришелье. Во время этой беседы Ришелье говорил д’Артаньяну о «естественной справедливости». Иллюстрация И. Кускова к роману «Три мушкетера». Мушкетеры во дворе дворца де Тревиля. Иллюстрация И. Кускова к роману «Три мушкетера». Анна Австрийская в молодости. Джордж Вильерс, герцог Бекингем. Портрет П. Рубенса. Мария Антуанетта на сеансе гипноза. Гравюра XVIII в. Сцена на парижской улице во времена Великой французской революции. Иллюстрация XIX века к роману «Шевалье де Мезон Руж». Последняя дуэль коварного Лоредана де Вальженеза. Иллюстрация П. Пинкисевича к роману «Сальватор». Сальватор — один из идеальных героев Дюма. Сальватор останавливает драку в кабаке. Иллюстрация XIX века к роману «Парижские могикане». Александр Дюма-отец. Иллюстрация Ю. Иванова к роману «Три мушкетера».

Многие животные попадали к Дюма случайно, по мимолетному влечению сердца. Например, одну из упомянутых выше обезьян — маленькую мартышку — писатель купил в Гавре после того, как она, высунувшись из клетки, стоявшей на улице возле лавки торговца животными, схватила его за полу сюртука и нежно облизала ему пальцы. Животное, можно сказать, само выбрало хозяина. Так же попал к нему голубой ара: он смотрел на незнакомого ему писателя «влюбленно» и впал в блаженное состояние, когда тот стал почесывать ему голову.

Что до грифа Югурты, то тот не особо стремился попасть в коллекцию животных Дюма. Его предложил писателю в Константине желавший подработать мальчишка, но сразу же предупредил, что мощная птица отхватила палец у человека и хвост у собаки. Однако Дюма увлекся идеей привезти живого грифа в Париж, что и сделал, умело дрессируя дикаря по дороге и даже (ради экономии денег) заставив его проделать часть дороги пешком, на цепи следуя за новым хозяином. В Париже Югурте жилось неплохо, и он приучился терпимо относиться к людям. Спустя какое-то время его пересадили из клетки в бочку и переименовали в Диогена. После разорения усадьбы Монте-Кристо Дюма пристроил своего пернатого питомца в теплое местечко: в ресторан «Павильон Генриха IV» в Сен-Жермене, где тот всегда имел достаточно пищи, сидел на специальной жердочке и в довершение всего… стал нести по одному яйцу в год, а это явно доказывает, что имя Диоген подходило ему ничуть не больше, чем Югурта.