Штамм Закат - Чак Хоган

И в ту же секунду Древний, стоявший слева, испарился, вспыхнув чистым белым светом. То, что составляло его су­щество, превратилось в пыль и осыпалось на пол, — звук, сопровождающий эту трансформацию, тоже был опаляю­щий, хотя больше всего он походил на тонкий свистящий вздох. Люди, находившиеся в комнате, вздрогнули, словно получили удар током — несомненно электрическим, но и психическим тоже.

Почти мгновенно два охотника были испепелены на ме­сте точно таким же образом. Они исчезли, оставив после себя тончайший туман невесомее дыма. Ни пепла, ни пра­ха — лишь одежды охотников пали на пол теплыми кучками ткани.

«Вместе с Древними уходит и их священная родослов­ная. Владыка уничтожает своих единственных конкурентов, дабы обрести власть над планетой. Неужели все дело в этом?» — подумал Сетракян.

Древний, судя по всему, без труда читал его мысли.

Ирония судьбы: именно в этом - в обретении власти - и заклю­чался план, который мы разработали для данного мира. Мы по­зволили нашему живому инвентарю возвести себе загоны, создать необходимое оружие и повсюду распространить его, а также при­думать резоны для самоуничтожения и заразить этими идеями как можно больше особей. В течение длительного времени мы из­меняли экосистему этой планеты посредством той главной по­роды, которую мы здесь развели. Надо было только дождаться, чтобы воздействие парникового эффекта привело к необратимым результатам, и тогда мы явили бы себя и пришли бы к власти.

—Вы собирались переделать этот мир таким образом, чтобы он стал вампирским гнездовьем, — сказал Сетракян.

Ядерная зима - прекрасная среда обитания. Долгие ночи, ко­роткие дни. Мы могли бы существовать на поверхности планеты, а от воздействия Солнца нас защищала бы зараженная атмосфе­ра. И мы почти достигли своей цели. Вот только он предвидел это. Равно как предвидел и то, что, когда мы добьемся желаемого, ему придется делить с нами эту планету и ее богатейшие пищевые ресурсы. А он этого не хочет.

— Чего же тогда он хочет? — спросил Сетракян.

Боли. Молодой хочет всей боли человеческой, какую только он в состоянии заполучить. И настолько срочно, насколько это во­обще возможно. Он не может остановиться. Это пристрастие... эта жажда боли, по сути, коренится в самом нашем происхожде­нии...

Сетракян еще на шаг приблизился к последнему из «ста­рых» Древних.

— Быстрее! Если для вас гибель — это уничтожение места вашего сотворения, значит, и для него тоже.

Теперь, когда ты знаешь, что содержится в книге, ты должен научиться правильной интерпретации этого знания...

— То есть выявить место его происхождения? Я правиль­но понимаю?

Ты считал, что мы - абсолютное зло. Чума твоего мира. Ты думал, что мы высшие и окончательные растлители рода челове­ческого, между тем на нас все и держалось, мы были клеем, скре­пляющим твой мир. Теперь же вы все почувствуете на себе кнут вашего истинного повелителя.

— Не почувствуем, если ты скажешь нам, где расположе­но его самое уязвимое место. Ты должен...

Мы вам ничего не должны. С нами покончено.

—Тогда — ради мести! Пока ты стоишь здесь, он стирает вас с лика этого мира одного за другим!

Как обычно, ваш человеческий взгляд на вещи слишком узок. Сражение проиграно, но тем не менее никогда ничего не стирает­ся. И во всяком случае теперь, когда он продемонстрировал, на что способен, можешь быть уверен: он уже выстроил укрепления вокруг места своего земного происхождения.

— Ты упомянул Чернобыль, — сказал Сетракян. Садум. Амурах.

— Что это? Я не понимаю. — Сетракян воздел книгу. — Если это здесь есть, я уверен, что оно откроется. Но мне нужно время, чтобы расшифровать текст. А как раз времени у нас-то и нет.

Мы не были ни рождены, ни сотворены. Нас посеяли. Посеяли в ходе варварского злодеяния. То было преступление против высше­го порядка. Преступление чудовищное в своей жестокости. Но то, что когда-то посеяно, должно быть пожнено.

— В каком смысле он отличен от вас?

Только в смысле силы. Он сильнее. Он как мы. Мы - это он, но он - это не мы.

В одно мимолётнейшее мгновение—любой человек и мор­гнуть бы не успел — Древний повернулся к Сетракяну. Его голова и лицо были выглажены временем, лишены каких бы то ни было рельефных черт — только запавшие красные гла­за, крохотная шишка вместо носа и приоткрытый рот с опу­щенными уголками, в котором зияла беззубая чернота.

Есть две вещи, которые ты должен сделать. Первое. Собрать наши останки до последней частички. Второе. Поместить их в ковчег из серебра и белого дуба. Это непреложно и обязательно. Для нас. Но и для вас тоже.

—Почему? Объясни.

Белый дуб. Не ошибись, Сетракян.

— Я не стану делать ничего такого, — сказал старик, — пока не буду знать точно, что исполнение этого приказа не принесет еще большего вреда.

Ты сделаешь это. Такого понятия, как «больший вред», уже не существует.

«А ведь Древний прав», — подумал Сетракян. Из-за спины Сетракяна подал голос Фет.

— Мы соберем останки, — сказал он. — И сохраним их в мусорном ящике.

Устремив взор мимо Сетракяна, Древний секунду-другую разглядывал крысолова. Его запавшие глаза излучали пре­зрение, но было в этом взгляде и нечто другое — что-то по­хожее на жалость.

Садум. Амурах. И его имя... нагие имя...

Только сейчас Сетракяна осенило.

— Озриэль... — произнес профессор. — Ангел Смерти.

И он разом понял все. В голову сами собой пришли все необходимые вопросы. Но — слишком поздно.

Взрыв белого света, всплеск энергии, — и последний Древний Нового Света исчез, рассеявшись пеплом, похо­жим на тонкий снежок.

В ту же секунду оставшиеся охотники — последние из все­го отряда — скорчились, будто от сильнейшей боли, и — ис­парились, поднявшись дымками прямо из опустевших одежд.

Сетракян почувствовал, как легкий порыв ионизирован­ного воздуха тронул рябью его одежду и сразу угас.

Старик обмяк и навалился на свою трость. Древние пере­стали быть. А зло куда большее, чем они, — осталось.

В исчезновении Древних, в распылении их на мельчай­шие частицы, на атомы Сетракян узрел свою собственную судьбу.

Рядом с ним возник Фет.

— Что будем делать дальше? Сетракян снова обрел голос.

— Соберите останки, — сказал он.

— Вы уверены? Профессор кивнул.

— Используйте вон ту деревянную урну. Ковчег подождет. Мы соорудим его позднее.

Сетракян повернулся, высматривая Гуса, и увидел, что убийца вампиров ворошит одежду охотников кончиком се­ребряного меча.

Гус обследовал комнату в поисках господина Квинлана — или его останков, — однако главного охотника Древних ни­где не было видно.

Вот разве что узкая дверь в левом конце комнаты — та дверь из черного дерева, к которой Квинлан отступил при появлении людей, — была приоткрыта.

В памяти Гуса всплыли слова Древних, «произнесенные» во время их первой встречи:

Он наш лучший охотник. Очень квалифицированный и очень преданный. Во многих отношениях - уникальный.

Неужели Квинлан каким-то образом избежал общей уча­сти? И почему он не распался в пыль, как все остальные?

— В чем дело? — спросил Сетракян, приблизившись к Гусу.

— Один из охотников... Квинлан... Он исчез без следа, — ответил Гус. — Куда бы он мог подеваться?

— Это уже не имеет никакого значения. Ты свободен от них, — произнес Сетракян. — Они больше не властны над тобой.

Гус посмотрел на старика долгим взглядом.

— Не-а, — сказал он. — Никто из нас теперь не свободен. О-очень надолго не свободен.

— У тебя есть возможность отпустить свою маму.

— Если я найду ее.

— Нет, — сказал Сетракян. — Это она найдет тебя. Гус кивнул:

— Вот и получается, что ничего не изменилось.

— За одним исключением. Если бы Древние преуспели в оттеснении Владыки, они сделали бы тебя одним из своих охотников. Ты избежал этой участи.

— Короче, мы разделяемся, — объявил Крим. — Если вам теперь все равно. Мы уже знаем, что почем, так что, сдается мне, мы и сами сможем продолжить нашу славную работен­ку. Потом, у всех у нас есть семьи, надо их поднимать. А мо­жет, и нет этих семей, и ничего уже не поднимешь. Так это или нет, однако тепленькие местечки следует сохранять. Но имей в виду, Гус, если тебе когда-нибудь понадобятся «сап­фиры», ты просто приходишь и отыскиваешь нас, а где ис­кать, тебе известно.

Крим и Гус пожали друг другу руки. Анхель стоял рядом, мучаясь сомнениями. Бывший рестлер смерил взглядом одно­го вожака банды, затем другого. И наконец кивнул Гусу.

Он решил остаться с Августином. Гус повернулся к Сетракяну.