История малой россии - 2 - Николай Маркевич

Запорожцы мало помалу появились в Украйну; их селили здесь и там; их употребляли в работы домашние. Гордеенко был убит; его заменил Милашевич; новый Кошевый умолял Государя, через Гетмана и через Апостола, о позволении селиться на старом Коше; Государь отвергнул его прошение. Хан Крымский их обижал; в Сече не было ни одной пушки; они то строили линию Перекопскую, то бились с Черкесами, то служили Татарам без денег, за кусок хлеба.

Но что было совершенно ново и нестерпимо для Малороссиян, это «первый пример занятия, вне родины, земляною работою!»— говорит правдолюбивый Бантыш-Каменский; несколько тысяч козаков, с Генеральным Хоружим Сулимою, пошли на Волгу и Дон рыть канал между этими реками, и потом проводить линию против Кубанской Орды.

В 1717 году Малороссияне получили надежду отдохнуть от тягостей, наложенных на них Царским гневом; Петр Великий писал к Гетману из Амстердама, что, по возвращении войск из Польши, уменьшит число постояльцев на зимнее время; в доказательство, что Малороссияне неотягощены, он напоминал Гетману об увольнении народа от податей, о долговременном бездействии козаков, и обещал содержать их, когда окончится война с Шведами, в милости, при правах и вольностях, «без умаления.»

В это время Скоропадскому вздумалось выдать свою пятнадцатилетнюю дочь, за кого-нибудь на Украйне, чтоб при старости глубокой и здоровьи ослабелом, прежде кончины своей, быть свидетелем ее благополучия. Он просил разрешения Государева. Ответ был следующий: «В ознаменование верности, по примеру своих предместников, Гетман должен сговорить и выдать дочь за одного из чиновников Великороссийских.» Сын, Царскаго любимца, Петр Петров Толстой, стал зятем Скоропадского, и через два года получил полк Нежинский, на место умершего Полковника Лукьяна Жураховского, «во уважение верной и усердно-радетельной службы тестя.»

Государь возвратился из чужих краев. Скоропадский поехал в Москву поздравить Его с приездом; Генеральный Писарь Семен Савич и Бунчужный Яков Лизогуб; Полковники: Черниговский, давно уже известный Государю, со временем знаменитый, Павел Полуботок; Гадячский возстановитель Черноморцев против Турков, храбрый и благородный Серб, Михайло Милорадович; Лубенский Андрей Маркевич и племянник Гетмана, Михайло Скоропадский, с двумя стами козаков, — поехали с Гетманом. В Москве им отвели дом Графа Рагузинского; Государь принял Гетмана милостиво; целая рота была в карауле при нем; наконец Государь одарил его щедро (?), — «за его верные и усердные службы, ревность и прилежание во всех принадлежащих к интересу Нашему случаях, и особливо за непоколебимую, показанную к Нам, Великому Государю, верность.» Этого казалось для Государя недовольно: награждая Гетмана и в лице его родных, он утвердил за Маркевичами их огромные поместья и дал им новые (?). Так тешил Государь простодушного старика, все менее и менее ему оставляя из прежней Гетманской власти. Но если нельзя дать Скоропадскому ума и дальновидности, зато нельзя в нем не признать благородства и благодушия.

В столице он был свидетелем произшествия, душу волнующего, дела страшного, необыкновенного — суда отцовского над сыном; суда над Царевичем Алексием Петровичем. Не здесь размышлять о причинах, побудивших Петра к этому подвигу; не здесь удивляться стойкости Самодержавного Брута, самоотверженности Русского Царя на пользу России. То не касается Историка Малороссии. Но как все верховные Чины, духовные и светские, судили Царевича, то Государь предложил Гетману и Старшинам участвовать в суде и подписать приговор. Скоропадский отвечал; не имею власти судить сына с Отцем и Государем своим; в подобном деле нельзя быть безпристрастным. — Слабый, немощный Гетман изъяснился бы иначе, — говорит ученый и трудолюбивый Бантыш-Каменский, — если б не находился при нем Муж твердый и словом и делом. — Он полагает, что те слова внушил Скоропадскому его спутник в столицу, Полуботок. Но для Истории это тайна; История не вправе догадываться, кто кому внушил слово благородное; и честь ответа вполне принадлежит одному Скоропадскому. Все Старшины пред Царем повторили его слова. Тогда же Государь потребовал Киевского Митрополита, Иоасафа Кроковского, для выслушания Духовного Регламента и подписки согласия. Митрополит, получив повеление, собрал духовный совет; слух пронесся что Государь намерен отобрать у духовенства недвижимость, и что оно останется частью на жаловании, частью на доброхотном подаянии. На совете приговорили не соглашаться и не подписывать. Чернец Свинского монастыря Ириней донес о соборе. Митрополит и Епископы были схвачены в Твери, на дороге в Петербург; сосланный в Тверский монастырь, Иоасаф скоро скончался, а первенство над Духовенством получил Кирилл Шумлянский, который подписал все, что ему было приказано.

«Воротившееся из Санкт-Петербурга духовенство, — говорит летопись, — а паче первенствующий между Архимандритами, Архимандрит Киевопечерский Иоаким Сенютович, поражены были страшным приключением, сочтенным от них за верный прогностик на перемену в монашестве. То был необыкновенный пожар в Киевопечерском монастыре, случившийся от недосмотра Наместника и приведший почти весь монастырь в пепел и развалины; при других драгоценностях церковных и монастырских, целыми веками собранных, неоцененною потерею считалась самая первая в России многочисленная и древнейшая Библиотека, собранная еще Великим Князем Ярославом Владимировичем и сбереженная в пещерах от всех прежде бывших нашествий неприятельских и разорений; но ныне, к стыду содержателей ее и к крайнему сожалению соотечественников, среди тишины, пламенем поглощенная. В ней содержались великие тысячи книг рукописных, драгоценных, на разных языках, и многие между ними на таких, которые и ученым тогдашним мужам сведомы не были, а особливо все записки и документы до Истории правления Славянских племен и Царств и до их законов и устройств касающиеся. Государь, при печальном извещении о такой важной потере, не мог удержаться от слез.»

В первых числах Августа, Гетман возвратился в Малороссию; скоро постигло ее прежних годов несчастие—мор. Сообщение с Заднеприем было прервано; старания и деятельность Миргородского Полковника остановили язву в начале; через месяц она утихла. Сжалясь над жителями, вместо шести драгунских полков Генерал-Майора Яковлева, Государь, во уважение просьб Гетмана и несчастий, самою природою ниспосланных на Украйну, велел вступить на зимовлю одному только драгунскому полку.

Наступило время благодарности Князя Меньшикова Скоропадскому. Он приехал осмотреть Почепщину.

Вот как описывает Конисский это произшествие: «Меньшиков, получа от Гетмана Почеп, увеличил собственною своею властию вдесятеро; под видом древнего уезда Почепского присоединил к Почепской волости сотни: Мглинскую Бакланьскую, часть Стародубской и Погарской, и занял все то своим ограничением и проведенною притом чрез иностранцев всемогущею Астролябиею, которой дотоле во всей Руси не бывало, и пред которою все было безмолвно, почитая направление ее и действие магнита — Божественным или магическим произведением. Вошедшие в то ограничение владельцы, чиновники и козаки с их крестьянами или посполитыми причислены к Почепу и обложены всеми повинностями посполитства тамошнего, считая всю Почепщину удельным Княжеством Меньшиковским; а разставленные во многих местах гербы Княжеские с титулами его, оканчивавшимися сими словами: и прочая, заставляли всех думать, что древние деления Руси на Княжества опять возникли. Между тем попавшиеся в сие химерическое Княжество владельцы и чиновники были пожалованы по волости Бургомистрами городскими и Войтами сельскими, и долго сносили иго сие, как оглушенные или обвороженные.»

Скоропадский увидел, что значит хищнику дать повод к притязаниям. Зная справедливость Государя, видя в нем судию нелицеприятного, не имея никого другого, перед кем можно было бы тогда тягаться с Меньшиковым, обратился к Петру. Дьяка Лосева, который межевал Почепщину, удалили; Государь дал Сенату Указ: тому, что Гетман после Полтавской баталии отдал Князю Меньшикову и что жалованною Грамотою утверждено, — быть за ним; а что сверх того примежевано и взято, возвратить Гетману и послать нарочного, чтоб то размежевание вправду учинить; а которые ту лишнюю и неправую межу дерзнули учинить без Указу, тем выговор учинить, яко нарушителям Указа.

Озлобленный на Скоропадского Меньшиков просил у Государя помилования; но поклялся мстить всей Малороссии.

«Первым сигналом мщения Меньшикова, — продолжает Архиепископ Конисский, — было посещение Почепщины, а оттоль Гетманской резиденции, города Глухова, где хотя деланы ему от Гетмана возможные встречи, торжества и угощения, однако велел он при себе поставить каменный столб и на нем воткнуть пять железных спиц, по числу голов: Гетманской и Генеральной Старшины. Гетман не преминул опять жаловаться Государю за такую тяжкую ему обиду и самое презрительное поношение; и Государь, говорят, опять штрафовал за то Меньшикова, но тем более умножал его злобу и поиски над Малороссиею.»