Каббала в контексте истории и современности - Михаэль Лайтман

Но не только особенности смыслообразования отличают, выделяют индуистский ум, сознание. Не менее существенно понимание роли жертвы и мудреца (Брахмана), владеющего ритуалами жертвоприношения. Аналогия между жертвой и Богом (Праджапати), установленная еще в глубокие ведические времена («жертва есть Бог»), предопределила в более позднее время два важных момента этого умозрения. Жертва стала пониматься в естественном, космическом залоге – как сама природа, а жертвоприношение как год, жрецы – времена года, жертвенные приношения – месяцы. В то же время Бог и жертва – это само бытие, жизнь, судьба, а следовательно, знание жертвы и жертвоприношения суть знание бытия, судьбы, жизни. Но аналогии идут еще дальше: природа, ее закон, жертва были усмотрены в Браме (означающем жреческое сословие и Бога одновременно; опять же действие «закона аналогии»), в его слове и знании, «в гимне, изречении, песне» («тройном знании» Вед). О жреце, совершающем жертвоприношение, в «Брамане ста тропинок» говорится: «Он делает Браму главою этой вселенной». В древней ведийской песне есть такие выражения: «На истине основана земля, на солнце основаны Небеса. Благодаря праву существуют adityas (высочайшие боги, сыновья Адити, бесконечности)» и далее: «Брама есть слово, истина в слове есть Брама. Брама есть право. Брамою держатся небеса и земля».

Но ведь создатель всего – древнейший индуистский бог Праджапати? Да, вначале, а затем на первое место среди богов выходит Брама. Ольденберг отмечает, что «победа» Брамы была завоевана не сразу. Если говорили: «Брама – благороднейший между богами», то встречались и выражения: «Индра и Агни – благороднейшие между богами». Брама еще недостаточно силен, чтобы столкнуть с престола прежнего создателя и владыку миров Праджапати, но он стоит уже ближе всех к этому престолу. «Дух Праджапати, – сказано в „Брамане ста тропинок“, – возжелал: если бы я стал множеством, если бы я расплодился. Он затратил силу, превратился в желание. И когда он затратил силу, превратился в желание, он создал сначала Браму, троякое знание, и оно стало его опорой, поэтому и говорят: „Брама есть опора этой вселенной“».

Но Брама не только Бог, но и жрец, мудрый, тот, кто владеет тройным знанием. А Бог не просто Создатель, дающий, созидающий жизнь, но и природа, космический закон. Получается (естественно, не в европейской логике, а в индуистском умозрении), что мудрый, Брама, не только регулирует в форме жертвоприношений природные, космические процессы (в частности, жизни и смерти), но и создаст, опираясь на знание Вед, саму жизнь, бытие. (Вот куда закономерно привели индуистское сознание, закон аналогии и «религия жертвы».) Теперь становится понятной и фраза «мудрец знает слово и приношение, которые поднимают его выше области катящихся дней и ночей и выше того мира, в котором солнце своим жаром имеет власть над жизнью и смертью… он освобождает свою жизнь от смерти». Действительно, Брама, с одной стороны, совпадает с природой, космосом, подчиняется их законам, с другой же – сам созидает, творит (в качестве Бога) и закон, и бытие, а следовательно, стоит над ними. Для европейского ума все эти аналогии и построения или чистая поэзия, или сплошные парадоксы, но для восточного – стройный и законосообразный мир. С точки зрения восточного умозрения, мудрый (Брама), если он владеет Знанием, может не только регулировать природные, космические процессы, но и творить само бытие (жизнь), не совпадающее (что существенно) с тем, в котором пребывают обычные люди. Запомним и этот вывод, он нам также пригодится.

Двуединая сущность Брамы (как природы и творца ее) особенно укрепилась в результате еще одной аналогии. Дело в том, что на роль главного Бога претендовал не только Брама, но и Атман (Atman, что значит «дыхание», «жизнь», в европейском понимании – «субъект», «Я»). По ведическим представлениям, Атман – это средоточие, центр жизни, главенствующий над прочими жизненными и дыхательными (ргапа) силами. В «Брамане ста тропинок» мы читаем: «Воистину десятерное дыхание дано человеку; Atman – одиннадцатое; на нем основываются дыхательные силы. В середине помещается Atman, вокруг него дыхательные силы». В «Органоне» Аристотель отмечает, что в определенном смысле в уме содержится все, весь космос, все рода бытия. Но то, что для Аристотеля было лишь постановкой проблемы, исходным пунктом для истинных умозаключений, для восточного умозрения явилось широкой и плодотворной аналогией, Ольденберг пишет: «Что индийский мыслитель узнал в себе самом, переносится им с роковою необходимостью во внешний мир; для него микрокосм неизбежно сливается с макрокосмом, и с обеих сторон аналогичные образы многозначительно указывают друг на друга».

Как человеческий глаз подобен космическому глазу, солнцу, и по смерти человека соединяется с этим последним, как боги уподобляются дыхательным силам человека, действуя во вселенной в качестве дыхательных сил мирового целого, так и Атман, центральная субстанция «Я», переступает пределы человеческой личности и становится творческой силой, двигающей великое тело целого. Он, властитель дыхательных сил, есть в то же время властитель богов, создатель существ, произведший миры из своего «Я»; Атман есть Праджанати. Известны выражения: «Атман есть все»; «Атман есть весь этот мир».

Но ведь эти же характеристики можно отнести и к Браме – тем легче, следовательно, индуистским мыслителям было усмотреть полную аналогию между Брамой и Атманом. В результате Атман и Брама совпали, как единое, вечное, как Бог, оставаясь тем не менее самостоятельными существами и сущностями.

«…Оно было и будет, – гласит писание, – славлю его, великое Брама, единое, вечное, широкое Брама, единое, вечное. Чтите Атмана духовного, тело которого – дыхание, вид которого – свет, сущность которого – эфир. Атмана, который принимает вид, какой хочет, быстрого, как мысль, полного правого хотения, полного правого держания, исполненного всякого благоухания, богатого всякими соками, простирающегося во все страны света, наполняющего всю вселенную, безмолвного, вседовольного. Малый как зерно рисовое, или ячменное, или просяное, или как пшено, так пребывает этот дух в „Я“, золотой как свет бездымный – такой он; шире неба, шире эфира, шире этой земли, шире всех существ; он есть „Я“ Дыхания, он есть мое „Я“ (Атман); с этим Атманом соединяюсь „Я“, когда уйду отсюда. Кто усвоил себе это, поистине тот не питает никакого сомнения. Так говорил Шандилия».

Что же получилось? Опять отождествление, но отнесенное теперь уже к собственному «Я» человека, к его средоточию, дыханию, жизни: Бог не только вся природа, весь космос (порядок, закон), но и творец, созидатель бытия, жизни, и, что важно, эта творческая божественная потенция принадлежит самому человеку его – Атману. В «Брамане ста тропинок» рассказывается, как архаический Атман создает людей, животных, огонь (Агни), влагу (Сому), и далее делается вывод: «Это и есть самопересоздание Брамы. Так как он создал более высоких богов, чем он сам, и так как он, смертный, создал бессмертных, вот почему это называется пересозданием. В этом пересоздании участвует тот, кто знает о нем». Конечно, в этом отрывке смертный уподоблен Браману, ведь только он может быть одновременно человеком и Богом. Это построение приоткрывало широчайшие перспективы, воодушевляло, подымало человека над обыденным существованием. «Кто так видит, так мыслит, так познает, наслаждаясь „Я“, играя с „Я“, сливаясь с „Я“, забавляясь с „Я“, тот – самодержец; свободно шествует он через все миры». Наконец, из представления об Атмане-Брамане постепенно начинает выкристаллизовываться и такая странная для европейского ума мысль, что все положительные определения (части) человека – телесность, ощущения, эмоции, мысли не образуют его «Я», так как все они подвержены изменению и страданию, как железо ржавчине, и лишь его «Я» – Атман, управляющий этими частями, вечен и неизменен, пребывает в покое, не имея никаких положительных определений. Только на первых этапах формирования представлений об Атмане, когда он ничего не ведал о своем родстве с Брамой, а скорее напоминал одновременно Праджапати и Адама, ему давали положительные и вполне человеческие (но и божественные) определения. В «Брамане ста тропинок» можно прочесть почти библейский эпизод:

«Атман вначале был подобен мужу; он огляделся кругом и ничего не увидел, кроме себя самого; он сказал первое слово: „Я есть“; отсюда происходит имя „Я“; поэтому теперь еще всякий на вопрос о своем имени скажет сначала „Я“, а потом уже назовет другое имя, которое он носит… Он испугался; вот почему пугается тот, кто остается один. Тогда подумал он: „Так как ничего нет на свете кроме меня, чего же я боюсь?“ И его страх прошел. Чего бы он мог бояться? Страх чувствуют перед кем-нибудь другим. Но он почувствовал недовольство; вот почему чувствует недовольство тот, кто остается один. Он пожелал кого-нибудь другого. Он заключал в себе сущности женщины и мужчины, сплетенные между собой. Он расколол эту свою сущность на две части: так возникли супруг и супруга; вот почему каждый из нас подобен половине куска, говорит Яджнавалкья; вот почему этот пробел (в мужской природе) заполняется женщиной. Он соединился с нею; так возникли люди».