Каменный след - Николай Иванович Леонов

от слабого сквозняка, оконные стекла, казалось, исчезли – настолько чисто они были вымыты. При ходьбе под ногами скрипели коричневые матовые доски паркета, за которыми хозяин квартиры наверняка ухаживал вручную. В спальне обнаружилась односпальная кровать, которую Василий Васильевич в последний раз в своей жизни застелил очень аккуратно. На стене прямо напротив двери висел большой портрет милой дамы лет двадцати пяти. Гладко зачесанные назад темные волосы и карие глаза прекрасно гармонировали между собой, а крупные мазки масляной краски подчеркивали удлиненный овал красивого лица. На шее девушки висела тонкая цепочка с крупным зеленым медальном.

– «Тамара», – прочитал Стас подпись в нижнем правом углу картины. – «Художник – Репник В. В. Одна тысяча девятьсот семьдесят первый год. Москва». Лева, я что-то не понял. Это сам Василий Васильевич нарисовал?

– Нигде нет ни кистей, ни красок, ни чего-то похожего, – пожал плечами Гуров.

– А какая фамилия у консьержа?

– Репник, – ответил Гуров и вышел из комнаты.

– Сильно, – оценил Стас и коснулся кончиком пальца поверхности картины. – Настоящая. Офигеть. Он еще и рисовал, как бог. Слушай, Гуров, мне же теперь жильцов дома сразу о двух соседях придется расспрашивать. За сутки два убийства в одном месте. Я бы после такого съехал отсюда к чертовой матери. А ты?

Опрос соседей занял остаток дня. Лев Иванович по-братски разделил бремя на двоих: Стас начал с первого этажа и «шел» вверх, а Гуров, наоборот, решил двигаться сверху вниз. Тем более что на самых верхних этажах жили люди, заинтересовавшие органы внутренних дел.

Елена Андреевна не удивилась визиту Гурова. Сказала, что об обходе полицией квартир ее предупреждали другие жильцы. Проводила его на кухню, предложила стакан воды.

О том, что ей пришлось пережить, Гуров уже знал от Стаса. Но именно Крячко не успел задать ей один из главных вопросов.

– Слышала ли я что-то прошлой ночью? – округлила глаза Елена Андреевна. – А что я могла услышать? Меня уже об этом спрашивали, ваш коллега как раз.

– Да, он что-то такое упоминал. Вы не торопитесь, подумайте, – попросил Гуров. – Во сколько вы легли спать?

– Рано, около десяти часов вечера. Приняла снотворное. После него я всегда сплю очень крепко.

Гуров не стал задерживаться и вышел из квартиры. Он надеялся на то, что другие соседи, возможно, вспомнят, что прошлой ночью слышали «странный звук, похожий на выстрел» либо «хлопо́к». Именно так и должны будут прозвучать их слова, если они действительно прошлой ночью обратили внимание на что-то подобное. «В доме толстые стены, но прекрасная слышимость, – рассуждал Гуров, прислушиваясь к звукам за соседней дверью. – В квартире Лигуновой на полах нет ковров, а стены оклеены тонкими обоями. Мебели в коридоре мало, как и в комнате, из которой она стреляла. Кто-то из соседей непременно должен был обратить внимание на то, что в соседней квартире происходит какая-то фигня. Люди подмечают такие вещи. Не могут не заметить. Особенно если это происходит глубокой ночью и мешает им спать». Драки, скандалы, громкие разговоры, упавшие на пол тяжелые предметы – все это сильно бесит бдительных граждан.

Гуров пытался определить точное время выстрела, чтобы установить, когда наступила смерть Карины Михайлиной. Судебно-медицинский эксперт Дроздов как-то сказал, что погрешности могут прятаться даже в точных расчетах, но все должно быть в рамках разумного, однако если речь идет о смертельном выстреле, то их априори не должно быть. Лев Иванович надеялся на то, что ему удастся соединить две составляющие в один узел, но понимал, что для этого ему потребуются силы, время и долгие часы размышлений. Дело осложнялось тем, что камер наблюдения в самом доме не оказалось. Жильцы попросту проголосовали против их установки, решив, что если у них есть Василий Васильевич, то лучшей охраны и защиты не придумаешь. Дворовая территория была обнесена оградой, въезд на территорию осуществлялся при помощи охранников, которые управляли шлагбаумом. В том, что Василий Васильевич достойно исполнял свои обязанности, Гуров убедился не раз. Практически каждый, кого он опросил, хвалил старика за честность, порядочность и умение держать язык за зубами. Пара молодых людей с пятого этажа открыла Льву Ивановичу свой страшный секрет. В новогоднюю ночь они случайно уронили в лифте сумку с десятком бутылок пива и не стали убирать за собой, поскольку были сильно навеселе. Неизвестно как, но спустя два часа их вычислил именно Василий Васильевич, и, вместо того чтобы отругать, рассказал, где именно они могут найти швабру и ведро, чтобы успеть скрыть следы своего преступления.

– Он потом еще и посмеялся вместе с нами, – вспоминала девушка. – Рассказал, что в детстве случайно опрокинул вазу со стола, но обвинил в этом младшую сестру, которой в то время было два года. Только ему и в голову не пришло, что сестра при всем желании не смогла бы дотянуться до вазы. Он запомнил, что его мама, догадавшись обо всем, повела себя очень мудро. Она пообещала поговорить с сестрой и попросила сына помочь убрать осколки. Тогда Вася сильно порезал руку. Он нас не ругал, не пугал полицией, понимаете? А ведь мог бы.

– Мы ему потом килограмм сухарей с маком купили, – добавил парень. – Вспомнили, что он их любит.

Почти в каждой квартире Василия Васильевича поминали добрым словом и отдельно отмечали его педантичность.

– Я спросил как-то: «Зачем вы отмечаете время ухода и прихода каждого человека?» – поделился с Крячко пузатый заросший мужик лет шестидесяти. – А он мне ответил, что делает это на всякий случай, так как никто не знает, когда это может пригодиться. Я потом так свою жену вычислил. Изменяла. А мне врала, что из дома ни ногой.

Одним Василий Васильевич помог погрузить в инвалидную коляску престарелого свекра, для других получал заказы из интернет-магазинов, третьи просили его проводить в квартиру приехавших издалека родственников, пока сами были на работе. Люди по рассеянности могли забыть в лифте вещи или выронить во дворе гаджеты и ключи от дома, но Василий Васильевич находил пропажу и возвращал хозяевам. Верный страж дома на Тверской не мог не прийти на помощь и ничего не требовал взамен.

– Он ни разу не просил о повышении зарплаты, – рассказывал Крячко по