Ксеноугроза: Омнибус - Питер Фехервари

Ван Галь отключил вокс-канал Квинта и оценил противников, не переставая выписывать коленца между ними. Массивные боескафандры приземлились плотным треугольником, в центре которого находился худший из пилотов, видимо, командир.

— Огонь по левому! — скомандовал Боргард.

Шагоходы резко повернулись в «поясе» и синхронно открыли огонь. Обоим всадникам, несмотря на беспрерывные маневры, удались восхитительные выстрелы. Лазпушка Ван Галя поразила левый «Кризис» прямо в грудь, автопушка Серебряка изрешетила неприятелю ноги.

— Совместная победа: БСК! — объявил ветеран.

И вот так просто погибла Каорин, все годы её тренировок мгновенно обратились в ничто. Джи’каара не испытывала горя, лишь холодное сожаление от того, что недооценила врагов. Судя по идеальным убойным выстрелам, выжившие всадники превосходно контролировали свои машины.

В отличие от меня…

Шас’вре заметила, что Асу’кай яростно и страстно охотится за убийцами товарища, утратив самоконтроль после её гибели. Залпы ветерана проходили вдали от скачущих «Часовых», в любой момент они могли развернуться и убить снова…

Я не погибну так просто и так глупо!

Глубоко зачерпнув сил из горечи в сердце, Разбитое Зеркало попыталась обрести связь с незнакомой машиной. Она выбрала противника и сосредоточилась, изучая его случайные маневры, заставляя себя вычислить шаблон движений. И внезапно ей это удалось.

Ван Галь понял, что обрек себя на гибель, решив атаковать взбесившийся боескафандр. Это была неверная цель. Другой тау, тот, что промахнулся по Боргарду с воздуха и споткнулся в миг приземления — именно он убьет арканца. Кавалерист понял это по небольшим изменениям в позе чужака, положении оружия и том, как датчики БСК вперились в него, словно заглядывая прямо в душу. Враг очнулся и вступил в игру.

«Догнавший бурю»: 213 побед, подсчет продолжается.

Спасения не было, поэтому Ван Галь завершил атаку и разнес правый боескафандр на куски. Мгновением позже уцелевший противник выстрелил по шагоходу с абсолютно убойной позиции, как и предвидел Боргард. Он даже не пробовал уклониться.

«Догнавший бурю»: 214 побед, подсчет окончен.

Джи’каара зарычала, наслаждаясь убийством и упиваясь видом горящего «Часового», который подпитывал её ненависть. Несомненно, эфирные не одобрили бы подобных эмоций, но эфирные бросили тау на Федре, так что плевать на их мнение. Возможно, эти мистики ошибались насчет Высшего Блага. Если ненависть дает такую сосредоточенность, такую силу, возможно, она — истинный путь?

Я буду убивать гуэ’ла, убивать до тех пор, пока от них не останется ничего, кроме праха и горьких воспоминаний!

Развернувшись, шас’вре начала отслеживать последний шагоход. Тот медленно кружил вокруг боескафандра, устрашенный гибелью брата. Всадник «Часового» был очень умелым, — даже талантливее другого, сраженного Разбитым Зеркалом, — но женщина видела, что пилот не верит в себя, и эта неуверенность погубит его.

— Искорени чуму синекожих! — взревел кто-то позади неё.

Затем послышался мучительный жалобный вой, и нечто вгрызлось в спинную бронепластину «Кризиса». Дергано повернувшись, Джи’каара отмахнулась фузионным бластером, но нападавший отбил удар шипастым наручем. Неприятель был облачен в вычурный железный боескафандр, полную противоположность обтекаемой и минималистской машины шас’вре. На его броне виднелись пятна крови и грубо намалеванные символы, выдававшие в пилоте варвара даже по стандартам гуэ’ла.

— Узри ереси их и истреби их! — прогрохотал дикарь через усилители, не прекращая атаковать. Он поочередно взмахивал бешено вращающимися циркулярными пилами, закрепленными на запястьях, описывая широкие дуги. Блокировав один из ударов фузионным бластером, Разбитое Зеркало почувствовала, как сминается кожух. Она никак не могла навести оружие, враг был слишком близко…

Да, я сломлена, но это делает меня сильнее!

Ощерившись, Джи’каара направила огнемет в землю и выпустила мощную струю пламени. Со свистом терзаемого воздуха обратный поток жара поднялся над платформой, охватив обоих противников. В поле зрения шас’вре замелькали тревожные сигналы, но она не прекращала жечь, уверенная, что «Кризис» продержится дольше древней брони врага.

Это ваша раса — чума! Ваше время ушло!

Доспех Оди раскалился, как печка, и юноша обливался потом. Он слышал хрип и лязг старинных охлаждающих систем, которые пытались ослабить жар, рожденный огнеметом тау. Сквозь бушующее пламя Джойс видел «голову» врага, сенсорный модуль, смотревший на него с ледяной отстраненностью. Пастырь знал, что отстраненность — ложь, и ксенос внутри боекостюма ненавидит его, так же, как он сам ненавидит ксеноса. Именно так всё и должно быть.

В мире нет места для нас двоих, нет его и в Небесах и Преисподних бесконечного космоса!

Кожа Оди пошла волдырями, но он продолжал атаковать боескафандр с неистовством, которое приглушало боль. Чужак не отступал, изрыгал потоки огня и неуклюже парировал удары фузионным бластером, укрепленным на левой руке. Наконец, языки огня проникли под расколотый кожух оружия, и оно взорвалось, оторвав конечность БСК. Ударная волна вытолкнула пастыря из пылающего ада.

— Не подходи, и я прикончу ублюдка! — крикнул по воксу мистер Серебряк, выводя «Часового» на позицию для атаки, но Джойс не обратил на это внимания. Истошно распевая псалом бичевания пороков, юноша снова ринулся в бой, но мгновенная передышка дала врагу возможность поднять огнемет…

Пусть ты сожжешь мою плоть, дух мой тебе не сокрушить!

Оди ринулся прямо в струю пламени, и доспех протестующе заскулил: охлаждающие системы отключились, не выдержав перегрузки. Раскалившийся докрасна нагрудник опалил кожу и сжег плоть на ребрах. Джойс словно проглотил боль и тут же выплюнул её в ксеноса, превратив в священную ярость. Запустив толчковый двигатель, он запрыгнул на широкие плечи «Кризиса» и врубился в небольшую угловатую голову БСК. Машина с грохотом задергалась, пытаясь скинуть зуава, но юноша глубоко вонзил лезвие циркулярки ей в плечо, и, укрепившись, продолжил кромсать врага второй пилой.

— Я — воплощение Его воли и Его слова! — радостно ликовал Оди, плоть которого пузырилась под железной кожей доспеха.

— Я — клинок Его ярости… — голова боескафандра повисла на пучке искрящихся проводов, пастырь откинул её в сторону. — И я — щит Его презрения!

В тот же миг противники взмыли к небу, возносимые над платформой прыжковым ранцем «Кризиса». Лишившись сенсорного модуля, машина летела вслепую, но при этом вертелась и брыкалась: пилот всё ещё пытался сбросить Джойса. Юноша, вцепившийся в БСК, как чиновник в свое кресло, рубил свободной рукой, стараясь добраться до порченой плоти ксеноса под оболочкой.

Между плечами боескафандра что-то лопнуло, и он содрогнулся от серии микровзрывов — а затем, внезапно и с чудовищной силой, детонировал прыжковый ранец. Ударная волна отшвырнула Оди, словно он был бумажным змеем, оказавшимся на пути торнадо. Кувыркаясь в воздухе, Джойс заметил, что его заклятый враг стремительно падает на площадку челнока.

— Кровь для Бога-Императора! — прогремел пастырь, представляя, как гордятся им сейчас святой Гурди-Джефф, и Император, и старенькая мама. Когда полет по инерции перешел в свободное падение, юноша попытался включить ракетный ранец доспеха. Поврежденные механизмы протестующе заскрежетали и бессильно затарахтели, но не более. Выругавшись, зуав стукнул кулаком по своенравной штуковине.

Толчковый двигатель взорвался, будто осколочная граната, и Оди Джойс осыпался с небес тысячью поджаренных кусочков.

Израненная и полуослепшая Джи’каара лежала в обломках «Кризиса». Удар о платформу переломал все кости в теле женщины, но ненависть Разбитого Зеркала не потускнела и пылала маяком сияющей тьмы в самом сердце её существа, не давая уйти в блаженное небытие.

Я… не… сдамся…

В черном своде над шас’вре появилась светлая трещинка, почти болезненно яркая после полной темноты, а затем кто-то отвалил нагрудник БСК в сторону, и свет хлынул внутрь водопадом. Джи’каара попыталась отвернуться, но шея не слушалась её. На фоне неба возник морщинистый гуэ’ла и с волчьей ухмылкой уставился на чужачку. Как заметила Разбитое Зеркало, у него не было глаза, уха и большей части зубов.

— Эй, да у нас тут живая синекожая! — крикнул он невидимым товарищам. Оценивающе взглянув на лицевые импланты тау, гуэ’ла облизнулся.

— Да у тебя тут натурально шикарное барахлишко, сестра, — промурлыкал он, — а старина Калли, можно так сказать, коллекционер, понимаешь?