Ферма - Том Роб Смит

— В данный момент деньги — наименьшая из наших забот.

Это было верно только отчасти. Моя семья попала в финансовый кризис, но мать хотела поговорить со мной отнюдь не об этом, ведь не из-за этого же она села в самолет сегодня утром. И тут мне пришло в голову, что если я ничего не знал о состоянии их финансов, то о чем еще я даже не подозреваю? Всего несколько минут назад я отказался верить словам матери, сказанным о моем отце. Очевидно, напрасно. У меня не было доказательств того, что мама говорит правду, зато я получил прекрасную возможность убедиться в том, что совершенно не могу доверять собственной проницательности и интуиции. Следовало признать, что эта задача мне не по плечу, и я уже совсем было решил обратиться за помощью, но придержал язык, вознамерившись во что бы то ни стало доказать, что мама не ошиблась, обратившись ко мне в трудную минуту. Поскольку я не имел никакого права сердиться — в конце концов, сам я обманывал их на протяжении многих лет, — то попытался обуздать свой гнев и спросил как можно мягче:

— И когда вы собирались рассказать мне обо всем?

Когда ты приедешь к нам на ферму. Мы боялись, что, начав обсуждать стратегию натурального хозяйства еще в Лондоне, ты мог бы счесть наши планы невыполнимыми и прожектерскими. А вот когда ты побывал бы на ферме, то увидел бы наш огород и попробовал бы овощи и фрукты, которые ничего нам не стоили. Мы бы прогулялись меж фруктовых деревьев. Ты сам набрал бы корзинку грибов и ягод, что растут на воле в лесу. Ты своими глазами увидел бы, что наша кладовая полна домашнего варенья и самодельной консервации. Твой отец наловил бы в реке лососей, и мы устроили бы пиршество, достойное королей, набив животы самыми изысканными яствами в мире, и притом бесплатно. И тогда нехватка денег показалась бы тебе ничего не значащим обстоятельством. Зато мы стали бы богачами совсем в другом. Отсутствие средств ничем бы не угрожало нашему новому благополучию. Но, как говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Вот почему мы втайне только обрадовались, когда ты отложил свой приезд; это давало нам время подготовиться как следует, отремонтировать ферму и показать тебе, что с нами все будет в порядке и что беспокоиться не о чем.

Мой первый приезд на ферму должен был стать пиршеством натуральных первосортных продуктов и столь же первосортного обмана — их и моего. Неудивительно, что родители не стали разбираться в туманных причинах, из-за которых я перенес свой визит. Это оказалось им на руку, давая время подготовиться получше, поскольку мы все втроем собирались признаться во лжи. Настойчивые уверения матери в том, что мне совершенно не о чем беспокоиться, лишний раз доказывали, каким никчемным созданием они меня считали. Но ее отношение ко мне изменилось. Она больше не оберегала меня от жизненных невзгод. Готов я к этому или нет, но сегодня она безжалостно изложит мне все нелицеприятные подробности. Из своей сумочки она вытащила мятую карту Швеции и развернула ее на столе.

Как получилось, что мы поселились именно в этом районе Швеции — районе, совершенно мне неизвестном, в котором у меня нет ни родственников, ни друзей и в котором я никогда прежде не бывала?

Ферма наша, кстати, расположена вот здесь…

Мы с Крисом рассматривали многочисленные варианты, в основном далеко на севере, за Стокгольмом, где цены дешевле. И пока мы занимались поисками подходящего места, к нам как к потенциальным покупателям и обратилась Цецилия, пожилая владелица фермы. Я уже говорила тебе, что тогда мы сочли это невероятной удачей. Нам позвонил торговец недвижимостью и поинтересовался, не хотим ли мы взглянуть на участок. Еще более необычным стало то, что продавец пожелал лично встретиться с нами. Мы озвучили свои пожелания местным агентам, но южная провинция Халланд пользуется большой популярностью — многие люди имеют там второй дом, и жизнь там очень дорога. Сообщив о том, что бюджет у нас очень ограничен, вплоть до этого звонка мы не получали никаких предложений. Изучив подробный отчет, мы сочли его превосходным. Упускать такой шанс было нельзя.

Когда мы приехали туда, то увиденное превзошло все наши ожидания. Все было поистине великолепно! Помнишь наш восторг по этому поводу? Ферма располагалась неподалеку от моря, в каких-нибудь тридцати минутах езды на велосипеде, в районе белых песчаных пляжей, старомодных кафе-мороженых и летних отелей. Участок включал небольшой фруктовый сад и плавучий причал на реке Этран. Но при этом стоимость была невероятно низкой. Владелица, Цецилия, оказалась бездетной вдовой. Здоровье ее ухудшилось настолько, что требовалось безотлагательно переселяться в дом престарелых, и поэтому она хотела завершить сделку купли-продажи как можно скорее. Во время разговора с ней мы не углублялись в подробности. Участок буквально покорил и очаровал меня, и я сочла это знаком свыше — небеса благословили мое возвращение в Швецию, и теперь наша судьба неизбежно переменится к лучшему.

Ты, наверное, спрашиваешь себя, почему за все это время я ни разу не попробовала связаться со своим отцом? Отчасти я понимаю, почему ты не задал мне этот вопрос. Я дала тебе понять, что мне не хочется обсуждать свое детство и что эта тема для меня закрыта. Кроме того, тебе всегда нравилось, что наша семья состоит всего лишь из трех человек. Быть может, ты полагал, что родственные узы у троих людей крепче, чем у четверых или пятерых. Как бы там ни было, мне очень жаль, что твой дед так и остался для тебя чужим человеком, никогда не принимая участия в нашей жизни. Он по-прежнему живет на той же ферме, на которой выросла и я. Она находится не в Халланде, где мы купили себе дом, а в провинции Вермланд, к северу от нас, по другую сторону большого озера Венерн, между городами Стокгольм и Гетеборг…

Вот здесь…

Это в шести часах езды на машине от нас.

Расстояние говорит само за себя. Но горькая правда заключается в том, что я не хотела искать воссоединения с ним. Прошло слишком много времени. Я вернулась в Швецию, а не к нему. Сейчас ему уже около девяноста лет. Кто-то может счесть мое поведение жестоким, но в том, что мы стали чужими, нет никакой тайны. Когда мне было шестнадцать, я попросила его о помощи. Он отказал. И я больше не могла оставаться рядом с ним.

Не старайся разобрать мои пометки на полях. Мы к ним еще вернемся. Хотя, с другой стороны, поскольку ты их уже видел, то, пожалуй, стоит обратить твое внимание на масштаб преступлений. Весь регион оказался вовлечен в тайный сговор. Он затрагивает множество жизней, включая местные власти и учреждения, политиков и полицейских. Я так много должна рассказать тебе, а времени у нас очень мало. Пока мы тут с тобой разговариваем, Крис наверняка покупает билет на ближайший рейс в Лондон. Уже совсем скоро он появится на пороге твоей квартиры и постучит в дверь…

Я перебил ее, подняв руку, словно на уроке в классе:

— Папа не прилетит. Он остался в Швеции.

Вот, значит, что он сказал тебе… Он хочет, чтобы ты думал, будто ему нет нужды прилетать сюда и убеждать тебя в чем-то, поскольку он, дескать, и так не сомневается, что ты не поверишь ни одному слову из сказанного мною. Он совершенно уверен в том, что ты придешь к единственно возможному выводу: что я повредилась рассудком. Но, видишь ли, что бы он ни говорил насчет того, что остается в Швеции, сейчас он ведет напряженные переговоры со своими сообщниками. И они наверняка прикажут ему лететь в Лондон при первой же возможности и приложить все усилия к тому, чтобы меня поместили в лечебницу для душевнобольных. Он перезвонит тебе с минуты на минуту и сообщит, что передумал, купил билет и летит сюда. Причем найдет какой-нибудь благовидный предлог для неожиданной перемены своих планов: например, скажет, что беспокоится о том, как ты тут справляешься один. Вот увидишь! Но этим он лишь докажет, что я права, и его ложь никого не обманет. Я уверена, что он ругает себя последними словами, потому как сейчас у тебя появятся неопровержимые доказательства его вранья…

Оборвав предложение на полуслове, мать вскочила на ноги и поспешила вниз. Я последовал за ней к входной двери, боясь, что сделал что-то не так и она собирается уйти.

— Подожди!

Вместо этого она накинула цепочку на дверь и повернулась ко мне, намереваясь обезопасить квартиру. Облегчение, охватившее меня после того, как я понял, что она не собирается убегать, было настолько велико, что я не сразу обрел голос.

— Мам, здесь ты в безопасности. Пожалуйста, сними цепочку с замка.

— А почему ее нельзя оставить?

И оказалось, что я не могу назвать другой убедительной причины, кроме той, что с цепочкой на двери я ощущаю себя загнанным в угол. Это означало молчаливое согласие с тем, что отец представляет собой угрозу, — а ведь это еще надо было доказать. Чтобы разрядить ситуацию, явно зашедшую в тупик, я сдался: