Среди лесов - Владимир Тендряков

— Чудаки! Нам-то не святой дух помог, своим хребтом добыли.

Но с чего же начать? Каждый над этим думал по-своему. Свинарка Сомова настаивала, чтобы купили породистых маток; Юрка Левашов приставал с каким-то тесом, чтобы сделать закрытые стойла для жеребых кобыл, — все нужно! И Спевкин решил собрать всех, кто был в чапаевском колхозе, на хозяйственное совещание, сразу со всеми и посоветоваться.

Груздев и Роднев на этом совещании сидели в сторонке и молчали.

Разгорался горячий спор о свиноферме. Сомова уверяла:

— Через свиноферму можно все поставить на ноги. Купим три-четыре породистые матки, хряка хорошего, помещение оборудуем. Сами знаете, какое плодущее племя свиньи. Глядишь, через три года — тысяч пятьдесят чистых деньгами; ремонтируй и скотный, улучшай поголовье… Да ведь это же веревочка, за которую вытянешь колхоз, — скороговоркой сыпала она.

Спевкин время от времени поглядывал в угол, где сидели Роднев с Груздевым. Наконец, он не вытерпел и спросил:

— Степан, как, по-твоему?

Покосившись на Роднева, Груздев встал.

— Я в вопросах свиноводства не особо разбираюсь. Не компетентен, — начал он медленно. — Мне вот что кажется: помните, соревнование намечали? Затихло все, забыли! Давайте-ка об этом поговорим.

Разговор о соревновании не вызвал у Юрки Левашова тревоги. Он соревновался с Федотом Неспановым и знал, что теперь обгонит старика. По совету Сергея, Юрка разбил лошадей своей конюшни на три группы: молодые, сильные, пригодные на любую работу, более слабые, которых не везде можно использовать, и совсем слабые, старые — так, при случае куда съездить. По группам распределил и выпасы. У Федота же, как было, так и осталось. Подручный Федота, Петька Чижик, паренек лет четырнадцати, каждую ночь гонял всех лошадей гуртом на выпасы, сидел у костра, пек картошку. Юрке ли беспокоиться, что его обгонит Федот?..

Но Юрку через несколько дней вызвали в правление, отчитали за то, что он не передает свой опыт в другие бригады.

— Да как я буду учить Федота? — разводил руками Юрка. — Он, знаю, одно скажет: «Пошел ты, молод учить». И связываться не хочу.

Груздев сердито взглянул, Спевкин с укором покачал головой, а Роднев, казалось даже равнодушно, уронил:

— Что ж, видно, ошиблись. Придется другого человека послать в Чапаевку.

— Да я что ж… не отказываюсь! Что вы, в самом деле. Попробую, только толку-то, наперед знаю, не выйдет.

Как Юрка думал, так и получилось: Неспанов долго слушал рассказы о конюшне Сереги Гаврилова, щурил хитро глаза и во всем поддакивал:

— Так, так, гляди-ко… Ай-яй-яй!

А Юрка видел: ничего его не удивляет, просто насмешничает старик.

— Ты уж, Никитич, вроде стар шута строить. О деле говорю, прислушался бы!

— Что правда, то правда, паренек. Я старый петух, чтобы цыплячьим умом жить.

Юрка плюнул и ушел.

На улице ему встретился Петька Чижик. Он, поднимаясь на цыпочки, старался снять с челки Цезаря прицепившийся репей. Цезарь вскидывал головой, и Чижик, подражая Федоту, ворчливым баском покрикивал:

— Экая тварь неразумная!

Юрка сразу же повеселел: «Ничего, я тебя объеду, старый пень. И не заметишь, как в твоей конюшне по-моему обернется». Он сразу же предложил Петьке:

— Хочешь на чапаевского Жаргона поглядеть? Пойдем. Может, и прокатимся на нем.

Чижик нерешительно ответил:

— Сейчас-то недосуг. Кабы к вечерку.

— Что ж, и к вечерку можно.

После этого Юрка стал частенько прихватывать с собой Чижика к Сергею Гаврилову. Они разбили все выпасы в первой бригаде на несколько выгонов, наметили лошадей на выгоны.

А старик Неспанов попрежнему был доволен Чижиком, в свободное время сидел на солнышке, покуривал, отпускал шуточки прибегавшим на скотный двор дояркам. У него ничего не изменилось в жизни — доволен собой, привычной работкой, горячим летним солнышком, — чего еще старику надо?

9

Степан Груздев часто жаловался Родневу, что ему трудно работать секретарем парторганизации.

— Университеты-то мои — всего четыре класса, — вздыхал он.

Вступил в партию Груздев на фронте. Сейчас в колхозе парторганизация — пять человек, а когда Груздев вернулся с войны, было трое: свинарка Сомова, кузнец Прутов и бывший до Спевкина председателем Коршунов. Выбрали секретарем Груздева.

Партийная работа Груздева до сих пор проходила просто. На его имя приносили бумагу из райкома партии… Бумага из райкома да еще за подписью первого секретаря, Паникратова, каждый раз вызывала у Груздева, когда он распечатывал конверт, уважительный холодок между лопаток. Он внимательно прочитывал бумагу и тщательно прятал ее в папку «Партийные дела», которая хранилась вместе с ведомостями об уплате членских взносов в кованом сундучке, заменявшем сейф.

При случае Груздев не забывал известить председателя колхоза:

— Из райкома сигнал есть.

— Какой? — настороженно спрашивал Спевкин, который при упоминании «райком» сразу же ждал следующего слова: «нагоняй».

— Указывают на низкий уровень развития животноводства по некоторым колхозам, — сообщал Груздев.

— Это на кого же указали? Не на нас случаем?

— Нет, нас не упомянули, а Купцову из «Заветов» да Солодовникову из «Нивы» попало.

Таким «сигналом» Спевкин был вполне доволен и вскоре забывал о его существовании.

Груздев же забывал не так скоро — на колхозных собраниях, на заседаниях правления он не упускал случая напомнить: «Товарищи, райком нас неоднократно ставил в известность…», и при этом пересказывал содержание последнего письма.

Когда требовалось, письма эти обсуждались на партийных собраниях. Собрание выносило решение: «Партийное собрание в колхозе имени Степана Разина находит решение бюро (или пленума) райкома от такого-то числа по такому-то вопросу правильным…» Один экземпляр решения отправлялся в райком, другой Груздев прятал в кованый сундучок.

С приездом Роднева начали обсуждать на партсобраниях не только «сигналы» из райкома, но и такие вопросы, как учеба у чапаевцев и соревнование.

Вечерами в конторе правления собирался народ. Бригадиры приходили получать наряды, кое-кто — выкурить цыгарку-другую в компании, потолковать о том о сем. Бригадиры усаживались вокруг стола, поближе к Спевкину; Груздев и Роднев в углу на скамеечке, а Федот Неспанов, завсегдатай таких вечеров, около печки, прямо на корточках, опираясь спиной о стену.

Все собеседники хорошо знали и характер, и привычки, и слабые стороны друг друга. Например, Митрофан Козлов, бригадир третьей бригады, любил после деловых разговоров вспоминать, как он в первые годы советской власти был начальником рабочего отряда по сплаву леса. Послушать, так за ним охотились дружки и родня купца Пузырева, гонялись местные кулаки, в него стреляли, его кололи вилами, его собирались вешать, но он жив, здоров, всех обхитрил. Спевкин же разгорался, как только заходит разговор о войне… Что-то устоявшееся, семейное было в этих вечерах.

Так было и до Роднева, так осталось и при нем. Митрофан Козлов продолжал хвастать победами над пузыревским объездчиком Фомой Шестипалым. Федот Неспанов начинал побасенки обычным вступлением: «А вот какое было дело, ребята…» Спевкин, стуча кулаком, вспоминал, как под Батрацкой Дачей немцы поднимались по десять раз в атаку… Но уже ни один вечер не проходил, чтоб кто-нибудь не поворачивался к Родневу и не спрашивал:

— А что там новенького, Василий Матвеевич?

«Там» — означало весь мир, кроме своего района.

И Роднев начинал пересказывать газетные новости.

Постепенно, вечер от вечера, в правлении стали засиживаться не только старики, но и молодые. Не хватало стульев, и уже не один Федот Неспанов, а многие пристраивались на корточках вдоль стен.

Груздев обычно сидел рядом с Родневым, строго поглядывая на собравшихся: «Давно бы так, не лясы точить, а за политическое образование взяться…» Он по простоте душевной думал, что чтение газет и есть политическое образование, большего не требуется.

Однажды Груздев, разыскивая пропавшую со стола Спевкина ручку, открыл ящик и увидел в нем книгу Ленина. Взял в руки, прочитал: «Великий почин», и удивился: «Откуда это у Дмитрия?» Но тут же вспомнил, что дней десять назад между ним и Спевкиным вышел спор: нужно ли оплачивать хотя бы частично работу, проделанную на массовых субботниках и воскресниках? Роднев им посоветовал прочитать книгу Ленина. Спевкин вот читает, а у него, Груздева, руки не доходят.

После этого он нашел Роднева и словно ненароком попросил:

— Ты б, Матвеич, книжку мне дал, что ли?

— Какую? Маловато книжек-то, из районной библиотеки на абонемент беру, тем и живем.

— Мне б Ленина… «Великий почин».

— Нет сейчас у меня, Спевкин читает.