Мрачные сны Атросити (СИ) - Крылоцвет Анна

В потоке мыслей Марк и не заметил, как в его руках оказалась царапанная эмалированная кружка, дымящаяся моховым напитком. Теперь бродяги вспоминали о том, как до Гражданской во дворах резвились дети.

«Они непременно спились бы, — подумал Марк про собравшихся. — Если бы только можно было где-то достать спирт».

А все-таки хорошо, что такой возможности у них не было. И они стояли с философскими, меланхоличными выражениями на лицах, предаваясь дурману грез о прошлом. Марк вдруг ощутил себя частью этого странного подмостового братства.

Энигма появилась незаметно, словно все время присутствовала на утреннем собрании. Марк увидел ее, когда она вслед за остальными пошла мыть тарелку в реке. Он бросился к ней, поприветствовал, но допрашивать не стал. Думал, сама все расскажет.

Она лишь таинственно улыбнулась и запела, полоща посуду в воде:

Живи и умирай С рассветом и закатом, С рассветом и закатом Путь новый начинай. И пусть сгорит дотла От жара звездной пыли Усталая душа И дымкой от костра К созвездьям срежет мили. Проснется царь небес И праведным огнем Согреет новый день, И с новым светлым днем Мы снова оживем, Как знак ночных чудес, По новой жизнь начнем.

— Не хочу я умирать, — тут же ответил Марк, отряхивая тарелку. — Хочу без смерти начать новую жизнь. Вместе с Ивой.

Под мостом в речке заплескалась рыба. Издалека доносились гудки и шипение Тканевого завода — необычное для него оживление. В последние годы этот завод заметно снизил деятельность, не хватало работников. Марк думал, что всему виной было форсированное развитие машиностроения и производства роботов. Еще до войны шла активная пропаганда, а после, когда выбор профессии перестал быть делом добровольным, многих направляли обучаться именно в эту сферу. Затем определяли на соответствующие должности. К тому же, война забрала с собой немало жизней, в том числе жизней работников. А после войны — ужесточение режима и многочисленные аресты. И Зверь.

Тканевый завод казался Марку куда более симпатичным местом для работы чем то, куда его насильно определили. Он предпочел бы трудиться над тканями, чем над машинами. И пугающая цитадель, центр политической жизни, была далеко, в отличие от современных заводов, построенных вокруг нее.

— Узнав о том, кем ты являешься и в каком мире живешь, ты по-прежнему хочешь найти ее?

— Теперь я хочу найти ее больше прежнего. Мир оказался не таким, как я думал. У меня словно земля из-под ног ушла, и теперь мне особенно нужно быть рядом с ней, — Марк спрятал лицо ладонью, подавляя слезу. — Я надеюсь, что она еще жива.

— Оставь надежду всякий здесь живущий.

— Очень жестко с твоей стороны, — он рассердился. — Даже не верится, что прошлым вечером ты тут нюни распускала.

— Убери надежду, и твои мучения пройдут, — Энигма вопросительно наклонила голову. — Думаешь, я бы так страдала, не будь у меня надежды?

— О, так фарфоровая кукла все же на что-то надеется? — сухо отрезал Марк.

— Очень жестко с твоей стороны, — повторила за ним Энигма, но обиды в ее тоне не прозвучало.

— Без надежды я остался бы дома и умер там в одиночестве от голода. Если бы за мной не пришли, конечно. Но я вышел на улицу, вслед за этой самой надеждой. И узнал удивительные вещи о своем мире.

— И что, полегчало?

— От твоего появления стало только хуже.

— Вот как? Что ж, — Энигма задумчиво поглядела на солнце, утопающее в тучах. Светило стало невероятно бледным, и все же она щурилась, от чего ее пушистые, словно покрытые инеем ресницы почти сомкнулись. — Давай-ка с тобой прогуляемся. Вслед за надеждой. Но сначала нам нужно переодеться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Марк удивился и стал расспрашивать, но ответов не последовало. И все же тяжелая после ночи голова вдруг полегчала, и мысли как-то оживились. Вскоре они ушли из лагеря.

Неподалеку зашипели створки трамвайных дверей, после чего послышался стук колес. Марк задрал голову. Вскоре над ними прополз набирающий высоту транспорт. Трамвай укатился высоко в небо и скрылся между высотками.

Они повернули за угол и наткнулись на двухэтажную остановку. Внизу были двери лифта, сверху — посадочная площадка. Марк поправил каску, в экипировке разнорабочего он чувствовал себя непривычно. К тому же, форма была ему явно великовата. Энигма шла рядом, одетая в серо-желтый костюм дорожного техника — такие люди обычно лазили в колодцах, налаживая работу подземных коммуникаций. Сейчас ее точно было не узнать: комбинезон покрывал все тело, вплоть до головы с волосами, лицо закрывала защитная маска, а белоснежные руки надежно спрятаны в толстых перчатках.

В таком виде они могли в любую минуту забраться в какой-нибудь колодец, и никто даже не посмотрел бы в их сторону.

— В баре ты была одета более откровенно, — произнес Марк.

— Как я могу наслаждаться приличным заведением, напялив на себя кротовую униформу?

— А как же безопасность? Я заметил твою странную внешность, могли увидеть и другие.

— Я умею оставаться незаметной, — Марк почему-то был уверен, что Энигма в этот момент гордо улыбнулась. — Меня оскорбляет носить маску. Но средь бела дня я предпочту ее виселице.

Они обошли колодец.

— У меня есть для тебя подарок, — загадочно сообщила Энигма, когда трамвайная остановка оказалась далеко позади.

— Какой? — с настороженностью спросил Марк.

Она извлекла из кармана плотных штанов двойную линзу, скрепленную черной металлической оправой.

— Это-о… монокль?

— О, ты переменишься в лице, когда узнаешь, — Энигма спрятала непонятную для Марка вещицу теперь уже в его карман. — Это, — она понизила голос, — «глаза правды».

Марк шел практически вплотную к ней, напрягая слух, чтобы не упустить ни единого слова. Голос Энигмы под плотной маской звучал приглушенно.

— Линзы у этой штуковины особенные. Один мой давний знакомый добыл полицейский шлем и сделал из его визора это. «Глаза правды» помогут тебе увидеть истинное положение вещей. Или, точнее говоря, положение людей. Ты пользуешься Досками Положения?

Марк кивнул.

— Зря. Их следовало бы назвать Досками Лжи. Многих данных попросту нет, либо они заменены недостоверными. Понимаешь?

— Это означает, — предположил Марк, — что человек может находиться в тюрьме, но Доска покажет, что он в городе? Или, скажем, какой-нибудь преступник бродит по городу, но Доска покажет, что он в тюрьме, чтобы избежать паники? Или Доска покажет, что Ивы нигде нет, а она на самом деле есть?

Энигма щелкнула тонкими белыми пальцами.

— Правильно.

— Тогда скорее к ближайшей Доске!

— Не торопись! Мы уже не под мостом, здесь территория повышенного контроля. Бежать нельзя, чтобы не привлекать внимания. И вообще, не жмись ко мне.

Марк отстранился на несколько шагов в сторону.

— А чего мы ночью-то не пошли? — буркнул он.

Энигма снисходительно покачала головой.

— Какой же ты все-таки ребенок. Доски по ночам не работают.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Справа раздался глухой звук, и к ногам путников выкатилась банка из-под технического масла. Марк напряженно глянул в ту сторону, откуда появился предмет и доносился шум. Там, в тени дома, в мусорном баке рылся четвероногий робот.

Марк облегченно вздохнул. Механических зверей он не боялся. Во время Гражданской все наземные животные погибли, так что их заменили всевозможные роботы: летающие, ползающие, бегающие на четырех ногах. Они копошились в мусорках, выискивая для себя масло и запчасти. Некоторые из них охотились на насекомых, следуя заданной программе, но в пищу их не употребляли, а просто уничтожали. Роботы должны были занять экологические ниши вымерших животных, но ученые не смогли полноценно решить эту задачу. Прежнюю экосистему восстановить не удалось, и природный ландшафт Атросити теперь представлял собой унылое зрелище.