В стране цветущего граната - Люсинда Миллер

дней они провели в прогулках по Сумгаиту. Он неизменно её всюду сопровождал и в этом конвоировании было что-то фанатичное. То ли на это на правах гостеприимства, то ли собственника. Селим поделился историей возникновения города, не так давно появившегося. Не забыв упомянуть о легенде с ним связанной.

— До нашей эры здесь находилось поселение мидян. Есть несколько версий, но главным выступает пылкая любовь между юношей по имени Сум и девушки Джейран. Они шли с караваном через пустыню. У них кончились запасы воды, его возлюбленная умирала и он решил отправиться на поиски спасительного источника. Но Джейран чувствовала, что никогда не увидит его больше, если расстанется с ним и кричала ему в след: «Сум гаит», что в переводе означает: «Вода вернись». Конец истории печальный. Но дал название городу.

— О! Какая грустная история, — опечалилась Люция рассказом. — Я тоже знаю подобную легенду о реке, что течёт поблизости от города, где я живу. В основе её такая же любовь: девушку звали Туба. И когда отец запретил ей выйти замуж за любимого, она бросилась с моста в реку. И он произнес: «Ах, Туба, Туба…», что и дало название «Ахтуба».

— Я думаю на самом деле все эти истории выдумка, так, чтобы красиво обрисовать, а что лучше годится, чем история о любви, — добавил Селим.

Они шли по тихим улочкам города, наслаждались беседою и поеданием мороженого «фруктовый лёд».

— Мне бы хотелось побывать на озере Гёйгёль, я видела фотографии в интернете, очень впечатляет. Сама хотела бы сделать серию фотографий.

Люция неразлучна была с объективом: у неё был талант запечатлеть лучшие мгновения красок жизни.

— Да, местечко нереально красивое, заповедная зона. Вода правда холодная, не искупаться даже в самый разгар лета. Мало того что ехать до него полдня, оно еще на территории Карабаха, а там сама знаешь паспортный контроль и прочие напряги. Оно тебе надо?

— А у тебя, конечно, нет связей, чтобы меня туда свозить? — с надеждой взглянула она ему в лицо.

— Может и есть, но рисковать твоей красивой попой я точно не стану, — и так выразительно оглядел девушку в полосатом сарафане с пышной юбкой, что та стушевалась.

— Значит и Муровдаг (гора Муров) мне не светит, — печально признала собеседница.

— Хм, — он аж поперхнулся, — Я смотрю, ты карту моей страны не хило изучила. Тут подготовка нужна и время. Одним разом все не окинуть. И там застава, в полной боевой готовности, так сказать важная высота. И круглый год снег на вершине лежит.

Он поражался ею любопытству и осведомлённости. Взглянул на неё, подняв брови спрашивая: «что ещё у тебя на уме?»

— Ну, а в деревню Киш можно попасть?

— Это можно, туда сотни паломников и туристов направляются. Культурная ценность её — это христианская церковь, построенная грузинами. Находится в низине, а вокруг горы. Впечатляюще!

— Ну, в Девичью башню я точно попаду!

Селим не выдержал, рассмеялся от её настойчивости посетить все достопримечательности столицы, а то и страны в целом.

— Попадёшь, попадёшь. Сам туда отвезу. Кстати, о ней тоже ходят сентиментальные легенды.

Он видел жажду приключений во взгляде, азарт от предстоящих событий и было до боли приятно, что она так интересуется его Родиной.

Люция наконец-то добралась до центрального банка, где сумела обменять валюту и обзавестись манатами, чтобы чувствовать себя независимой. Селим как-то не особо разделял её восторга по этому поводу, понимая, что она сейчас начнёт все покупать и ставить его в неловкое положение. В первый же выход в город он заметил, какими взглядами одаривают его спутницу прохожие мужчины. Сначала он гордился, идя рука об руку с этой светловолосой и светлокожей девушкой. Но когда она перестала смущаться от знаков внимания и ответно улыбалась, его тщеславие резко сменилось ревностью и злостью. Кто-то из его знакомых открыто ею поинтересовался и, услышав, что она его друг, попросился ухаживать. Селим не знал, как быть в такой ситуации и ему не нравилось столь пристальное внимание к Люции, что в другой раз ответил, что она его девушка, но так, что она не поняла причин восторга его товарища. Хотела было обидеться, что они говорят на родном языке, но видя самодовольную улыбку “мистера Жабби” * на лице Селима, не стала обращать внимания, поглощенная прогулкой. На третий день, сидя в открытом кафе после очередной волны симпатий к ней, обращенных со стороны мужского населения, Селим вспылил:

— И что им всем от тебя нужно, я не понимаю! Хотя заметно, что ты довольна этим.

— По твоему мне стоит опускать глаза всякий раз или наоборот делать каменное лицо? — ей не понравилось, что он предъявлял претензии.

— Одевайся скромнее и взгляд этот… — он запнулся, не зная как назвать, — менее открытый и мечтательный.

Ещё никто в жизни её не ограничивал и не указывал, как себя вести и что одевать или говорить и она вышла из себя:

— Я не виновата, что привлекаю мужчин, хотя и не стараюсь, все вы просто самцы, западающие на привлекательную внешность.

— Да ещё какую! — пробурчал он в ответ.

Люции так и хотелось сострить: «смотри не сгрызи вилку от злости», но решила не подливать масла в огонь, а лишь высказала ему всё о его шовинизме и деспотизме, не забыв напомнить, что он ей ни муж, ни брат, ни отец. Обед они просто не почувствовали, а лишь горечь и осадок после столь пылкой беседы. Обратно домой ехали в молчании. Селим был так задет и растерян, что не понимал своего состояния, а Люция уже сожалела, что столь открыто нагрубила в ответ, отведя ему вообще не понятно какую роль в своей жизни.

«Я веду себя как ревнивый жених, а ведь она права, по сути я ей никто, чтобы указывать на поведение, тогда почему так погано на душе?» — от этих мыслей у него совсем упало настроение.

«Я неуравновешенная склочная баба, позволила устроить публичный скандал и для чего? — корила она себя за несдержанность, — да потому, что привыкла к независимости, а он мне урезает её на каждом шагу! — отвечала сама себе на вопрос.

Они одновременно произнесли:

— Прости.

— Извини.

— Я не прав. Погорячился.

— Я и сама виновата не меньше. Привыкла