Цербер - Николай Полунин

"Хорошо же, - подумала Елена Евгеньевна, окончательно становясь Еленой-второй. - Черт с вами. Но сегодняшний день - мой. Пущусь во все тяжкие".

И она пустилась во все тяжкие с такой страстью и азартом, что к шести пополудни, после двух косметических салонов, трех торговых центров и одного показа высокой моды в "Люксе" даже несколько запыхалась.

Отдышаться присела в креслице первого попавшегося летнего уличного кафе и услышала вопрос, не слишком ее удививший:

- Скажите, девушка, вам когда-нибудь снятся сны?

Спрашивающий, сосед по столику, случайный, конечно, - мужчина в светлой, даже на вид хрусткой рубашке. Широкие скулы, светлые волосы, волной зачесанные назад. Хорошее лицо.

На Елену Евгеньевну не смотрел. Разглядывал куколку-сувенир, держа ее перед собой. Смерть ростом в палец, с косой и в балахоне. Из-за балахона, под которым было что-то подложено. Смерть казалась упитаннее обычного.

Создавалось впечатление, что он обращается к ней. Одновременно он пытался заставить Смерть-колобок стоять на столе прямо. Из этого ничего не получалось.

Елена Евгеньевна уже хотела привычным образом отбрить приставалу, который и посмотреть на нее не удосужился. Наверное, мнит себе, что так - "создает впечатление". Еще псих какой, не приведи...

Но он поднял к ней очень светлые глаза, и она увидела, какие они у него нечеловечески печальные.

- Да, - сказала Елена Евгеньевна-вторая против своей железной воли. - Да, мне снятся сны. Сегодня мне приснился очень странный сон. Хотите, я расскажу вам?

Глава 9

Волки в тот день пришли прямо на территорию базы отдыха. Был январь, Крещение, самая волчья пора, тем более что отдыхающих - ноль и на все три базы один сторож. Он, Павел. Располагаются базы особняком, на длинном мысу-стрелке, протянувшемся к середине Ляшского озера. До берега впереди - полтора километра, до берегов по сторонам - по пять с гаком. Только собак слыхать в звездные ночи.

Дорога - одна-единственная, через лес. Отдыхающим нравится. Летом. Зимой в эти садовые домики без печек только чокнутый поедет. Или якут какой закоренелый. А сторожка, что ж сторожка - ну, шесть человек в ней поместится, ну, восемь.

Вот. Пришли, значит, волки-то. Прямо днем, нагло. За ним, Павлом, пришли. Всю неделю Павловых собак подбирали, а теперь, надо понимать, человечинки им захотелось. Сладенького.

Павел прервал неторопливый рассказ, почесал под бородой. Продолжил то, что делал. Толстые пальцы его мощных рук двигались удивительно проворно и аккуратно, собирая двигатель катера типа "Амур". Павел только что перебрал его, чахлый, старенький, от 412-го "Москвича", полагающийся "Амуру" по штату.

- А дальше? - не утерпел самый младший из затаивших дыхание оравы ребят.

Видно было, что это городские дети. Их папы и мамы, а по большей части дедушки и бабушки плескались сейчас за мыском, загорали на травяном пляже, катались на лодках и водных велосипедах, а самые смелые пробовали овладеть сложным искусством виндсерфинга.

Роскошь вроде водных мотоциклов, яхт, парусных гоночных катамаранов имелась на двух других базах, там Павел летом не работал, он их только сторожил зимой.

Здесь, на базе отдыха "Наутилус", Павел прожил практически безвылазно три года.

"И каких года, - подумалось ему. - А что сказать, хороших года. Самых тихих три года в твоей жизни, Пашка Геракл".

- Да что ты жо... - оглянулся на детей. - Что ты корму свою отвесил! Сколько раз говорено; стоять прямо и мачту на себя! - заорал он вдруг. Кругленький дядечка на кремовом виндгляйдере "ложке" виновато окунал в воду угол косого треугольного паруса. Свободной рукой махнул ответно.

- Это ж проще, чем велосипед! Эх!..

- Дальше, дядь Паш, - напомнил пацан.

- Что ж дальше, - буркнул Павел, возвращаясь к двигателю. - Вы шкуры в клубе видели?

- Ага. Все четыре.

- Ну вот, а было их пять, потому что одну я подарил.

- Кому подарили, дядь Паш? - спросила пигалица в том возрасте, когда девчонки на пляже еще обходятся одними трусиками.

- Одному человеку подарил. Вырастешь, я тебе тоже подарю.

- Вы их из ружья? - солидно спросил мальчик в пляжной шапочке с удивительным козырьком.

- Ты, Вовка, знаешь, что не из ружья, - отвечал, не оборачиваясь, Павел. Он заканчивал работу.

- Ножиком?

- И не ножиком.

- Дядь Паша его трансформером! - радостно взвизгнул какой-то карапет.

- Дядь Паша всех пять волка голыми руками, - чуть укорачивая и кривя грамматику, пояснил солидный Вовка и оглядел всех. - Поэтому у него шрамов столько.

Руки Павла, шея и лицо, где не было закрыто курчавой жесткой бородой, являли собой прямо-таки переплетение шрамов самой разной величины и конфигурации. То же было и по всему телу, поэтому Павел в любую жару носил тельняшку с длинными рукавами и линялые джинсы, не подворачивая.

- Ничего, мелкота, - сказал Павел, накидывая колпачки на свечи, - на мне заживает быстро.

Он вылез и захлопнул створки лючка. Уже хотел скомандовать изготовившемуся на водительском сиденье Вовке: "Запускай!" - но тут на верхней ступеньке лестницы, что вела с причала на берег, появилась голенастая некрасивая девочка.

- Вовка! - закричала она. - Автобус суббот-воскресных отдыхающих привез, твоя мама приехала, иди! Вовка умоляюще уставился на Павла.

- Ладно, - сказал Павел. - Без тебя не буду. На полчаса считай себя свободным. И все свободны - марш!.. Ребята кинулись вслед за Вовкой.

- Марш новых отдыхающих встречать, - повторил Павел задумчиво, глядя на убегающую мелкоту с непонятной стороннему взгляду грустью.

"Тоже не мешало бы взглянуть, - подумал он, - какие они там еще новые. Распускаться мне никак нельзя, а то подловят. Хотя если до сих пор никто не явился, теперь и подавно гостей ждать нечего. Быльем поросло. Волна улеглась, да только путь назад тебе заказан. С такой рожей тебя на первом углу узнают, да, Геракл? Да и вообще... вот именно - вообще".

С неожиданно вскипевшей злостью он посмотрел на свои испещренные шрамами руки невероятной мощи, приблизил ладони.

- Заживают, - прорычал сдавленно. - Быстро заживают...

И вдруг с размаху ударил тыльной стороной руки о гвоздь, торчащий с изнанки высокого настила пирса; он все еще находился в катере.

Гвоздь прошел насквозь. Павел глухо застонал и следующим движением сдернул руку. Темная кровь закапала в черную воду озера.

Павел опустил руку в воду, поболтал ею там. Видны были кровящие точки в местах входа и выхода гвоздя.

"Ишь, ты, Христос. Как есть чистый Христос. Чистой Ляшской воды Христосик".

Он стал успокаиваться после своей вспышки. Вынул все еще кровоточащую кисть из воды, прижал к груди, побаюкал.

- Дядя Паша, вы поранились? - Голенастая девочка-подросток не ушла вместе с остальными. - Вам больно?