Индия, любовь моя - Виталий Мелентьев

Четвертое возражение – огромный объем работ и их стоимость. Мне кажется, что это возражение наименее существенное. Взрывчатых материалов сейчас у нас вполне достаточно, они мощны и дешевы.. Дополнительной техники создавать не следует, вполне достаточно и той, что есть. Ведь нам нужны всего лишь штольни для закладки взрывчатых веществ. А вот выгода от всего этого может быть колоссальная: вполне вероятны обнаружения полезных ископаемых, добыча которых окупит все работы. И наконец, будущие коридоры – это еще и пути сообщения между севером и югом материка. Даже отбрасывая в сторону наши климатические изыскания, такие коридоры свяжут воедино и наш материк, и почти весь земной шар транспортными артериями. Я имею в виду окончание строительства на Беринговом проливе.

Все материалы, касающиеся этого проекта, заложены в запоминающие устройства и могут быть немедленно воспроизведены. Дополнительных мыслей по этому поводу я, к сожалению, пока не имею. Благодарю за внимание.

Андрей откинулся на спинку кресла и жадно закурил. Белка на подлокотнике фыркнула и перебралась на стол, под самый традевал. По лицам участников кольцовки мелькнула улыбка. Но их взгляды опять прошли мимо Андрея, и он понял, что и в первый раз, когда он только начинал говорить, они смотрели не на него, а на белку.

И тут он сразу понял, что его взволновало, когда он увидел старинную комнату своей лаборатории: на столе у Норы не было цветов. А сколько он ее помнил, на ее столе каждый день стояли свежие цветы…

Сердце почему-то дало перебой, и он невольно взялся за левую сторону груди, но сейчас же оторвал руку: стареть не время. И не место. Просто в самом деле грустно, что с Норой у них ничего не вышло. Он знал – она любила. Или почти любила. А может быть, была готова любить. А если бы не Ашадеви…

Как она вошла в жизнь – сразу, залпом.

У нее была своя жизнь – она готовилась стать учительницей русского языка и поэтому жила в их городе. И познакомились они только потому, что ей захотелось узнать национальную интерпретацию международных терминов.

И он, честно говоря, не интересовался ее работой. Да и кто, в какие времена интересуется работой учителя? Это же само собой разумеющееся…

Теперь ее нет, а есть третий район зоны Белого Одиночества…

– Андрей Николаевич, – резко спросил Кремнинг, – вам не нравятся наши рассуждения?

Сырцов встрепенулся – он и в самом деле не слушал, о чем говорили на кольцовке. Он мягко, примирительно улыбнулся – Нора называла такую улыбку лисичкиной – и потянулся рукой к белке.

– Я же сказал, что у меня нет новых мыслей. А то, что говорится, сразу не усвоишь.

Белка чуть отодвинулась и опять ухватилась зубами за рукав. Все так же пищал контакт на традевале, с экрана которого строго глядел Артур Кремнинг. Впервые Андрей как следует рассмотрел белку – ее усики, и крохотные кустистые брови, и блестящий, лакированный нос. Он все время дергался, и иногда казалось, что белка гримасничает. И лапы у нее были маленькие, темные, со светлыми коготками… Стоп. А что у тебя на лапке?

На той самой лапке, которую белка держала на отлете, словно припудривающаяся женщина, надулась большая – для белки, конечно, – опухоль. Может, в крупную горошину, а может быть, и больше.

Андрей осторожно взял эту лапу пальцами и медленно развернул к экрану традевала – там светлее. Пожалуй, это нарыв. Самый обыкновенный нарыв. Вероятно, белка занозила лапу и не выкусила занозы, а потом легла спать. И во сне началось нагноение. И занозы в таком разе уже не выкусишь.

Впрочем, звери народ сильный. Они сами делают себе операции и зализывают свои раны. А эта… Эта, видно, слишком молода. Она еще боится боли. И она пришла к нему за помощью.

– Коллега, мне кажется, что нарыв нужно вскрыть, – прозвучал голос с традевала.

Ощущение общения с миром было настолько полным, что Андрей даже не поднял головы. Он только кивнул и ответил:

– Да, но чем покрыть взрез…

– Конечно, не бинтом. Обыкновенным антибиотическим пластырем.

Это сказал другой голос, и Андрей понял, что он отнимает время, драгоценнейшее время у людей, собравшихся у традевала. Он поднял взгляд и в проплывающих лицах увидел и интерес и сочувствие, но словно по инерции сказал:

– Извините, пожалуйста… Я отвлекаю вас…

– Что вы, что вы… Мы понимаем…

– Нет, вы действуйте.

– Такое симпатичное существо… (Ну, это, конечно, женский голос.)

Кто-то давал советы, но Андрей не слушал. Он поднял белку, посадил на ладонь и, осторожно придерживая, пошел к аптечке. Достал пинцет, пластырь, жидкость местной анестезии. Как обращаться со всем этим хозяйством, он знал отлично. Жизнь в тайге приучила его справляться с порезами и ушибами без посторонней помощи. Он зажег свет и хотел было приступить к операции, но новый голос с традевала посоветовал:

– Давайте поближе. Я вас проконсультирую.

– Андрей Николаевич, – спокойно предложил Кремнинг. – Может быть, стоило бы отложить ваш уход за домашними животными?

Сырцов посмотрел на его спокойное лицо и ощутил прилив холодного, как кремнинговские глаза, бешенства.

– Понимаете, Артур, это не домашнее животное. Это дикое животное. Оно живет в тайге. А в тайге начинается пурга. И животное, маленькое, беззащитное животное пришло ко мне за помощью! Я покажу вам сейчас, как живет тайга. Посмотрите, и вы поймете, почему ваши возражения, ваши споры – пусть правильные, пусть обоснованные – все-таки не самое главное.

Левой рукой он прижимал белку к груди, а правой включал обзорные телевиды, передавая их информацию в каналы кольцевых традевалов. И все, кто был занят в кольцовке, и те, кто следил за ней у экранов своих телевизоров, увидели, чем живет в эти минуты тайга.

И первые космы поземки, и мглистые тучи снега над качающимися вершинами, и стада коз, уходящих от ветра и снега в лощинки, и прижавшиеся друг к другу лосиные стада на фермах, и все то огромное, из чего складывалась зона Белого Одиночества в эту страшную в своей ярости весеннюю пургу. Потом он подключил звук, и в миллионах домов завыл ветер, затрещали деревья и, как вопль о спасении, пронесся далекий, всхлипывающий от ужаса и напряжений вой тундрового волка: он ушел от пурги под защиту деревьев и теперь звал своих отстающих сородичей.

Андрей между тем подошел к традевалу, сел в кресло и помазал беличью лапку анестезирующим раствором, потом вскрыл нарыв и заговорил:

– Вы сидите сейчас в тепле, за вашими окнами весна. У одних капель, у других цветение, третьи изнывают от жары. А здесь белое безумие. От него страдают маленькие братья. Глупые и бессловесные. И уж если они поняли, что человек может их защитить и спасти, то я надеюсь, что и вы поймете, как важно то, что мы предлагаем. А мы предлагаем совсем немногое. Всего лишь поделиться тем, чего у каждого в избытке. У нас тут холода, у вас жары. У нас снегов, у вас теплого дождя. Всего-то и требуется отдать другому толику ненужного. А когда мы поделимся, каждому станет немного легче. Вот и все. Если вы поймете это, все остальное всего лишь техника.