Честь и лукавство - Остен Эмилия

– К сожалению, я не смогу продолжить нашу экскурсию, но миссис Добсон охотно покажет вам все, чего вы еще не видели. Историю поместья она знает так же хорошо, как и я, ведь она родилась здесь, ее семья уже двести лет служит у Дэшвиллов. Что касается меня, я завтра покину вас, у меня есть дела на севере.

– Вы уезжаете, едва приехав? – Я и не подумала скрыть свое удивление.

– Моей целью было доставить вас сюда, а теперь я удаляюсь. Вам нужно привыкнуть слишком ко многому, и я не хочу вам мешать.

– Я не понимаю вас, сэр, – честно призналась я.

– На вас свалилось так много всего непривычного: новые обязанности, новый дом, новые люди вокруг вас. Я думаю, будет лучше, если вы будете входить в незнакомую жизнь размеренно, постепенно осваиваясь с ролью хозяйки.

– Но я полагала, что девушка должна сначала справиться с ролью жены, – возразила я, тут же обругав себя в душе за бестактность.

Граф невесело улыбнулся:

– Я думаю, не в нашем случае. После разговора, так взволновавшего вас, лучше будет, если вы немного отдохнете от меня, поразмыслите обо всем спокойно. Осмелюсь надеяться, вы полюбите Эммерли так, как люблю его я…

– И когда вы намерены вернуться? – Я действительно почувствовала облегчение от того, что графа какое-то время не будет рядом.

– Недели через три. Думаю, за это время вы успеете принять решение касательно нашего будущего. Ваша молодость и живость характера помогут вам приспособиться к новому ритму жизни, а несвойственная вашему полу и возрасту рассудительность сделает вас чудесной хозяйкой.

– Вы мне льстите, я совершенно не представляю, как управлять большим домом, да и ваша экономка вряд ли позволит мне отдавать бестолковые распоряжения. – Я пропустила мимо ушей напоминание о том, что должна принять решение.

– Вы не стесняйтесь миссис Добсон. Она только кажется суровой, а на деле очень добра и предана нашей семье, а так как вы теперь ее часть, значит, и вам также. Она любит порядок во всем и с давних лет пеняет мне, что я не женюсь, заменив мне в этом бедную матушку.

– Ну что же, надеюсь не показаться ей полной дурочкой по части ведения хозяйства.

– Вы никому не можете показаться дурочкой, дорогая. В ваших глазах светится ум, и это вас не портит. – Граф улыбнулся и добавил: – Я вернусь как раз к открытию летнего сезона в Бате, и мы с вами отправимся туда. Мне полезны воды, а вы окунетесь в удовольствия светской жизни. Там почти каждый день бывают балы, катанья, пикники, и вам все это наверняка понравится.

– Я могу лишь повторить, что вы очень добры ко мне.

– К вам нетрудно быть добрым, но не забывайте, что я все еще надеюсь на жертву с вашей стороны. Но не будем пока об этом…

За столом стало тихо, я не хотела поддерживать беседу в данном русле, опасаясь, что не сдержу гнева и наше хрупкое перемирие с графом прервется.

Остаток дня я провела в своей комнате для рукоделия за изучением модных журналов. Никто не явился с визитом, и граф тоже не беспокоил меня.

Уютная комнатка полюбилась мне сразу же, она была похожа на тихое пристанище, в котором бедная героиня романа преклонила усталую голову после всех треволнений…

Правда, мой роман едва успел начаться, а мне уже требовалось пристанище, и это давало мне повод представлять себя какой-нибудь Агнес Грей или незнакомкой из Уайтвелл-холла, чьи горести на первых страницах делают полнее их счастье в финале романа.

Глава 7

Следующий день прошел почти так же. После завтрака (довольно позднего) я в одиночестве прогуливалась по аллеям, после обеда сидела в беседке, глядя на реку. Граф уехал рано утром, и я старалась не вспоминать о его существовании. Тем временем прибыла Джейн, и вечер прошел в приятной болтовне двух молодых девиц.

Назавтра я выполнила свое решение встать рано утром, но вместо того чтобы пойти гулять, отправилась в картинную галерею, которая занимала целое крыло в третьем этаже здания. Окна были расположены так, чтобы картины освещались наилучшим образом. Даже мне вскоре стало ясно, что они великолепны, а знатоки, наверное, готовы были бы платить по пять фунтов за посещение галереи, вздумай граф таким образом улучшить свое состояние. Больше всего меня привлекали пейзажи, однако я довольно долго простояла перед портретом первой Эммы Дэшвилл, основательницы рода. Старинный портрет сохранился в прекрасном состоянии, за ним явно тщательно ухаживали. Он висел так, чтобы на него не падали прямые солнечные лучи (очевидно, граф следовал новой теории о том, что они убивают картины), но в то же время сразу привлекал внимание всякого, вошедшего в галерею через любую из трех ее дверей.

Нежное лицо Эммы Дэшвилл было задумчиво, но в глазах светилось лукавство и явное самодовольство. Еще бы – столь счастливо избежать брака, зачастую кончавшегося эшафотом, и при этом сохранить милость короля и преклонение супруга могла в те годы, да и теперь, только выдающаяся женщина. Платье Эммы казалось довольно смелым для того времени, но прекрасная графиня явно не была в плену у этикета, напротив, стремилась сама устанавливать стиль придворной жизни, зная, что ей простится все.

В последующие годы я часто приходила к ее портрету, отдавая себе отчет в том, что хочу почерпнуть у нее долю душевных сил и оптимизма, но в это первое посещение я только завидовала этой красавице, получившей в жизни все, что ей хотелось.

У этого портрета меня и обнаружила миссис Добсон. Она зорко посмотрела на меня и произнесла:

– Завтрак на столе, мэм.

– Благодарю вас, миссис Добсон. После завтрака я хотела бы съездить в городок, который видела по дороге сюда, можно ли подать коляску?

– Разумеется, мэм, – голос ее немного смягчился, – вам не нужно спрашивать разрешения, вы здесь у себя дома.

– Я в Эммерли всего два дня, и мой дом остался в моей прошлой жизни…

– Надеюсь, новая жизнь вам понравится, и вы скоро забудете о прошлом. – Голос экономки опять звучал холодно, очевидно, она считала, что в моей жизни не было ничего, о чем стоило бы сожалеть.

Я не могла удержаться от возражения:

– Несмотря на некоторые трудности, моя прошлая жизнь являлась счастливой и беззаботной. У меня была чудесная семья, в которой царила любовь, и я не собираюсь отрекаться от своих корней теперь, будучи графиней. Мои родители происходят из дворянских семей, и не их вина в том, что у них нет состояния!

Казалось, она не ожидала столь бурной реакции, да и я тут же пожалела о своей несдержанности – вряд ли этот сухарь сможет понять меня. Однако миссис Добсон трудно было сбить с толку, и почти сразу она ответила:

– Я вовсе не хотела оскорбить вас, сударыня. Просто я считала, что у вас было больше грустных моментов, чем радостных. Прошу простить меня.

– Я тоже прошу прощения за свою вспыльчивость, но… – Я сделала паузу, не зная, насколько стоит быть откровенной, но решила раз и навсегда прояснить отношения с этой дамой. – Вы, вероятно, считаете меня выскочкой, прельстившей графа ради денег. Вы не ошибаетесь – причиной моего замужества были деньги, но я никогда не пыталась завоевать сердце графа, я даже не предполагала, что могу ему понравиться. Отказать ему я не могла, это был единственный шанс обеспечить благополучие своей семьи, которая отдала мне все, что могла. Пришла моя очередь выполнить свой долг и позаботиться о том, чтобы у матушки и тети была достойная старость. Конечно, я рада, что теперь могу есть досыта и жить в красивом доме, но ради себя самой я никогда не согласилась бы на предложение графа.

Очевидно, мои последние слова поразили ее больше всего, так как сначала она слушала меня с некоторым недоверием, однако с течением моей речи глаза ее удивленно раскрылись, что при ее выдержке выглядело нарушением приличий.

– Прошу простить меня, мадам. Я очень мало знаю о вас и, видимо, согрешила, сделав поспешный вывод. Но молодежь сейчас очень расчетлива, а нравственные принципы отходят на второй план.