Голоса животных и растений - Владимир Алексеевич Корочанцев

проторенную, пыльную тропу написания заумных, отвлеченных диссертаций, либо вообще отбить у него вкус к науке и желание заниматься ею. И так заведено было не только в средневековом Авиньоне. Ученых-конкурентов не жаловали и ранее, даже в Древней Греции. Впрочем, справедливости ради надо обмолвиться: тогда во Франции и завзятым лодырям и тупицам вместо ордена принято было надевать колпак с ослиными ушами.

Празднества, подобные авиньонскому, устраивались и в России. Спустя полгода после коронации Екатерина II решила провести в Москве пышный праздник. За месяц до него расклеили афишы, возвещавшие, что в Москве 30 января — 2 февраля 1763 года пройдет большой маскарад под названием «Торжествующая Минерва», в ходе которого «изъявится гнусность пороков и слава добродетели». Для посрамления невежества придумали специальный знак: черные сети, нетопырь и ослиная голова, — а также надпись «Вред и непотребство». Невежество ехало на осле.

Античный «праздник дураков» (сатурналии) нашел продолжение в Средние века — в особом ритуале чествования осла: ведь именно на осле Иисус Христос, по преданию, въезжал в Иерусалим. «Ослиным богом» называли в античном мире любое животное, с ритуальными целями забиваемое в середине зимы, во время сатурналий. В Средние века обычай этот получил отголосок в символическом убийстве «рождественского дурака», что возвращает нас к теме умирающего бога и к мифологеме, отождествляющей жертвенное животное — осла — с божеством.

Первые сведения о «празднике осла» — типичной части смеховой культуры Средневековья — восходят еще к V веку. С 633 года начинаются запреты на это празднество, ужесточившиеся в XII–XIII веках. Однако сама Сорбонна рьяно отстаивала эту традицию вплоть до ее окончательного осуждения в 1544 году.

Самые колоритные праздники во Франции — не официальные, «табельные», а местные, сохранившие остатки былой, фольклорной многокрасочности. Их предок — средневековый «день шутов», или «день безумцев», и он еще отмечается кое-где в измененном, но узнаваемом виде вскоре после Рождества или на само Рождество. К примеру, в «день осла», или на «праздник осла», шумная толпа ряженых и просто мирян, напялив наизнанку рваное тряпье, изображающее собой пышные облачения епископов, вываливается на улицы. Дети-хористы и ряженые захватывают местную церковь, заменяют собой епископа и священников; направо и налево благословляют рыдающую от хохота толпу, гнусавят, пародируя псалмы и молитвы, поют при этом не совсем пристойные песни.

В Бовэ, к северу от Парижа, во время подобных праздников ездит по улицам на осле, пестро, но безвкусно разукрашенном попонами со священными орнаментами, какая-нибудь молодая симпатичная девица, прославленная на всю округу вольным поведением, и именует себя Богоматерью. Ее эскортирует дюжина мальчиков, одетых якобы под апостолов. За ними с гомоном движется процессия, состоящая из шлюх, бродячих лицедеев, нарядившихся в маски фантастических зверей, а также прочих представителей люмпен-пролетариата. Кортеж останавливается у каждого кабачка, потом направляется к церкви, где девушку чествует бутафорский священник с бутылкой вина. Затем прямо на улице устраивается бал. В разгар бесшабашного веселья полунагих актеров обливают из ведер водой. Для таких шутовских, отдающих дьявольщиной обрядов, которых ныне на Западе становится все больше и больше, разработаны специальные протоколы.

Во Франции, главным образом на севере (и в Бовэ тоже), каждый год 14 января, в память Бегства в Египет, издавна справлялся «праздник осла». По словам французского писателя Пьера Мореля, во время этого праздника в Средние века в Бургундии в некоторых районах самая красивая девушка округи с ребенком в руках взбиралась на покрытого попоной осла, ведомого старцем, который изображал святого Иосифа. Их до церкви сопровождали священнослужители, и во время службы они же пели ритмичную прозу. В конце каждой строфы при чтении молитвы служителем культа его помощники подпевали хором: «Иан! Иан!» Вместо обычного завершения молитв: «Ite, messa est» («Ступайте, месса кончена»), — пастырь, совершавший богослужение, как пишет Пьер Морель, троекратно издавал во всю мощь своих легких ослиные крики, а ликующая толпа поддерживала его.

Разыгрывалась литургия шиворот-навыворот, использовались библейские тексты, в которых фигурировал осел (Бегство в Египет, Въезд в Иерусалим и т. д.). Священник завершал некоторые песни ослиным ревом.

Что за облик, что за стать — Груз любой ему под стать,—

зачинал мессу пастырь. Толпа, бушуя от восторга, подхватывала отдельные его слова и перекрывала его пение ослиным «И-a, и-a, и-а…».

В Отоне на подобном празднике четыре каноника, сопровождая осла-именинника, держали за уголки вышитую золотом попону, которой тот был покрыт. У входа в церковь на осла набрасывали еще и мантию.

Следы этой традиции фиксируются еще у христианского писателя Тертуллиана (155–220). Прежде чем спешить с осуждением явных кощунств в церкви, полезно вспомнить, что язычники в качестве наименования первых христиан использовали слово asinarii — ослы. В Мюнстере была скульптура, изображавшая двух ослов, один из которых читал проповедь, а другой держал требник.

Однако приписывать упомянутой традиции лишь кощунственный смысл было бы проявлением невежества, даже прегрешением против более глубинного религиозного, предназначенного исключительно для посвященных, эзотерического ее характера. Тогда пришлось бы толковать, почему в орденских правилах святого Франциска Ассизского приверженцу его учения прямо вменялось в обязанности обращение в осла, то есть признание себя таковым. Когда будущий блаженный — Джакопоне да Тоди пожелал облечься в одеяние францисканца, приор напутствовал его в том духе, что если он хочет жить среди последователей учения, то должен стать ослом и вести себя как осел среди ослов. В ответ Джакопоне напялил на себя шкуру осла и пошел, приговаривая: «Смотрите, братья, я стал ослом, примите меня, осла, к вам, ослам!» Так же и Савонарола во Флоренции предписывал братьям обращаться в ослов, безропотно сносящих побои. Джордано Бруно написал похвалу ослу в виде специального сочинения «Cabala del Cavallo Pegaso con l’aqqiunta Cillenico» и увенчал его тремя вдохновенными сонетами в честь осла. В каббалистическом толковании осел — символ мудрости; некоторые талмудисты находили в нем добродетели познания: трезвость, терпеливость, упорство и скромность.

— Такого рода праздники — реванш за моральную дисциплину, которую нам навязывает общество! — пытаются оправдать их исследователи истории французских народных празднеств. — Это временное отрицание общепринятых ценностей помогает нам соблюдать в повседневной жизни социальную дисциплину, выносить нелепость или несправедливость, которые иногда подавляют нас.

Подобную же задачу выполняли