Санный след - Ирина Глебова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взломщик сейфов Хорек имел кличку, которая как нельзя лучше соответствовала всей его сути. Повторяла фамилию, намекала на хищную повадку, умение, сделав дело, незаметно юркнуть в укрытие, скрыться. Да и внешне этот человек напоминал хорька — маленький, щуплый, маленькие черты лица, прилизанные черные волосики, бегающие глазки-пуговки… Он был высококлассным специалистом в своей области и почти неуловим. Но все же дважды Петрусенко его ловил. Впрочем, Хорек на сыщика зла не держал — что ж, каждый делает свое дело. Хорек даже гордился тем, что его ловил только Петрусенко, и никто иной — талант этого сыщика был признан даже в столице. Недаром у него было звание «следователь по особо опасным преступлениям», и не раз он уже выезжал из своего родного города в далекие командировки, туда, где совершались тяжкие преступления. Харьковские уголовники, как ни странно, гордились этим, но и пользовались отсутствием сыщика на всю катушку… Впрочем, на этот раз Викентий Павлович и вправду ошибся в своем первом подозрении. Хорек в театре, судя по всему, был.
— Ну, господин Петрусенко! — восторгался он, — как много я в жизни потерял! Так бы и помер дураком, если бы не… в общем, дружок один. Спасибо ему! Но теперь наверстаю, все театры в городе обойду.
— И в оперу тоже пойдешь? — насмешливо спросил Петрусенко. Хорек задумался, потом с сожалением покачал головой:
— Нет, в оперу не пойду. Опера или там балет, это навроде сказки. А драма или комедия — все там как в нашей жизни! Этот Шельменко — свой же парень! Знаете, как я за него переживал! Ну, казалось, нет, тут уж ему не выкрутиться! А он — раз, как угорь, и тому и другому угодить успевает! Но главное — свой интерес… Такой затейник, и впрямь шельма!
— Так, значит, «Шельменко-денщика» смотрел?
— Точно, даже знаю, что наш земляк написал эту пьесу. Какой-то Квитка…
— Квитка-Основьяненко, Григорий Федорович.
— Точно, он!
— Откуда же такие глубокие познания?
— А дамочка одна сказала. В театре рядом сидела. Не здешняя, приезжая, а знала.
— Хорошо говоришь, Хорек. Я бы тебе совсем поверил, вот только одно мне непонятно…
— С чего это меня в театр занесло?
— Верно! Что за дружок тебя туда направил? И зачем?
— Про какого это вы дружка?
— А ты сам обмолвился…
Хорек состроил кислую гримасу, потом махнул рукой.
— Вы бы, господин Петрусенко, все равно допытались, своего не упустили бы, так? Чего там, расскажу. Преступления в том никакого нет, хотя дело немного странное, это да… Прилетела недавно весточка от старого дружка — он теперь не здесь живет, далеко. Вот он попросил подсобить ему в одном деле.
— В театре?
— Да, сходить в театр и сказать пару-тройку слов кое-кому. Вроде бы случайно, ненароком.
— Кому?
— Да какая разница… Ладно, ладно! Дамочке одной.
— Приезжей?
— Ну, хоть и приезжей. Ничего плохого, даже совсем наоборот!
— Хорошо он тебе заплатил, Хорек?
— Представьте себе, очень даже хорошо! За такой пустяк! Да еще удовольствие получил… Нет, теперь все театры обойду!
— Ну, ну, Хорек, мы еще не закончили. Хорошо заплатил, значит, это для него, дружка твоего, важно было. Кто же он?
— О, господин начальник, зачем такие вопросы? — взломщик напыжился, вскинул кверху остренький подбородок. — Вы Хорька давно знаете! Я своих не продаю!
— Обиделся? Знаю, знаю. Верно, без крайней надобности не продаешь.
— А сейчас надобности никакой нет. Я чист.
Петрусенко и вправду уже понял, что Хорин в деле с попыткой ограбить банк не замешан. А эта забавная история с театром… Да, что-то в ней есть необыкновенно интересное. Но сейчас не до нее, да и зачем…
— Ладно, — Викентий Павлович поднялся из-за стола и сделал знак рукой дежурному городовому. — Посиди здесь, в околотке, до вечера, пока я твой рассказ проверю.
И уже в двери обернулся, сказал весело:
— И советую еще сходить на спектакль «Сватанье на Гончаровке». Пьеса того же Квитки, земляка нашего. Презабавная вещица, тебе понравится!
…Да, тогда, летом, Хорька пришлось отпустить. В Малом театре, где в среду шел «Шельменко-денщик», его запомнила одна из служительниц: щуплый человечек еще до начала представления в холле, вольно опершись на колонну, стал раскуривать папироску. И очень удивился, услышав от нее, что есть специальная курительная комната. Он явно попал в театр впервые. Вспомнил Хорька и буфетчик: тот еще до начала спектакля восторгался ассортиментом и возмущался ценами, впрочем, пару рюмок выпил и бутербродом с бужениной закусил. А вот в антракте — преобразился: изысканные манеры, бархатный голос! Еще бы, привел за столик красивую даму, подозвал официанта, что-то заказывал. Потом к ним присоединился еще один господин — невысокий, полноватый, с забавным венчиком волос вокруг лысины, с бородкой. По описанию буфетчика Викентий Павлович сразу признал вора и мошенника по кличке Пузо — лучшего дружка Хорина. Отпуская Хорька из околотка, сыщик поинтересовался:
— Почему же ты промолчал о том, что в театре и Пузо был? Он же свидетель в твою пользу.
— Да разве же он для вас свидетель? — удивился Хорек. — Какое к нему доверие? А что, будете расспрашивать?
— Нет, — махнул рукой Петрусенко. — И так все ясно.
В самом деле: время первого антракта точно совпадало с моментом бегства взломщиков, спугнутых свистками городовых. Зачем же тратить усилия на пустые хлопоты, когда есть дела неотложные…
И все же — как важно для сыщика представлять все события, даже самые мелкие, в виде звеньев одной непрерывной цепочки. И когда удачно завершаешь дело, многим кажется это чудом, внезапным озарением, везением! А это просто продвижение по цепочке — от звена к звену. Конечно, эти звенья нужно заметить вовремя, запомнить, постоянно иметь в виду. Летом Викентий Павлович отпустил Хорька, осенью проследил за ним, а зимой спокойно и легко арестовал с главной уликой — похищенными ценностями.
Глава 9
В середине октября Петрусенко повез семью на Покровскую ярмарку. День накануне великого праздника выдался чудесным: солнце грело почти по-летнему, тополя, каштаны и клены еще не облетели, сверкали позолотой листвы. По Сумской улице празднично разодетые люди шли в одну сторону — к реке, к Павловской площади, где всегда проходили ярмарки, Покровская и Успенская.
Когда их открытая коляска въехала на Николаевскую площадь, наметанный глаз сыщика выхватил из толпы знакомую фигуру: разнаряженный Хорек, неторопливо помахивая тростью, вальяжно спускался по ступеням красивого здания. Ничего необычного в этом не было бы, если бы… Здание это занимал Торговый банк, а щупленький человек с тростью славился как удачливый банковский вор, взломщик сейфов.
На мгновение у Петрусенко мелькнула мысль: остановиться, подойти к Хорьку, придержать того за локоток… Ну и что дальше? — одернул он себя. Взломщик явно сейчас не при деле, гуляет. Правда, гуляет он на банковских ступенях, но это ему в вину не инкриминируешь. И Петрусенко покатил дальше. Ни жена, ни дети ничего не заметили. Люся, такая красивая и веселая, одной рукой придерживала шляпку, второй обнимала, прижимая к себе, малышку Катюшу. Одетая как взрослая барышня — в сшитый на заказ модный плащик и капор, — трехлетняя дочка выглядела презабавно. А вот девятилетний сын Саша наряжаться не стал, был в своей гимназистской форме. Еще бы: ведь именно так, в форму, одет его двоюродный брат Дмитрий. Мите пятнадцать, и уже семь лет он живет в семье Петрусенко — после трагической одновременной гибели родителей. Братья очень дружны, вот и сейчас сидят рядом, чему-то смеются…
Через несколько минут коляска свернула на широкий проспект, идущий к реке. И вот она — Павловская площадь, яркая, шумная, многолюдная! В одном ее конце растянут шатер Шапито, в другом — качели-карусели. Но главное — это сама ярмарка: лавочки, палатки, импровизированные кофейни, где и чай, и кофе, и блинчики, и горячие колбаски, и пиво с рыбой, и… всего не перепробовать!
Дети тянули то в одну сторону, то в другую. Их щеки уже лоснились от масляных блинов, а пальцы слипались от сладких леденцов. Катюша прижимала к груди нарядную куколку с фарфоровым личиком и закрывающимися глазками, Саша все время дул в глиняную свистульку. Митя уже дважды относил полные корзинки покупок к поджидающей в переулке пролетке. Уже накатались на каруселях и насмотрелись на медведя-танцора и смешную обезьянку. Оставалось цирковое представление: у распахнутого полога Шапито играли трубы и ловкие акробаты, выделывая пируэты, зазывали публику. В этот момент Викентий Павлович вновь увидел Хорька.
Заложив руки в карманы распахнутого пальто, тот вольготно двигался сквозь толпу. Физиономия его была беспечной и самодовольной. Петрусенко сразу уловил некую целенаправленность в движениях маленького человечка. И хотя Хорек приостановился у пивного прилавка, взял пенную кружку и тарелочку с дымящимися колбасками, ощущение целенаправленности не исчезло.