Пастухи вечности - Виталий Сертаков

— Ранена она, отправили на борт, — сказал негр, протянув канистру. — Полей мне на руки. Полей, говорю, не стой столбом, времени нет. Ушли они, мальчишкой прикрылись…

Глава 5

ПОДВАЛЫ РОССИЙСКОЙ НАУКИ

Правый глаз почти открылся, левый не поддавался. Старший произвел попытку качнуть головой, будто гиря тяжеленная изнутри о виски ударилась.

«Укололи…»

Вспомнил, это уже хорошо. Укололи чем-то, сволочи. Руки точно ватные, и во рту кровь. Зубы ощупал, вроде все на месте. Забылся, слишком резко башку повернул, снова гиря ударила…

Звук непонятный: шир-шир, шир-шир, стукает где-то мягко, и кричат далеко, не разобрать.

Шир-шир, шир-шир…

«Е-мое, это же машины, много машин!»

От удивления Валька сумел открыть левый глаз и сел на диване. Теперь понятно, почему рука немела: диван оказался огромным, мягким, скошенным в глубину. Неизвестно, сколько времени он пролежал на локте, уткнувшись носом в кожаную спинку, теперь до плеча бегали противные иголочки.

Помимо дивана, в комнате стояло такое же монументальное рыжее кресло и круглый стеклянный столик с пепельницей. Широкое окно, замазанное белой краской, лишь наверху откинута узкая прозрачная форточка. За форточкой торчали прутья решетки, бледнел краешек неба и болтался на ветру отрезок черного кабеля. Шир-шир, гудок, шир-шир. Большой город! Куда ж его занесло?

Только что стояла ночь, уже день. Нехило укололи. Вальку посетила неприятная мысль — его похитили для медицинских опытов, почку могут отрезать или еще что… Ну точно как в кино показывали!

Оставаться дальше в сидячем положении он не мог. Рывком поднялся. Защищаться нечем, хотя все его шмотки на месте, одеяло даже сверху кинули. Глядишь, погодят резать-то, откормят сперва, в темноте не разглядели, поди, что тощий…

Додумать не успел. Позади щелкнуло, открылась дверь без ручки, вошли трое. Первого Валька узнал сразу: тот козел лысый, что стволом в зубы тыкал, на затылке три волосины, в тех же джинсиках. Лицо у главного Беркута было почти правильным, гладким, без прыщиков и морщин, но, встреться он раньше, Старший предпочел бы перейти на другую сторону улицы. Двое других оказались намного старше, грузные, с сединой, в отутюженных костюмах. Не здороваясь, сели по бокам комнаты, в сторонке. Молча уставились на Валькину ладонь. У обоих надеты тонкие резиновые перчатки. Старшего прошибло потом.

В таких перчатках батя кастрировал поросят.

— Леша, — надтреснутым, тонким голосом спросил тот, что слева, бровастый, в очках. — Григорьев видел?

— Да, — коротко кивнул лысый.

— А рапорт?..

— Ни в коем случае. Все устно.

— Ваша группа изолирована?

— Все в карантине.

— Донор готов?

— Ждет.

Сосед справа протянул ладонь.

— Мальчик, покажи мне руку.

Старший встретился с ним глазами и решил не возражать. Такие глаза он видел дважды — у соседа дяди Коли во время белой горячки и еще, года три назад, у беглого зэка из зоны, когда его вязали менты. Этот же сидел трезвее некуда и бежать никуда не собирался, но, когда его зрачки в водянистой радужке остановились на Вальке, спорить сразу расхотелось. Он глядел так, словно вместо собеседника видел вредное насекомое и собирался его немедленно прихлопнуть.

Старший раскрыл кулак.

Пожилые в перчатках придвинулись ближе, лысый, напротив, откинулся в кресле и закурил. Леша выглядел как кот, изловивший главного мыша, искренне наслаждаясь общим оцепенением.

— Прекрасно, но боюсь, что поздновато, — шевельнул косматыми бровями сосед слева. — Вы пытались?.. — Он кинул взгляд на Вальку и не закончил фразу.

— Пытались, — Леша выпустил колечко дыма в потолок. — Эффект тот же самый.

Седой неприятно хихикнул.

— Живы все остались?

Леша пожал плечами.

— Лелик, имплантация практически завершена. Что вы думали раньше?

— Нас задержали, — лысый затушил окурок, враждебно зыркнул на Старшего. — Клим погиб, Овчаренко погиб, еще Прядов и трое его людей…

— Ты не докладывал!

— Я был в карантине, теперь доложу. Некогда мне за ним следить было. Живой, — и пусть Григорьев спасибо скажет.

Какое-то время посидели в тишине. В окно вливался слабый шум города.

— Где я? — осмелился спросить Старший. К руке его никто так и не прикоснулся, зато становилось ясно, из-за чего весь сыр-бор.

— В больнице, — медленно откликнулся седой справа. — Ты влип в поганую историю, парень, и если хочешь вернуться домой живым-здоровым, то слушайся своего врача.

— У меня сестра дома осталась…

— Мы сообщим твоим родным, что ты в полном порядке. Кстати, насчет сестры!.. — Тот, что с бешеными глазами, остановил пустой взгляд на Лелике.

— Поторопились! — лысый впервые выглядел виноватым. — Клим не уследил…

— Так не пойдет! — холодно отрубил седой, слегка покосился на Старшего и добавил уже другим тоном. — Немедленно свяжись с местным райотделом. Срочно разыскать!

— Мы тебя вернем домой и деньгами поможем! — Бровастый мизинцем указал на Валькину ладонь. — Эту штуку надо будет осторожно снять, понимаешь? Будешь вести себя как надо — в газетах про тебя напишут и кучу денег заработаешь, премию получишь вместе с врачами. Как тебе перспектива?

Валя вспомнил о пачке долларов в буфете и покачал головой.

— Мне сестру надо увидеть, — он старался говорить басовито и небрежно, чтоб не выдать страха. — Или дядьке позвонить, чтоб к ней съездил.

— Позвонишь, позвонишь, только чуть попозже. И сестру мы найдем, никуда не денется… Видишь ли, тебе, наверное, не сказали… — Седой на секунду замялся, переглянулся с Леликом, тот развел руками. — Тебе не успели сообщить, ты так крепко спал… Мы находимся не в Новодвинске и не в Архангельске.

— А где?

— Э-э-э… Скажем так: гораздо южнее.

— Вот что, пацан, — лысый броском пересек комнату, сел напротив, на корточки. — Чтобы сохранить твою дерьмовую шкуру, погибли люди, мои лучшие люди. Если б не они, ты валялся бы сейчас с отрезанной рукой и пулей в башке где-нибудь в болоте. И никто тебя бы не стал искать. У моих парней остались жены и дети, они хотели жить не меньше твоего. Но не тряслись, как ты сейчас трясешься. Знаешь, почему? Потому что они любили свою страну не за бабки и не за ордена. И они не были такими, как ты, как твое говенное поколение, что только и умеет нюхать клей. Погиб мой друг Прядов; он спас в горах, наверное, сотню таких говнюков, как ты! Он с пробитой головой выводил их из-под мин! И он не пищал «где я?» и «что со мной будет?», потому что он был мужик и солдат. Улавливаешь? Поэтому чем меньше ты будешь возникать, тем быстрее для тебя все кончится. Ты понял? Я спрашиваю, ты понял?!