Армагеддон. Книга 2. Зона 51 - Бурносов Юрий Николаевич

Вессенберг вошел, благоухая дорогим парфюмом. Он был такой же, как на фотографии, только светлые волосы длиннее раза в два, чем там. Очки в тонкой золотой оправе были, скорее всего, с простыми стеклами, без диоптрий, просто для красоты. Пижон, решил Гумилев.

– Милости прошу, – сказал он, радушно указывая на кресло.

Вессенберг сел и только тогда сказал:

– Здравствуйте, господин Гумилев.

– И вам не болеть, – сказал в ответ Андрей. – Могли бы известить о визите.

– Я знаю, что вы не щепетильны в данных вопросах, – с едва заметным прибалтийским акцентом произнес Вессенберг. – К вам можно попасть практически с улицы.

– Теперь уже нет. Слишком много людей приходили просить денег. Из них деньги по-настоящему были нужны одной десятой, и это в лучшем случае. Один, не поверите, просил на новый «майбах».

– Дали?

– Дал. В лоб.

– Разумное действие.

Гумилев посмотрел на часы – девять с небольшим. Потом оценивающе глянул на кипу документов. На Вессенберга.

– Пьете? – спросил он. – Я не алкоголик, с утра обычно не пью, но вчера прочел в газете, что старушка в Великобритании дожила до ста десяти, каждое утро выпивая сто граммов виски. Таков рецепт ее долгожительства.

– Мы совершенно не старушки, потому предлагаю выпить по сто пятьдесят, – не чинясь, сказал эстонец.

Гумилев достал из ящика стола – на самом деле это был, скорее, встроенный бар – бутылку «макаллана» и налил в стаканы на три пальца. Чокнулись, пригубили.

– Хорошее начало, – отметил эстонец.

– Вы в самом деле ксенобиолог? – напрямую спросил Гумилев, ставя стакан прямо на стопку бумаг.

– Ну не понарошку же.

– Нет, я не в том смысле… Видите ли, даже у меня в штате есть несколько ксенобиологов. Более того, они даже изучают определенные вещи. Вполне материальные. Но толку от этого я не вижу. Поэтому и спрашиваю, перефразируя – вы настоящий ксенобиолог?

– Я неоднократно работал с вполне материальными объектами, – уклончиво ответил Вессенберг. – Не могу рассказать вам более детально. Может быть, потом. На месте.

– На месте, я надеюсь, у нас будут под рукой свои материальные объекты, если вся информация о Зоне 51 окажется реальной… Вы сами-то верите?

– Отчего же не верить. Свято место пусто не бывает. Нет дыма без огня.

– Вы, часом, еще не филолог? Пословицами разговариваете.

– Хобби, – с виноватой улыбкой сказал Вессенберг. – Я их коллекционирую. Поневоле запоминаю и использую в повседневной речи.

Эстонец-ксенобиолог разговаривал довольно странно, словно компьютер. Эта манера Гумилева не покоробила, а напротив, позабавила. Он был уверен, что плохого человека Решетников в группу не посоветует. Эксцентричного – да, запросто. Но и сам Гумилев был эксцентричным с точки зрения других. Рыбак рыбака видит издалека? Черт, вот и он заговорил пословицами. Неужто заразно?!

– И почему вы ко мне пришли?

– Представиться. И сообщить, что в группе я буду являться вашим непосредственным заместителем.

– А вот это мне уже не нравится, – насупился Гумилев. – У меня есть Санич. Человек, прошедший огонь, воду и медные трубы. Робокоп, которому я всесторонне доверяю. Вас же я, простите, при всем уважении вижу в первый раз.

– Я ожидал такое непонимание, – с готовностью закивал Вессенберг, вертя в пальцах стакан с «макалланом». – Решетников предупреждал меня, что вы сложный человек. Однако вы не должны забывать, кто стоит за организацией вашего, э-э, анабазиса[5]. Поэтому у нас есть определенные просьбы и условия.

– Черт с вами, – сказал Гумилев сурово. – Кто вы по званию хотя бы?

– Ксенобиолог, – расплылся в широчайшей улыбке эстонец. – А Санич?

– Начальник службы безопасности, – парировал Гумилев.

– Таким образом, кадровый офицер у нас в составе группы только один – Решетников.

– Не понял. Решетников идет с нами, но мой заместитель – вы?

– Я только что об этом сообщил. Так будет удобнее во всех отношениях.

Гумилев решил, что сейчас задавать еще какие-то вопросы бессмысленно – его посетитель слишком уклончив и осторожен, лучше уж потом поговорить с более открытым для диалога Решетниковым. Заместитель так заместитель, какая разница, в конце концов.

– Как вас, простите, по имени-отчеству? Я видел личное дело, но запамятовал.

– Индро Юльевич.

– Очень приятно. Андрей Львович. Итак, вы пришли представиться и сообщить, что у меня появился заместитель. Ваши функции в группе?

– Все, что касается Зоны 51 и того, что мы в ней обнаружим. Организационная часть полностью остается за вами.

– Туда еще пробраться надо, – задумчиво произнес Гумилев. – Вы же не думаете, что это будет легкая пешая прогулка? Я видел результаты спутниковой съемки – база не безжизненна, там кто-то есть. И этот кто-то вряд ли ждет нас с распростертыми объятиями.

– Давайте решать проблемы по мере их поступления, Андрей Львович.

Вессенберг поставил недопитый стакан на край стола.

– Собственно, у меня все, – сказал он. – Если возникнут вопросы, всегда можете связаться со мной через Решетникова. Если нужно будет подъехать – я тут же подъеду.

– В таком случае не смею вас задерживать.

Гумилев поднялся из-за стола и проводил гостя. Когда Вессенберг вышел, он вернулся, нажал кнопку селектора и произнес:

– Олег, зайди, пожалуйста. И захвати дело эстонца.

Глава третья

На земле и под землей

Признаться, в канализации Ростислав Шибанов сроду не был.

В детстве имел такой шанс, когда, играя в войнушку, убегал от «немцев» и наступил на люк, который рабочие халявно прикрыли какими-то тонкими дощечками. Провалившись, Ростислав уцепился за край люка и так висел, оглашая окрестности тоскливыми воплями. «Немцы» с перепугу смылись по домам, решив, что Ростик убился, поломал себе все ноги и орет перед смертью. Не исключено, что тем бы и закончилось, но мимо шел пьяненький мужичок, который извлек будущую звезду НХЛ из люка, надрал уши и дал прощальный поучительный пендель, сказавши:

– В другой раз под ноги смотри, лишенец!

Дальнейшее знакомство Шибанова с канализационными системами заключалось в чтении «Отверженных» Гюго. Описание мрачных парижских недр, по которым Жан Вальжан тащит раненного Мариуса на баррикадах во время восстания 1832 года, поразило Ростислава до глубины души. Вот и сейчас он подсознательно ожидал увидеть обросшие мхом и плесенью кирпичные стены, позеленевшие скелеты, прикованные цепями в зарешеченных нишах…

А ничего такого не обнаружилось. Сухие коридоры с проложенными по стенам кабелями и трубами напоминали обычный подвал какого-нибудь учреждения. Видимо, непосредственно как канализация они уже давно не использовались, с самой Катастрофы, а дожди промыли стоки, унеся почти весь мусор.

Стараясь сохранять выбранное направление, Шибанов пошел вперед по узкому коридору, освещая его трофейным фонариком. По идее, здесь имелось аварийное освещение, но оно вряд ли работало, да и как его включить, Ростислав не представлял.

Девушки шли следом, тихо перешептываясь. Как и Шибанов, они тоже вряд ли когда-либо бывали в канализации. Мидори довольно долго не могла поверить, что им не приходится брести по колено в дерьме. Да и вообще, наученная горьким опытом последних лет жизни, она постоянно ожидала, что мир встанет с ног на голову и какая-нибудь дрянь случится непременно. Так что тихие и чистые подземные коридоры ее только больше настораживали.

Они продвигались довольно быстро, останавливаясь только для того, чтобы Мидори поставила очередную отметину маркером на стене.

– Я читала, что в канализационных коммуникациях водятся аллигаторы, – вполголоса произнесла Мидори, озираясь по сторонам.

– Это газетные утки, – сказал Шибанов. – Хотя как-то в Нью-Йорке, кажется, действительно поймали в канализации крокодила. Но он был маленький и убежал совсем недавно. А долго жить и тем более размножаться они в таких местах не могут, ученые это регулярно объясняют, а газетчики регулярно придумывают очередную страшилку.