Наблюдатель - Сергей Литовкин

На другой день после гибели графина Кильков, пока жена была на работе, явился домой в середине дня и заклеил источник раздражения куском фотообоев с привлекательным видом поляны в сосновом лесу. Диван он поставил на прежнее место, а доски с брусками уволок в гараж.

Вечером было дружное чаепитие под телевизор на фоне сосен и полный мир в доме Кильковых. Все валялось как попало и где попало, но этот живой беспорядок органично вписывался в стиль их уютной семейной жизни.

– Кильков, – подозвал к себе Евгения начальник отдела, – Вы знаете, что вас назначили дознавателем?

– Чего-о-о? – начал, было, Женя, но осекся и четко ответил, – никак нет, товарищ капитан первого ранга!

– К сожалению, это так. Отдали приказом, даже меня не спросив, – пожал плечами шеф, – разгильдяи.

– Да, уж, – согласился Кильков, – я и так член трех комиссий от секретной до похоронной. А еще – уполномоченный по справедливости при распределении дефицита. Сколько можно?

– Сегодня к четырнадцати надо прибыть в комендатуру к подполковнику Бузину. Но отчет по испытаниям я с тебя снять не могу.

– … – подумал Женя и откровенно отразил все это на лице.

– Зря ты так. Зря. Ну, на пару деньков срок сдвинем. Не более! Сам понимаешь.

– Есть!

** *

– Здравствуйте, здравствуйте, – ласково встретил Женю помощник коменданта, – очень рад. Слушайте задачку. История обычная, но с засадой:

Трое солдат – первогодков из батальона обеспечения отправились позавчера в город в увольнение. Поздним вечером их в одном дворе в сильно помятом виде обнаружил милицейский патруль. Доложили нам и в батальон. Сейчас эти орлы валяются в госпитале, городят какую-то чушь и путаются в показаниях. Есть анонимный сигнал, что это неуставные отношения с кем-то из старослужащих. Надо оформить дознание и подготовить материалы о наказании кого положено. Сейчас борьбе с дедовщиной уделяется особое внимание. Подключайтесь и берите дело в свои руки.

– А почему меня? – попытался отвертеться Кильков, – должен же быть офицер из этого батальона или…

– Нету никого, – прервал его подполковник, – все в командировках и отпусках. Одни двухгодичники остались. А от них… В общем… Ну их на… Нельзя терять время. Вот предписание с полномочиями и три дня сроку. Здесь распишитесь, что с приказом и положением о дознавателях ознакомлены. Отлично! Вперед! В смысле – за дело.

***

Кильков сел в трамвай и отправился прямо в госпиталь. Ехать в батальон было существенно дальше и, как думалось, – без толку. Сидя у окна, он просто зачитывался рапортом дежурного по части. Особенно понравилась фраза: «Рядовые Кузьмин А.П., Боракин С.Ю. и Стеценко А.В. находились в горизонтальном состоянии и были расположены на газоне в форме звезды головами наружу, проявляя слабые признаки жизни в виде дыхания и кашля».

Мандат, выданный в комендатуре, легко открывал двери лечебного учреждения, и Евгений в белом халате вскоре очутился в кабинете заведующего неврологическим отделением.

– А что они у Вас в нервном делают? – удивился Женя, проявляя свою широкую медицинскую осведомленность – их место, кажется, должно быть в травме.

– Не совсем так, товарищ военный дознаватель, – врач иронично улыбнулся и задумчиво пролистал несколько бумажек, – это довольно любопытный случай. Все трое не имеют никаких серьезных повреждений, но функциональные нарушения налицо. Синяки и ссадины незначительны. Их можно принять за результат падения с высоты собственного роста.

Прорываясь через специальную терминологию, многократно переспрашивая и пересказывая кое-как понятое своими словами, Кильков уяснил следующее.

У каждого из бойцов бездействует одна рука. Причем у Стеценко, который левша, не работает именно левая конечность. Все трое не держатся на ногах, писаются под себя и жалуются на головокружение. Боракин все время плачет. Анализы нормальные, кроме каких-то мозговых сигналов, которые – не в дугу. Им колют по восемь шприцов в день, кормят горстями таблеток, и доктор считает, что больным уже лучше.

– А что они говорят? Кто их так?

– Молчат, как партизаны.

– Может, наглотались чего или нанюхались?..

– Нет. Вряд ли. Никаких признаков токсинов в анализах. Наркотики и рядом не лежали. Следы алкоголя, но совсем незначительные. Только для запаха…

– К ним можно?

– Пожалуйста, но только спокойно, без угроз и окриков. Они сейчас под крылом военной медицины.

– Разумеется….

– Если бы дело было в другом месте и в другое время, – сказал врач в заключение беседы, – то я подумал бы, что это работа спецназа. Был у меня один пациент, с которым на тренировке ребята переусердствовали. Лечился инкогнито. Все время путал фамилию и звание. Не сразу, не вдруг, но вылечили же…

Кузьмин и Стеценко лежали вместе с тремя другими больными в общей палате, а Боракин отдельно ото всех в коридорчике за душевой. Его-то и удалось немного разговорить, в то время как оба соратника жаловались на потерю памяти, жалобно стонали и просили вколоть что-нибудь «для отъезжающих».

– Слава, – сказал Кильков рыдающему Боракину, – нам все известно. Не бойся. Расскажи про дедов…

– Про бабку?! – перебил его солдат, захлебываясь слезами

– Про бабку, про бабку – продублировал автоматически Евгений, – рассказывай и ничего не бойся. Про дедку, про репку…

– Ой! О-ой! Только не говорите никому, товарищ капитан, что я проболтался. Скажите, что кто-то видел… Там мальчишка был мелкий на самокате… – такая длинная фраза его очень утомила и больше ничего добиться уже не удалось.

– Я завтра зайду, – сказал Кильков, безуспешно просидев у больничной койки еще минут двадцать, – что тебе принести?

Пациент отрицательно помотал головой, а из его глаз выкатилась серия очередных слезинок.

***

После посещения госпиталя Евгений так проникся своим дознанием, что тут же отправился к месту обнаружения солдатских тел. Адрес был известен из подробно изученного рапорта дежурного. Нужный двор был найден без проблем и обойден Кильковым по периметру два раза и по диагонали трижды. Место было пустынное. Во двор выходил только один подъезд. Причем в нем было всего шесть квартир. Такое малое их количество можно было объяснить принадлежностью жилищ к необычно крупногабаритной категории. Кильков переместился в соседний двор, оказавшийся более демократичным и обитаемым. Там сидели на скамейке две бабульки, которые, как и полагалось старожилам, ничего не могли припомнить. Удалось найти только одного ценного свидетеля, – мальчишку лет десяти на самокате. Видимо того самого, о котором упоминал поверженный боец из госпиталя. Звали парнишку Денисом. Он сказал, что видел пару дней тому назад поблизости троих солдат и готов показать все на месте.

– Вы следователь, – поинтересовался он по дороге к месту событий, – покажите пистолет.

– Я дознаватель, – ответил Женя, нахмурив брови, – это почти то же самое. А пистолет принесу в другой раз.

– Жаль, – мальчишка был несколько разочарован, – вот здесь они сидели и курили, а я мимо проезжал.

– А потом?

– Потом я поехал к гастроному за мороженым.

– А дальше что?

Денис закусил губу, изображая глубокую задумчивость.

– Я в одном кино видел, что надо все повторить, как было, – сказал он, – тогда станет все ясно и убийцу поймают.

– Какого убийцу? Все живы же…

– Ну, тогда жулика…

– Кончай придумывать. Расскажи мне то, что видел.

– Я поехал к гастроному за мороженым.

Мальчишка, все-таки, дотащил Евгения до магазина, где получил долгожданный брикетик.

– Тебе какое? – спросил каплей, пересчитывая последнюю мелочь.

– Пломбир, конечно. В шоколаде. Я всегда беру такой, когда деньги есть.

Денег на этот раз не было, но мороженое для пробуждения памяти Денис получил за счет дознавателя.

– Значит, так, – произнес свидетель, покончив с мороженым, – когда я собрался уезжать из двора к гастроному, мимо солдат проходила графиня и, кажется, что-то им сказала. Было далеко. Я не слышал.

– Что за графиня?

– Бабушка со второго этажа. Ее тут все так зовут.

– Что еще?

– Солдаты остались на месте, а я поехал за мороженым.

– Это мы уже проходили. Ты его уже съел. А что дальше?

– Когда я вернулся, они лежали на траве и загорали. Наверно, были пьяные.

– Ты к ним подходил?

– Что я дурак, что ли? Я к пьяным не лезу. И самокат отберут, и по шее надают.

– Это все? А графиня?

– Не знаю. Домой, наверно, пошла.

– Понятно, – закончил беседу Женя, записав адрес мальчишки в свой блокнот, – ты, Денис, если тебя следователь будет расспрашивать, своди его тоже к гастроному…

– Ага. А как же?..

***

Графиню, как выяснил Женя у старожилок, звали Софьей Петровной. Жила она в квартире бельэтажа, была шибко гордою и высокомерной, за что и получила свое прозвище. Кильков счел своим долгом дознавателя побеседовать с ней о странном случае с солдатами и направился в квартиру под номером три.