Невероятно пламенный - Беттина Белитц

— Означает ли это, что Анни умрёт?

— Расслабься, Люси. Конечно, её скоро заберут, она ведь старая.

— Что ты имеешь в виду, говоря скоро? — Я поняла, что мой голос дрожал, и сглотнула несколько раз, потому что вдруг почувствовала, что не могу дышать.

— Так, через десять, пятнадцать лет.

— Это для тебя скоро? — воскликнула я, вздыхая от облегчения, и отбросила одеяло, хотя в комнате всё ещё было очень холодно. Я не хотела больше оставаться лежать в кровати и вести с Леандером сложные разговоры. Бабушка Анни будет ещё десять лет жить. Это было всё, что я хотела знать в этот момент.

— Для нас десять лет это скоро, да, — сказал Леандер и потёр, зевая, плечи. Я бросила ему его футболку с лосем, и как каждое утро мы зашли вместе в ванную. Официально я теперь принимала душ утром и вечером. В мире моих родителей. В моём мире это выглядело так: Утром принимал душ Леандер, а я сидела рядом, смотрела на плитку и постепенно просыпалась. Вечером душ принимала я, конечно одна.

После того, когда мы, наконец, были готовы, я села ещё раз на свою кровать, чтобы посмотреть на мои подарки. Вчера я постоянно смотрела на Леандера, поэтому почти не было времени заняться ими. Что мне делать с выпрямителем волос металлическо-розового цвета я ещё не знала. Мои волосы были слишком короткими, чтобы выпрямлять их. Кроме того я вовсе и не хотела выпрямлять их. Купон от папы был уже лучше. Я могла в Ikea выбрать себе диван. «Девочкам нужен диван», написала мама на нём внизу. Почему это было так, было мне не ясно, но, наверное, она надеялась, что я спрошу её об этом, а она сможет мне прочитать лекцию на женскую тему. Но прежде всего я никогда не смогу пользоваться диваном, пока Леандер был здесь. Потому что единственное место, где можно было поставить его, находилась между кроватью и батареей, ниша, где спал Леандер. Он присвоит диван себе.

В дверь постучали.

— Люси?

— Да?

— Можно мне войти? — Это прозвучало не хорошо. Если мама спрашивала, может ли она войти, тогда она что-то задумала.

— Как хочешь, — Леандер широко ухмыльнулся. Он любил слушать маму и меня, когда мы что-то обсуждали. Ему очень сильно нравилась моя мама. Мама прошлёпала в комнату и села рядом со мной на кровать. О нет. Сейчас последует доверительный разговор.

— Представление может начинаться! — объявил Леандер, с наслаждением вздохнул и устроился удобно у подножия кровати. Я бы с удовольствием расцарапала ему лицо. Но чем приметнее я буду себя вести, тем дольше будет длиться этот разговор.

— Люси, — начала мама осторожно и принялась пальцами распутывать бахрому её розового, рождественского платка. — Я о тебе немного беспокоюсь.

— Опять? Мама это ничего…

— Ерунда. У меня есть глаза и у меня есть уши. Вот, например эта вещь с купанием… это обязательно должно быть два раза в день? Ты же знаешь, папа считает это плохо, это расходует энергию и… утром ты принимаешь душ действительно очень долго.

— Потому что я мёрзну. Мне приходиться так долго стоять под душем, чтобы согреться. Если бы папа оставлял ночью отопление включенным, тогда… — Тогда тоже ничего не изменилось бы, подумала я удручённо. Леандер будет продолжать стоять под душем целую вечность и петь французские детские песенки.

— Ладно, обсудим следующее, — сказала мама менее мягко и осторожно, — Твоё обжорство. Недавно у тебя уже была такая фаза, когда ты ела очень много и в своей комнате и ночью.

Потом ты заболела и почти ничего больше не ела. И вдруг из кухни снова исчезают вещи. После того, как начались каникулы это особенно бросается в глаза. Я имею в виду, что конечно рада, что тебе наконец-то стала нравиться моя рождественская выпечка, и я же вижу… — Мама беспомощно указала на крошки и полусъеденный йогурт, — Я вижу, что это ты себе берёшь. Но Люси, ты всё ещё такая худая и…

— Что и?

— Я просто боюсь, что у тебя одно из этих расстройств приёма поищи. Я как раз снова читала, что такое у многих молодых девушек…

— У меня нет расстройства приёма пищи! — воскликнула я рассержено и вскочила на ноги, — Это полная ерунда! Я просто в последнее время много тренируюсь и мне нужна энергия!

Мама в изумление подняла голову и оставила свой платок в покое.

— И для чего же ты тренируешься, скажи, пожалуйста?

Вот дерьмо. Почти проговорилась. Мои родители ведь не знали, что я занимаюсь паркуром. Так было со всеми нами. Никто дома об этом ничего не говорил. Мы были уверены, что они тут же запретят нам заниматься.

— О, мы — ну, мы выполняем упражнения на турниках в парке и танцуем брейк-данс и всё такое… — Был ли брейк-данс для неё нормой? Знала ли мама вообще, что такое брейк-данс? Во всяком случае, и то и другое не было ложью. Мама боялась за меня, это я видела в её глазах. Я не хотела обманывать её, когда она так за меня боялась.

— Кроме того — кроме того у меня вероятно начался переходный возраст, а тогда ведь всё меняется, не так ли? — спросила я. Что за глупое оправдание. Да, мне было тринадцать и я вот уже как полтора года было влюблена в Сеппо, но у меня пока не было не одного прыща, и я не хихикала постоянно, как Софи, а бюстгальтер и подавно был мне не нужен. Конечно я уже давно не чувствовала себя ребёнком. Совсем нет. Но, в сущности, я никогда не хотела говорить об этом маме. Потому что мама только и ждала этого, что у неё появиться возможность вести со мной какие-нибудь неприятные разговоры на женские темы, и подчёркивала уже несколько лет при каждом удобном случае, что её дочь опаздывает в половом созревание. Из её рта это звучало почти так, будто это что-то плохое, опаздывать в половом созревание. Казалось, мама только того и ждала, увидеть меня в переходном возрасте.

Но я не хотела хихикать, не хотела, чтобы у меня появились прыщи и носить бюстгальтеры, а потом ещё разговаривать об этом с мамой. Я просто хотела сразу вырасти, без всего этого хлама. Но теперь я по глупости преподнесла ей как раз то, на что она уже так долго надеялась.

Леандеру, казалось, это понравилось. Он ухмыльнулся мне и поднял вверх большой палец.

— Классный переход, Люси. Теперь последует разговор о сексе, вот увидишь!

— Я уже всё знаю об этом! — заорала я на него и в то же момент прикусила язык.

Полная раскаяния я посмотрела на маму.

— Я имею в виду, я… ах мама, это всё так ужасно сложно…

— О да, моя дорогая, это точно! — воскликнула мама со слезами на глазах и крепко прижала меня к своей груди. Я ахнула. Объятия мамы могли быть опасными. Свои мышцы, натренированные метанием диска, она контролировала не лучшим образом, когда начинала реветь. Это было похоже на то, что у меня получалось с размахом. — Значит, теперь это случилось, моя маленькая девочка выросла.

— Хм — да. Пожалуй, так, — пробормотала я.

— Она никогда не вырастит, — прозвучало от подножия кровати. — Мне придётся ждать до потери пульса.

— Если ты хочешь что-то узнать, Люси, ты всегда можешь спросить меня! Всегда! — она подмигнула мне заговорщически. — Ты уже…?

— Нет, я не делала этого, — ответила я быстро, хотя не была уверена, что мама вообще имела в виду. Но чем бы это ни было, эти темы предназначались определённо не для ушей Леандера.

— Я бы хотела побыть теперь немного одна, — сказала я и постаралась по возможности сделать девическое выражение лица. Леандер, сделав кувырок назад, свалился с кровати.

— Неужели я вижу это! Гадкий утёнок пытается смотреть как лебедь! Аллилуйя! — загоготал он.

— Конечно же я оставлю тебя одну, конечно моя дорогая! О, это всё так захватывающе… — Мама встала, поцеловала мои волосы и исчезла из моей комнаты.

Но Леандер не собирался исчезать. При том, что моё желание побыть одной, относилось к обоим и это он хорошо знал. Он забрался на мой письменный стол, скрестил небрежно ноги, опёрся руками на колени и не переставал показывать мне свою ямочку на щеке.

— Ты можешь, наконец, перестать так глупо ухмыляться? — набросилась я на него, — Это не смешно! Мама думает, что у меня расстройство приёма пищи, потому что ты постоянно опустошаешь наш холодильник, и я всегда должна приносить тебе лишнюю порцию в комнату!

В первые дни, после того, как Леандер создал своё тело, ему не нужно было ни много еды, ни много сна. Но теперь он жрал, как лошадь. Это стало привлекать внимание.

— Это ведь хорошо, что твоя мать заботится о тебе. Меня это вполне устраивает. Мы любим обеспокоенных матерей. Тогда нам не нужно так много… — Он сам прервал себя и стал смотреть подчёркнуто невинно из окна.

— Не так много работать, да?

— Опля, поймала с поличным, — сказал он беспечно и снова самовлюбленно усмехнулся. Между тем это уже больше не было тайной, что у Леандера были фазы, когда он был донельзя ленивый. В другие моменты он был чересчур рьяный и причинял больше вреда, чем пользы, как вчера, когда он как сумасшедший бегал по квартире и задувал свечи. И потом он ещё надеялся, что сможет сделать карьеру.