В побежденной Германии - Владимир Сабик-Вогулов

Так обстоит дело в крупных штабах. Не лучше дело и в войсках.

Раз останавливаюсь в гостинице одного города. В два часа ночи раздается сильный стук в дверь моего номера. Спрашиваю в чем дело. Стучит дежурный по гостинице и просит меня помочь привести в порядок одного пьяного офицера. Одеваюсь и выхожу. Пьяный убежал и спрятался куда-то. Дежурный же рассказывает, что какой-то капитан, имеющий разрешение комендатуры переночевать в их гостинице, занял номер и потребовал привести к нему девушку. Требование не было выполнено. Тогда с револьвером в руках этот капитан стал бегать по коридорам гостиницы и сам искать. Все двери номеров закрылись и пьяное чудовище носилось по всем этажам большого отеля. Не найдя никакой жертвы, он возвратился в номер, сорвал телефон и принес к дежурному, потом ушел и улегся спать. Не проспав и часа, он снова принялся за розыски. В это время позвали меня. Захожу в номер блудливого прохвоста. На полу лужа мочи. Белоснежная простыня испачкана испражнениями. В углу у окна наглядная иллюстрация того, чем сегодня питался этот человек. Не успел я выйти из этого номера, как дежурный по гостинице снова приходит и заявляет, что офицер у него. Я иду и проверяю документы этого офицера. Он оказался начальником артиллерийского снабжения полка. Коммунист. Увольнительная записка из части на сутки. Звоню в комендатуру и прошу выслать конвой, чтобы забрать хулигана. Конвой его через полчаса уводит, а я на утро проверяю, что с ним сделали. Отпустили в часть без всяких последствий…

В этом же городе через неделю после этого случая, пьяный комендантский патруль без всякой причины застрелил одного немца-переводчика.

После войны некий подполковник был назначен заместителем командира одной артиллерийской бригады. Этот подполковник, кандидат в члены партии, прослужил в армии 25 лет и за выслугу лет награжден орденами. Это типичный офицер сталинской школы: безграмотный, беспринципный, способный на какую угодно грязную комбинацию и к тому же развратник и пьяница. Он чем-то не угодил начальнику политического отдела бригады (или не подарил зауеровского ружья, или слишком мало дал водки — неизвестно) и тот, как начальник, начинает его третировать и преследовать. Подполковник свою полевую жену, русскую девушку, отправил на месяц в Россию, а вместо нее у него появляется хорошенькая немка, официально проведенная по штату уборщиц.

Начальник политотдела, узнав об этом, внезапно, является ночью на контроль. Подполковник и его любовница оба пьяные спали. Разбуженный, видя, что его проверяют, не растерялся и на вопрос проверяющих, кто это — быстро нашелся:

— Ах она проклятая! Хочет меня скомпрометировать! Ведь сколько раз я говорил ей, чтоб она не смела спать в моей квартире…

И… у всех на глазах схватил он пустую бутылку из под вина и стал избивать немку. Таких случаев очень много, но на них смотрят сквозь пальцы, когда дело идет об офицерах.

Один капитан, тоже коммунист, прослуживший в армии 25 лет, был очень обижен тем, что его лишили «Ордена Ленина», как ничем не выдающегося офицера. Узнав о таком несчастье, капитан загрустил. В один из вечеров он достает водку и приглашает другого товарища с двумя немками. Выпив водки больше, чем может осилить его организм, капитан свалился, а его гости разошлись по домам. Проснувшись капитан увидел, что он один. Возмущенный этим обстоятельством, он вламывается в соседнюю комнату и начинает избивать 60-летнюю старуху-хозяйку, спавшую в этой комнате. Соседи позвали военнослужащих, случайно шедших по улице, и на утро этот «герой» очутился у военного прокурора. Прокурор ничего не предпринял по отношению к этому негодяю, а отправил в штаб для наложения административного взыскания.

Всю советскую зону заполнили мелкие шайки из дезертиров и репатриантов. Эти люди занялись грабежом и насилиями над немецким населением.

Вновь обеспокоенное командование группы войск издает два специальных приказа по этому вопросу. В одном из приказов предлагается дезертирами считать всех военнослужащих, не выехавших после демобилизации на родину. Комендантам населенных пунктов и железнодорожных станций приказано проводить более жесткую проверку. В том же приказе ряд комендантов крупнейших городов получил взыскание за то, что давали возможность нескольким офицерам старшего состава (от майора до полковника) жить в этих городах тогда, когда они были уже демобилизованы, но не выехали и занялись барахольством.

Второй приказ обязывает всех командующих армиями немедленно выявить всех разложившихся военнослужащих и направить их в распоряжение группы войск для прохождения дальнейшей службы. Одним таким штрафным особым округом считаются Курильские острова.

Один генерал в развитие этих приказов заставил отдел кадров выявить не только всех разложившихся, но и стоящих на пути к разложению или могущих разложиться.

Через несколько дней ему отделом кадров такие списки были представлены. Тот в свою очередь представляет их военному совету. Военный совет вызывает к себе генерала, всех его начальников отделов, у которых в эти списки попали их подчиненные, и самих разложившихся.

Сначала разделывают «под орех» всех разложившихся и отпускают их, а потом начинают разделывать генерала и его начальников отделов за то, что они допустили такое разложение своих подчиненных.

После этого бедный генерал и его начальники отделов раскаивались в том, что дали фамилии своих разложившихся. Из этой «бани» каждый начальник ушел с твердым решением никогда впредь не представлять подобных списков.

С той поры во всех этих отделах «полный порядок».

Начались отпуска офицерского состава. Получено разрешение на ввоз семей офицерами и генералами оккупационных войск. На демонтаж заводов и фабрик приезжают тысячи специалистов и инженеров заводов.

Мы, живущие в Германии, начинаем от живых людей слышать, что делается на Родине. Эти сведения прошли к нам, миновав сталинско-бериевскую цензуру. И вот, когда слушаешь бесхитростные, откровенные рассказы русских людей, то безысходная, угнетающая душу тоска и неимоверная боль охватывают тебя.

Вот майор, возвратившийся из Москвы. Он член партии с 1920 года и в нем еще не окончательно угасли человеческая совесть и желание мыслить по-своему, иметь свое мнение. У него есть еще стремление втайне, чтобы никто не знал, поделиться наболевшим с близкими друзьями. Но найти сейчас друга в армии трудно, ибо каждый — это сотрудник сталинской охранки. Такие люди, как майор, предпочитают делиться не со своим другом — коммунистом, а с простой «беспартийной сволочью». Этот майор рассказывает:

«Знаешь, друг. Я просто раскаиваюсь, что ездил в Москву. Раньше хоть воевал и к чему-то стремился, на что-то надеялся, а сейчас просто полное душевное опустошение. Мои прежние сослуживцы, из которых многие — мои воспитанники, там в тылу сейчас стали большими людьми и меня, не только их воспитателя, но и фронтовика, не узнают, не узнают даже тогда, когда я напоминаю им об этом.

Тебя наверное интересует, что сейчас в Москве, чем после войны живут люди? Слушай, расскажу. Побывал я во многих наркоматах. Как правило, с одиннадцати часов ни к одному ответственному работнику не добьешься: или заняты, или ушли. У всех на языке и в голове только и разговоров и помыслов, где, что и как достать. Этими комбинациями заняты все. По телефону больше слышен такой разговор:

— Ваня, я имею бочку масла. Что ты можешь предложить взамен?

— Коля, у меня на примете одна автомашина с мясом. Что я буду иметь при реализации?

Решил я жене помочь и вместе с сыном пошел выкупить по карточке продукты. Очередь у магазина в сто человек. Сегодня должны выдавать масло. На глазах очереди в магазин сгружают целую автомашину масла. В очереди довольные лица и у всех уверенность что сегодня они будут кушать масло. Какой же получился конфуз, когда из ста человек оказалось только тридцать счастливчиков, получивших масло; вышел продавец и заявил, что масла больше нет. Возмущенные мы молча разошлись, думая про себя: для кого же оставили масло эти комбинаторы? Ты не думай, что с орденами тебе почет. В тылу говорят: «Знаем, как вы Эти ордена достали! Раз ордена — значит не воевали. Тот, кто воевал, тот убит или инвалид, а вы в тылу околачивались!».

Герои Советского Союза и те там никакого веса не имеют. Из Германии барахла натащили и дешевле стала мануфактура, обувь. Много радиоприемников, велосипедов, мотоциклов. Можно за 5–6 тысяч купить даже легковую немецкую автомашину. Очень плохо живется инвалидам войны. Недавно в Таганском районе милиции Москвы этих инвалидов собралось человек сто. Пришли за тем, чтобы получить прописку для жительства в Москве. Милиция этой прописки им не дает. Тогда собравшиеся инвалиды костылями и клюшками выгнали из помещения милицию и заняли помещение. Отобрав печать и штампы, инвалиды в течение четырех часов накладывали их на паспорта всем приходящим за пропиской. Их деятельность нарушил приход усиленного наряда войск НКВД. Да! Ты наверное помнишь, как работал Дзержинский? Тогда, когда работал Дзержинский, была полоса заговоров и вся Россия кишела контрреволюцией. Но Дзержинский справился с ней, работая в одном доме на Лубянке. Сейчас же, браток, и контрреволюции нет, и социализм у нас построен, а НКВД усиленно проводит свое капитальное строительство. На Лубянке построено еще много четырнадцатиэтажных зданий с тысячами комнат, а в каждом из районов Москвы построены новые тюрьмы с десятками тысяч камер. И высятся гордо новые небоскребы НКВД над городом Москвой. Москва наводнена шпиками. Идешь, например, по Арбату и видишь, — стоит на углу почти каждого квартала откормленная морда, которая всматривается в лицо каждого проходящего. Эх, как раньше было все ж таки хорошо! Было много партий и каждый думал так, как он хотел, а сейчас хочешь, не хочешь, а думай так, как приказывают. Ну, ничего, чем хуже, тем лучше! Как ни крепка была государственная машина Гитлера, а полетела; — полетит и эта».