Маргарет Тэтчер. Женщина у власти - Крис Огден

Лидер лейбористской партии поставил во главу угла своей предвыборной кампании обещание превратить Англию, это неустойчивое капиталистическое государство, в «социалистическое содружество». Его программа на будущее была не только обоснована теоретически, но опробована — в одном из вариантов — Советским Союзом на практике и, судя по всему, работала. Эттли не был ни революционером-бомбометателем, ни даже выходцем из лейбористской рабочей среды. Сын богатого адвоката, выпускник Оксфордского университета, он был кабинетным буржуазным политиком с превосходным интеллектом, одним из самых образованных членов своей партии. Подобно многим интеллигентам, принадлежавшим к средним и высшим классам, Эттли обратился к социализму уже будучи взрослым; до первой мировой войны он исповедовал консерватизм, но отошел от него после того, как несколько лет проработал в благотворительном учреждении, оказывая социальные услуги беднякам Степни — унылого, неблагополучного района лондонского Ист-Энда, где многое оставалось как во времена Диккенса.

Эттли был законченным социалистом, но в его намерения не входило полностью менять старый строй. Он хотел разумно реформировать его. Не собирался конфисковывать личную частную собственность. Ему нравились условия жизни среднего класса, к которому принадлежал он сам, и он хотел, чтобы в таких условиях жили все. Общество надлежало не разрушать до основания, а, наоборот, поднимать до достойного уровня. В послевоенные годы, по мысли Эттли, каждому следовало дать самое необходимое: прожиточный минимум, защиту от безработицы, бесплатное медицинское обслуживание. Правительство обеспечивало все это военнослужащим. Так разве должно правительство, вопрошал он, относиться к своим гражданам по-другому, когда они не сражаются на войне? Чтобы провести в жизнь свой план, Эттли принялся создавать «государство всеобщего благосостояния», осуществляющее контроль над ресурсами и производством посредством национализации предприятий общественного пользования и ряда отраслей промышленности.

В его предложениях предусматривалось то, чего действительно добивались англичане, но для страны, почти не имеющей финансовых ресурсов, весь этот идеалистический план был чрезвычайно рискованным. Всего лишь пять лет прошло после того, как речь Черчилля со словами «это был их лучший час» заставила сильней биться от гордости сердца британцев, и лишь два месяца после празднования победы над Германией, но к моменту прихода Эттли к власти в июле 1945 года это празднование уже стало древней историей. Теперь во весь рост вставала задача пережить послевоенный период.

Не прошло и недели после капитуляции Японии, как американский президент Гарри Трумэн аннулировал программу ленд-лиза, по которой Англия получала поставки и торговые суда для их перевозки. Для выплаты Англией долга назначались весьма щадящие — по американским меркам — условия, но поспешность, с которой было принято это решение, и незамедлительно выдвинутое требование об уплате процентов буквально ошеломили страну и вызвали широкое возмущение. Потрясенная этой перспективой дополнительных расходов при уже опустошенной казне, Англия была вынуждена пересмотреть свое положение.

По Бреттон-Вудскому соглашению 1944 года доллар, обмениваемый на золото, стал официальным стандартом мировой торговли и, следовательно, господствующей валютой мира. Год спустя лейбористская партия встала у кормила правления, завоевав рекордное после войны большинство в парламенте, и приступила к осуществлению выдвинутой Эттли программы национализации. В 1946 году был установлен государственный контроль над Английским банком, угольной промышленностью, телеграфом и телефоном, гражданской авиацией. В следующие два года под крылом государства очутились энергетика, поезда, самолеты, каналы, шоссе, газ, железо и сталь. Национализация явилась выполнением предвыборного обещания, зато законы о социальном обеспечении, принятые в 1946 году и основанные на новаторских предложениях Бевериджа, сделанных четырьмя годами ранее, оказались более выдающейся исторической инициативой.

Всеобъемлющее законодательство в области социального обеспечения, совершившее в Англии настоящую революцию, предусматривало предоставление каждому англичанину бесплатного медицинского обслуживания, страхования по безработице и прожиточного минимума. После войны существовала почти полная занятость, но еще свежи были воспоминания о безработице 30-х годов. До войны программы по борьбе с безработицей не охватывали работников целых секторов экономики. У тех, кто был застрахован, сроки пособия быстро истекали. Когда это происходило, семья подвергалась ненавистной «проверке нуждаемости»: домой к безработному являлись инспектора, чтобы придирчиво изучить семейный бюджет. Горемыки, не выдержавшие проверки или не застрахованные по безработице, кончали — нищие, с растоптанным достоинством — работным домом, этим пережитком викторианской эпохи. Эффективного страхования по болезни не существовало вовсе. На случай страховали только работников с отменным здоровьем. На иждивенцев страхование не распространялось. В больницах за медицинское обслуживание не давали никаких скидок, а больным со скромными средствами ограничивали лечение. Пенсии по старости существовали, но давались они далеко не всем; многим платили жалкие гроши. Ни пособий матерям, ни пособий по случаю смерти не было и в помине.

Создание Государственной службы здравоохранения вызвало в стране дружный вздох облегчения. «Это произвело настоящий переворот в сознании менее обеспеченных, — заметил писатель Алан Силлитоу. — Пожалуй, никакой другой отдельно взятый фактор в нынешнем столетии не способствовал в такой степени рождению нового чувства гордости у английских трудящихся» {16}.

Жилищный вопрос требовал к себе самого неотложного внимания. В годы войны около полумиллиона домов было разрушено, еще три с половиной миллиона — повреждено. Положение усугублялось тем, что до войны жилищные условия были из рук вон плохи. Жизнь в трущобах порождала в стране настроение горькой безысходности. Ходили мрачные шутки на тему о том, что немецкие бомбежки сослужили полезную службу, сровняв с землей целые городские районы — жаль только, что вместе с жителями. За время пребывания Эттли у власти было построено более миллиона жилищ — немалое достижение при нехватке материалов и рабочих рук {17}. Жилье, построенное из материала, который имелся в наличии и продавался по доступной цене, имело непрезентабельный вид дешевых времянок.

Большие надежды возлагались на то, что радикальные реформы будут также проведены и в области образования. Эттли с его уравнительским подходом, наверное, лучше, чем любой другой руководитель, сумел бы реформировать систему; столь же несправедливую, как «раздельные, но равноценные» школы для негров на расистском Юге в Америке. Время было как нельзя более подходящим для того, чтобы обрушиться на элитарность системы и сломать классовые барьеры, объединив государственные школы с частными. Но Эттли, будучи сам продуктом частных школ, оставил систему образования в неприкосновенности.