Смертельная скачка - Дик Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Были ли у Боба перед этим какие-нибудь неприятности?
— Какого рода? — Она выглядела несколько ошарашенной.
— С букмекерами?
Она отвернулась, и я дал ей время решить, как отвечать. Жокеям не разрешалось делать ставки на лошадей, участвующих в скачках. А я все же работал в Жокейском клубе.
— Нет, — нерешительно проговорила она.
— Вам лучше сказать мне, потому что я все равно узнаю, но вы можете ускорить дело.
Теперь она опять повернулась ко мне лицом и взволнованно, будто защищаясь, заговорила:
— Обычно он делал ставки только на ту лошадь, на которой сам выступал. В большинстве стран это считается законным.
— Меня его игра в тотализатор интересует только с одной точки зрения: имеет ли она какую-либо связь с исчезновением Шермана. Угрожал ли ему кто-нибудь?
— Ox! — безнадежно воскликнула она, будто только сейчас поняла, что это и есть причина, по какой Боб украл сравнительно небольшую сумму и сломал себе жизнь. — Он никогда не говорил... Да он никогда бы и не сказал мне. — Она сглотнула. — Полиция спрашивала меня, не шантажировал ли кто-нибудь Боба? И я ответила, что нет, конечно, нет... Но он бы скрыл от меня, чтобы не тревожить... Поэтому как я могу с уверенностью ответить? О господи, хоть бы он написал мне.
Глаза наполнились слезами, капельки скатывались по щекам вниз, она не замечала и не вытирала их, и через несколько секунд слезы высохли. За последние три недели, подумал я, она наплакалась на всю оставшуюся жизнь.
— Вы сделали здесь все, что могли, — сказал я. — А теперь вам лучше вернуться вместе со мной в Англию. Я вылетаю в понедельник во второй половине дня.
— Вы так быстро уезжаете? — В голосе прозвучало удивление и разочарование. — Но вы же не найдете Боба до понедельника.
— Вероятно, не найду. Но у меня во вторник встреча, которую я не могу пропустить. Наверно, будет разумнее, если я вернусь позже. Но вам лучше ждать результата поисков дома.
Она долго молчала и наконец тихим, усталым, безнадежным тоном произнесла:
— Хорошо.
Глава 5
Из-за мании преследования у Арне постоянно возникали ненужные трудности. Он то и дело оглядывался, путал следы, чтобы никто не догадался, куда он идет. Чего он боялся в веселой, румяной от холода толпе, спешившей на Большие национальные скачки, знал, наверно, только его психиатр. Но, как всегда бывает, страдали от этого комплекса его друзья.
К примеру, он не захотел выпить стакан вина в уютном приветливом баре, где в камине горели королевской красоты бревна. Вместо этого в тонких кожаных ботинках и с посиневшими ушами Пер Бьорн Сэндвик, Арне и я маршировали взад-вперед по холоду, причем Арне чуть не вывихнул шею, выглядывая машины с аппаратурой прослушивания. Непонятно только, какую пользу мог кто-нибудь извлечь, подслушав наш разговор. Но Арне, видимо, лучше знал неприятеля. Зато есть надежда, философски подумал я, что в этот раз нас не раздавит катер.
Как и тогда, в фьорде, Арне прекрасно подготовился к прогулке на свежем воздухе: к голубой пуховой куртке он пристегнул теплый капюшон. У Пера Бьорна Сэндвика была фетровая шляпа. У меня — собственная голова. Может быть, со временем я тоже научусь готовиться к прогулкам.
Сэндвик, один из стюардов-распорядителей скачек, теперь сам рассказывал мне то, что я уже читал в его показаниях: каким образом Боб Шерман мог получить доступ к деньгам.
— Деньги приносят в служебную комнату, где их подсчитывают и регистрируют. Эта комната находится в том же здании, что и раздевалка жокеев, понимаете? Боб Шерман зашел в служебную комнату, так? Задал какой-то вопрос. А деньги лежали сложенными прямо у двери. Арне сам видел, как он входил туда. И Шерман, должно быть, сразу придумал план, как их взять.
— Как были деньги упакованы? — спросил я.
— В брезентовые мешки. Тяжелый двойной брезент.
— Какого цвета?
— Коричневого. — Сэндвик удивленно вскинул брови.
— Сваленные прямо на пол?
— В Норвегии очень мало преступников, — усмехнулся он.
— Да, я уже слышал. Сколько было мешков?
— Пять.
— Тяжелых?
— С деньгами, — пожал он плечами.
— Как они были завязаны?
— На кожаных шнурах с висячим замком.
Арне налетел на блондинку, которая шла навстречу. Она что-то сказала, и, судя по выражению его лица, таких слов трудно было ожидать от леди. Но и это не убедило нашего богатыря смотреть вперед. Некий враг притаился сзади и подслушивал. В этом Арне ни минуты не сомневался.
Сэндвик снисходительно улыбнулся. Высокий, любезный, неторопливый человек лет пятидесяти, властность, исходившая от него, не давила, а казалась легкой, как пушинка. Арне предупредил меня, что «этот человек стоит во главе норвежской нефти». Но в Сэндвике не чувствовалось обычного духа большого бизнеса, скорее напротив: ему будто доставляло удовольствие не создавать впечатления мощи и агрессивности. Воображаю, каким искусным оппонентом он бывал на заседаниях своего правления, словно капкан, спрятанный среди маргариток.
— Где хранились бы мешки, если бы Шерман не улучил момент, чтобы забрать их?
— Их бы заперли в сейф в служебной комнате, а в понедельник отвезли бы в банк.
— Под охраной, — вставил свое слово Арне, переводя взгляд с меня на Сэндвика, — ночного сторожа.
Но я знал, что к тому времени, когда сторож принял дежурство, мешки уже исчезли.
— Как случилось, что все служащие одновременно вышли из комнаты, так беспечно оставив деньги? Сэндвик всплеснул руками в толстых перчатках.
— Мы без конца задаем себе этот вопрос. Случайно. Комната оставалась пустой не больше пяти минут, даже, наверно, меньше. Нет никакого разумного объяснения, почему они все одновременно куда-то пошли. Но факт есть факт.
У него был высокий голос с красивым четким произношением. Но его почти совершенный английский звучал не так, как у человека, выросшего в Британии. Я долго размышлял почему и наконец понял: из-за его И, то есть буквы Ай. Англичане произносят И, втянув язык к горлу, норвежцы — прижимая к зубам. Норвежское И придавало акценту Сэндвика легкость и ясность, все, что он говорил, казалось логичным и понятным.
— В тот вечер никто не догадался, что мешки украдены, каждый из служащих считал, что кто-то другой спрятал их в сейф, раз они не стоят на полу. Только на следующий день, когда открыли сейф, чтобы отправить деньги в банк, обнаружили пропажу. И затем от Гуннара Холта мы услышали, что Шерман тоже исчез.
С минуту я подумал.
— По-моему, Гуннар Холт говорил, что Шерман раза два останавливался у вас?
— Да. — Сэндвик на мгновение поджал свой хорошо очерченный рот. — Два раза. Это правильно. Но я рад, что не в тот день, когда он украл деньги.
— Он нравился вам?
— О, да, — подтвердил он. — Я приглашал его не из любезности. Он завоевал для меня несколько побед, и я знаю, как выглядит спальня для конюхов у Гуннара. — Сэндвик чуть усмехнулся. — И дважды он гостил у меня. Но, кроме лошадей, у нас мало общих интересов. И мне казалось, что на самом деле ему у Гуннара удобнее.
— Вы могли предположить, что Шерман способен украсть?
— Мне никогда это не приходило в голову. Но я не очень хорошо его знал.
Арне не мог вынести тесного соседства зрителей на трибунах, поэтому мы смотрели первый заезд недалеко от последнего препятствия, ближе к линии финиша. Скаковая дорожка проходила по небольшой аллее, окруженной холмами, поросшими елью и березой, почти перпендикулярно устремленными к небу. Стройные темно-зеленые ели стояли бесконечными зубчатыми пирамидами, окаймленные сухими желтыми листьями и серебристыми стволами берез. А задником в этих декорациях служили нависавшие над горизонтом низкие облака, будто пушинки, гонимые легким ветром.
Несмотря на холодный серый свет и промозглый сырой воздух, настроение у зрителей было солнечное, средиземноморское. Английский жокей под бурные одобрительные крики толпы выиграл на фаворите первый заезд.
И в этот момент Сэндвик сказал, что пора идти на встречу с председателем комитета, который не мог увидеть нас раньше, потому что принимал за ленчем посла. Мы направились к зданию секретариата скачек, примыкавшему к трибунам, поднялись по лестнице, заполненной зрителями, и попали в большую комнату, где, кроме председателя, нас ждали еще пять-шесть стюардов. Пер Бьорн Сэндвик вошел первым, за ним я и потом Арне, откинувший назад свой капюшон. Председатель продолжал вопросительно смотреть на дверь, ожидая следователя из Британии. Иногда я думаю, помогало ли бы мне в работе, если бы я был толстый, лысый и в очках? Неужели рыхлый пожилой человек вызывает больше доверия и уважения, чем худощавый, шести футов ростом с густыми каштановыми волосами? Я вполне прилично зарабатывал тем или другим способом, но это почему-то упрямо не отражалось на моей внешности.