Убийство Президента Кеннеди - Уильям Манчестер

Бруно был уполномочен принять окончательное решение на месте. В дальнейшем он мучился от сознания того, что если бы он настоял на здании Женской лиги, то кортеж автомобилей в Далласе не проехал бы мимо склада школьных учебников. Из-за нерешительности, проявленной им 1 ноября, вопрос оставался открытым до приезда неделей позже в Даллас агента секретной службы Уинстона Дж. Лоусона, посланного туда на разведку. Секретная служба считала здание Женской лиги более подходящим с точки зрения безопасности, поскольку в Торговом центре было шестнадцать трудно охраняемых проходов. Оба помещения были, однако, сочтены приемлемыми. Вопрос был спешно поставлен перед Белым домом, где продолжали придерживаться политики умиротворения Коннэли. 14 ноября О’Доннел высказался за Торговый центр. В Остине Коннэли намеревался прибегнуть к другой уловке — устроить прием президента в резиденции губернатоpa, куда сенатор Ярборо не должен был получить приглашения.

Таким образом, намеренно бестактные действия Коннэли ставили под сомнение успех всей поездки президента еще до того, как он покинул Вашингтон. Коннэли вел крупную игру и, надо отметить, вел ее тонко. Парадоксально, но он брал пример с самого Джона Ф. Кеннеди, в течение трех лет находившегося в центре политической жизни всей страны. Разница между ними заключалась в том, что Кеннеди никогда и никого не пытался выжить с места и что в правящей группе Техаса, которую представлял губернатор, как раз не было людей, поддерживавших Кеннеди в 1960 году. Отголоски недовольства последних начали доходить до президента, и вечером 20 октября, в момент, когда прием судей в резиденции достиг апогея, Белый дом получил телеграмму трех либералов из Сан-Антонио, выражавших разочарование по поводу краткости предполагаемого пребывания президента в Бексарском графстве, где он получил против республиканца Никсона наибольший перевес голосов в Техасе.

Единственным городом, где все шло гладко, был Хьюстон. В остальных городах штата наблюдалось недовольство. В ряде случаев это было неизбежно. Время главы правительства ограничено, а жители Браунсвилл, Сан-Бенито, Корпус-Кристи и Фрипорта никогда бы не поняли, почему он не может уделить им несколько часов. Больше всего, однако, шумели лица, поддерживавшие Кеннеди и уязвленные тактикой Коннэли. Они не знали о трудном положении, в котором оказался Ярборо. Они знали только, что в Техас приезжает президент и что встречать и принимать его будут главным образом республиканцы и демократы-отступники. Однако одно соображение заслоняло собой все остальные: половина населения штата была сосредоточена в шести из его 254 графств.

В течение двух дней напряженной поездки по автомобильным дорогам Техаса Кеннеди сможет приветствовать миллион американцев, прежде чем он вернется и встретится в воскресенье с послом США в Южном Вьетнаме Генри Кэботом Лоджем, в понедельник будет присутствовать на официальном обеде в честь канцлера Эрхарда, а по вторник — на завтраке с членами конгресса, короче говоря, прежде чем он вернется в великолепный плен своих обязанностей.

Настал момент, когда приглашенные судьи должны были спуститься вниз. Президент поднялся с кресла-качалки и сделал знак рукой. Незаметно появившийся капитан морской пехоты спокойно приказал двум рядовым в парадной форме перенести звездно-полосатый государственный флаг США и синий с золотом флаг президента к лестнице. Президент двинулся в этом же направлении. За ним следовали три военных адъютанта, указывая каждому гостю его место в процессии. Сначала шел председатель Верховного суда Уоррен, затем Голдберг, замыкал шествие министр юстиции Роберт Кеннеди. Оркестр играл военный марш. Потом послышалась дробь барабанов, звуки фанфар и, наконец, в быстром темпе мелодия старой шотландской песни «Слава вождю».

Адъютант президента по вопросам авиации бригадный генерал Годфри Макхью, неподвижно стоявший по стойке «смирно», тайком бросил взгляд на Кеннеди и подавил в себе жест нетерпения: Макхью хотел, чтобы вождь не забывал, что нужно стоять неподвижно, пока его чествуют. Из всех президентов, которым он служил, только этот не останавливался и не отдавал честь флагу.

Раздался барабанный бой. Все было кончено. Почувствовав себя свободным, вождь смешался с толпой в Восточном зале. Эта толпа состояла из мелких судейских чиновников. Президент и первая леди осторожно продвигались сквозь возбужденные, бурлящие толпы в Зеленом, Голубом и Красном залах.

Президенту не нужно было здесь ничего особенно добиваться. Тут присутствовали преданные ему люди. Они были, однако, ого друзьями, и он хотел, чтобы им было весело в ого доме. К тому же Кеннеди были свойственны привычки политических деятелей. Он знал, что люди любят, когда их замечают, и что им льстит, когда помнят их имена. Проходя через толпу, президент остановился перед только что назначенным министром почты и связи Джоном А. Гронуски, который был впервые на приеме в Белом доме, и перед министром финансов Дугласом Диллоном. Филлис и Дуглас Диллоны сказали ему, что он в великолепной форме. Диллон добавил:

— Здравствуйте и прощайте. Мы отправляемся в Японию.

— Я знаю, — ответил Кеннеди, кисло улыбнувшись. — Вы едете в Японию, а я должен ехать в Техас — И вздохнув, добавил: — О господи, как бы мне хотелось поменяться с вами местами!

В банкетном зале его ждала закуска в стакан пунша. Он быстро прошел через зал, возвратился в кабинет, надел очки и в течение часа сидел над телеграммами из-за границы. Первая леди задержалась несколько дольше, затем поднялась наверх вместе с Робертом (Бобби) Кеннеди. Жаклин сказала ему, что с интересом едет в Техас и примет участие в предвыборной кампании. После ухода Бобби и Этель Джеку и Джекки удалось пообедать дома одним, и те немногие телефонные разговоры, которые они вели, были с друзьями и родственниками. Дома были письма от родных. Мать Джекки писала, чтобы она весело провела время. Другое письмо, от свекрови, было примерно в том же духе. Она писала, что побывала в Нью-Йорке, говорила там с разными людьми по поводу недавнего визита президента в Нью-Йорк. Президент был там без обычной полицейской охраны, отмечала она, и публика с энтузиазмом к этому отнеслась.

Единственным вмешательством извне в этот вечер 20 ноября 1963 года был телефонный звонок заместителя государственного секретаря Джорджа Болла. Болл только что вернулся из Европы, где участвовал в ряде совещаний[12]. Возвратившись в США, Болл автоматически становился исполняющим обязанности государственного секретаря, и в 21.20 он доложил, что прибыл в распоряжение президента. На какое-то время Джек должен был снова стать президентом. Он мельком затронул несколько вопросов, которые могли вызвать осложнения. Болл обещал заняться этими проблемами.

— Хорошо, — сказал президент. — Я вернусь из Техаса в воскресенье. Приезжайте в Кемп Дэвид. Там будет Кэбот Лодж, и мы обсудим эти вопросы. — Затем он положил трубку и отправился на второй этаж.

Гости танцевали. Для этого, собственно, и был предназначен Восточный зал. Его полное название — Восточный бальный мал, и танцевавшие здесь сторонники Кеннеди молодые кавалеры и их элегантные дамы казались на своем месте. Для них не было ничего необычного и этих танцах. Будущее обещало тысячи таких вечеров. Прием судей продолжился без каких-либо помех. Скользя но натертому воском паркету, агенты секретной службы весело танцевали и Тустен, но подозревая, что через три дня на этом самом полу, где они делают сейчас свои пиру. пируэты в деревянном ящике будет покоиться тело президента, которого они дали клятву защищать. Знай это, они отдали бы свою жизнь. Ничто, однако, не предвещало беды. Офицеры кружились в танце, в то время как в комнате над ними спал тот, кто был по конституции их главнокомандующим. Самые могучие в истории военные силы но могли помешать катастрофе.

И все же…

Нити, которые ткала судьба, отбрасывали невидимые тони. Оливер С. Халлет, капитан третьего ранга военно-морских сил США, трудился в эту среду в оперативном отделе Полого дома над расшифровкой последних телеграмм дли президента. Поступавшие сообщения не представляли особого интереса. Однако само присутствие помощника адъютанта президента по военно-морским делам и Белом доме можно считать странной иронией судьбы. Так как капитан третьего ранга Халлет получил свое назначение совсем недавно, он и его супруга Джоан не были приглашены на прием. Волею злосчастной судьбы они, однако, были связаны с событиями, которые должны были произойти менее чем через сорок часов. Девять месяцев назад Халлет был назначен на свой пост в Белом доме. Перед этим он нес службу на подводной лодке, а еще ранее он и его жена работали в десятиэтажном жилом здании и Москве, где помещается посольство США в СССР. Он был военно-морским атташе. Джоан работала в приемной посольства. И последний день октября 1959 года в холл посольства пошел, широко шагая, худосочный юноша со странно посаженными глазами и швырнул на стол Джоан Халлет свои зеленый паспорт. Он сообщил ей, говоря с южным акцентом, что пришел отказаться от своего американского гражданства.